Диссертационная культура с позиций «истории повседневности»
Также в заключении отметим, что многочисленные примеры диссертаций российских историков изучаемого времени незаурядных по проблематике, инновационных по методологии, оригинальных по замыслу и фундаментальных по источниковому обеспечению дают основание рассматривать их в качестве значимых явлений в истории отечественной исторической науки. Профессорская корпорация российских университетов сумела… Читать ещё >
Диссертационная культура с позиций «истории повседневности» (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
В начале параграфа дадим краткую характеристику понятию «история повседневности».
«История повседневности» это новая отрасль исторического знания, предметом изучения которой является сфера человеческой обыденности во множественных историко-культурных, политико-событийных, этнических и конфессиональных контекстах. В центре внимания истории повседневности комплексное исследование повторяющегося, «нормального» и привычного, конструирующего стиль и образ жизни у представителей разных социальных слоев, включая эмоциональные реакции на жизненные события и мотивы поведения.
Возникновение истории повседневности как самостоятельной отрасли изучения прошлого является одной из составляющих так называемого «историко-антропологического поворота» в гуманитарной мысли Запада. Он начался в конце 60-х гг. XX века в результате крушения великих идей, вместе с революцией «новых левых» и ниспровержением всех старых объяснительных концепций.
В России понятие «повседневность» в исторических исследованиях употребляется с середины 1980;х годов. Отчасти на его внедрение в наш научный тезаурус повлияло падение «железного занавеса» и расширение возможностей знакомства наших ученых с западной литературой, а отчасти — риторика этнографических исследований, в которых под изучением повседневной жизни подразумевалось изучение трудового и внерабочего быта.
Доктор наук Н. Л. Пушкарева следующим образом определяет понимание категории повседневного. На ее взгляд, она включает:
- — событийную область публичной повседневной жизни, прежде всего, мелкие частные события, пути приспособления людей к событиям внешнего мира;
- — обстоятельства частной, личной домашней жизни, быт в самом широком смысле;
- — эмоциональную сторону событий и явлений, переживание обыденных фактов и бытовых обстоятельств отдельными людьми и группами людей.
Особенностью российского понимания истории повседневности является ее отнесение к разделу культурологии или даже почти этнологии, а потому при исследовании повседневного пользуются этнологическими методами и приравнивают ее к истории быта. Однако соотношение истории быта (как предмета этнографических описаний) и истории повседневности (как нового направления именно в исторических исследованиях) не столь просто.
Для анализа повседневности характерно иное вчитывание в текст источника, попытки проникнуть в его внутренние смыслы, учет недоговоренного и случайно прорвавшегося. Историк, ставящий задачу реконструировать с помощью сохранившихся источников «типичное» для определенного времени и определенной социальной группы, старается выяснить мотивацию действий всех исторических акторов и через это приблизиться к их пониманию.
В нашей работы мы рассматриваем историографию исследований диссертационной культуры дореволюционной России с позиции «истории повседневности» в плане анализа исследований, посвященных быту ученыхисториков дореволюционной России, характеристике их деятельности, их культуры, описанию их речей на защитах диссертаций, диссертационным диспутам и др. «бытовым» вопросам.
Проанализированные нами исследования мы также разграничиваем на два периода:
- 1) исследования, посвященные данной теме, написанные в ХХ веке;
- 2) исследования, посвященные данной теме, написанные в ХХI веке.
Начнем обзор с исследований, написанных до 2001 года. Нами были изучены и проанализированы следующие работы (в хронологическом порядке):
- — Галкин К. Т. Высшее образование и подготовка научных кадров в СССР (1958 г.);
- — Щетинина Г. И. Послужные списки как исторический источник о составе профессоров в пореформенной России (1977 г.);
- — Фундаминский М. И. Социальное положение ученых в России XVIII столетия (1984 г.);
- — Савельев А. Я., Момот А. И., Хотеенков В. Ф. и др. Высшее образование в России: Очерк истории до 1917 года (1995 г.);
- — Галиуллина Р. Х. Михаил Николаевич Мусин-Пушкин попечитель Казанского учебного округа (1827−1845 гг.) (1997 г.).
Как и в предыдущем параграфе работы, мы отмечаем наличие гораздо большего количества исследований изучаемого вопроса после 2001 года по настоящее время. К данным исследованиям мы относим (в хронологическом порядке):
- — Павловская С. В. Воспоминания и дневники отечественных историков как исторический источник изучения общественно-политической и научнопедагогической жизни России конца XIX начала XX веков (2006 г.);
- — Корзун В. П., Сидорякина Т. А. К проблеме трансформации «профессорской культуры» (2009 г.);
- — Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского» в исторической науке и российской культуре (2010 г.);
- — Алеврас Н. Н. Речь на магистерском диспуте Г. В. Вернадского в контексте его диссертационной истории (к публикации источника) (2010 г.);
- — Антощенко А. В. Диссертации П.Г. Виноградова (2010 г.);
- — Бычков С. П. Диссертация как завершение пути в науку. Особенности научного становления в стенах духовных академий русской православной церкви во второй половине XIX — начале ХХ в. (2010 г.);
- — Винокуров Д. А. Из истории научных конфликтов в отечественной историографии XIX века: полемика вокруг магистерской диссертации И. П. Хрущова (2010 г.);
- — Гришина Н. В. «Написать такую книгу подвиг не малый…». Речь, произнесенная Екатериной Яковлевной Кизеветтер, в честь защиты А. А. Кизеветтером магистерской диссертации (2010 г.);
- — Никифоров Ю. С. Культура российского историка последней трети XIX начала XX в. (на примере представителей «русской исторической школы») (2010 г.);
- — Гришина Н. В. Диссертационная история И. П. Сенигова в системе коммуникаций историко-филологического сообщества (2011 г.);
- — Алеврас Н. Н. Диссертационный диспут как событие и традиция университетского быта второй половины XIX — начала XX века (2011 г.);
- — Алеврас Н. Н. Проблемы источника и метода в академических отзывах В. О. Ключевского о диссертациях петербургских историков (2011 г.);
- — Файер В. В. «Слава богу, моя диссертация оказалась неудачной…»: особенности воспоминания в небольшой научной корпорации (2011 г.);
- — Мягков Г. П. Научное сообщество историков дореволюционной России в свете «старой» и «новой» модели историографического исследования (2011 г.);
- — Корзун В. П. Научные сообщества историков России: практики антропологического описания (из лекционного опыта) (2012 г.);
- — Жибоедов В. В. Защита кандидатской диссертации Н. М. Дружининым (2012 г.);
- — Посохов С. И. «Считаю для себя неприличным…»: этические аспекты процесса защиты диссертаций в университетах Российской империи ХІХ — начала ХХ вв. (2012 г.);
- — Мягков Г. П., Хамматов Ш. С. «Печальная история моего диспута», или как состоялась «лучшая страница в моей жизни»: Казань в научной судьбе И. В. Лучицкого (2013 г.);
- — Алеврас Н. Н., Корзун В. П. Речь А.С. Лаппо-Данилевского на диссертационном диспуте (2014 г.);
- — Гришина Н. В. Диссертационные диспуты конца 1920;х гг.: становление новых дисциплинарных нормативов (на примере диспутов Н. М. Дружинина и А.И. Неусыхина) (2014 г.);
- — Гришина Н. В. «Работа… не является марксистской…», или формирование канона экспертизы научных исследований в 1920;е гг. (на примере диссертации Н.М. Дружинина) (2014 г.);
- — Фельдман Д. М. К диагностике диссертационного скандала в научнообразовательном сообществе (2014 г.);
- — Ильина К. А. Защита диссертации С. П. Шевырёва, или рождение
«русского профессора» (2015 г.).
Также, как и в предыдущем параграфе работы, отметим, что это далеко не все исследования, посвященные интересующей нас тематике. Мы отобрали наиболее интересные из них, которые можно рассматривать с позиции «истории повседневности». Охарактеризуем далее некоторые наиболее интересные исследования. С. В. Павловская в своем диссертационном исследовании «Воспоминания и дневники отечественных историков как исторический источник изучения общественно-политической и научно-педагогической жизни России конца XIX начала XX веков"(2006 г.) отмечает, что ее работа — это первая попытка целостного исследования воспоминаний и дневников отечественных историков. Новой является и сама постановка вопроса о мемуарном комплексе историков как историческом и историографическом источнике. На основе анализа данных видов источников, их проблематики, получены новые знания об общественных настроениях интеллигенции, ученых гуманитариев революционной эпохи, о развитии науки, научной проблематики, истории университетского образования.
С.В. Павловская особо отмечает, что «дневники и воспоминания историков являются системообразующим мемуарным комплексом, который занимает особое место в структуре общеисторических источников личного происхождения. Он выделяется тем, что наряду с общепринятыми признаками мемуарного комплекса, в нем присутствует научноисследовательское отражение действительности. В воспоминаниях и дневниках историков отражены актуальные темы отечественной истории, проблематика отечественной исторической науки, и в этом смысле источниковый комплекс является ценнейшим, уникальным историографическим источником, раскрывающим творческий процесс деятельности ученого. Существенной особенностью данного комплекса является то, что в нем содержится информация трех видов: личностная, общественно-политическая и научно-историографическая. Авторы мемуарных текстов (осознанно или неосознанно) выступают в разных ролях: как личности, представители общественного слоя интеллигенции, как граждане участники и современники событий общественной, политической жизни эпохи и как историки-исследователи, профессиональная особенность мышления которых отражается в оценках и интерпретации событий».
Другое интересное диссертационное исследование ученого Ю. С. Никифорова «Культура российского историка последней трети XIX начала XX в. (на примере представителей «русской исторической школы»)"(2010 г.) посвящена исследованию деятельности либеральных историков последней трети XIX начала XX в., контексту их профессиональной жизни, особенностям научных коммуникаций и поведенческих стереотипов.
Ю.С. Никифоров отмечает, что «изученные им воспоминания и мемуары в наибольшей степени позволяют проникнуть в культуру историков, раскрыть обстоятельства их жизни и творчества, обнажить скрытые механизмы формирования научных и общественных взглядов ученых, объясняют мотивацию тех или иных интересов или с поступков, дают возможность прочувствовать дух пореформенного времени».
В своей книге «Школа В. О. Ключевского"в исторической науке и российской культуре» (2010 г.) Н. В. Гришина рассматривает историографические образы «школы В.О. Ключевского», анализирует ее исследовательские, коммуникативные и педагогические основания. В книге раскрывается деятельность представителей «школы Ключевского» на общественно-политическом поприще, в сфере образования и просвещения и в пространстве русских литературно-художественных традиций, исследуется общественное восприятие В. О. Ключевского и его учеников.
В заключении Н. В. Гришина делает вывод, что «рост общественного интереса к результатам научных исследований наряду с относительной демократизацией системы высшего образования способствовал сближению науки и социума. В этой ситуации В. О. Ключевский и его ученики взяли на себя роли воспитателей и просветителей, понимание которых вписывалось в либеральный публицистический дискурс того времени, всячески подчеркивавший значимость образования. В сознании русского общества когорта учеников историка сформировалась в виде самобытных образов ученых-историков, общественных деятелей, талантливых педагогов».
Интересное исследование было проведено Н. Н. Алеврас, посвященное диссертационному диспуту. В статье «Диссертационный диспут как событие и традиция университетского быта второй половины XIX — начала XX века"автор указывает, что диспут являлся кульминационным событием диссертационной истории (сейчас это называется «защита диссертации»).
«Именно диссертационный диспут, хотя и имевший некоторую „сценарную режиссуру“, идущую от нормативных положений министерских документов, дополнялся различными ритуалами и традициями его проведения, возникавшими в научном сообществе на неформальной основе, а потому он превращался в своеобразный научный „спектакль“. Основной его тон и коллизию задавали оппоненты (в дореволюционных университетах по традиции, идущей еще от диссертационных практик первой половины XIX в., их нередко называли „возражателями“). Диспут, как правило, привлекал немало „зрителей“ и превращался в факт культурной жизни не только университета, но и университетского города, получая отражение в периодической печати и возбуждая внимание общественности. Диссертационный диспут заложил основу создания диссертационных текстов „малых форм“, сопровождавших защиту соискателя. Среди них особое значение имеет речь диссертанта перед аудиторией, в которой он публично выражал свой научный замысел. Характер выступления диссертанта и степень его интеллектуального воздействия на аудиторию во многом определяли в научной и общественной среде оценку как самой диссертации, так и достоинств и слабостей ее автора».
Итак, анализ работ, посвященных исследованию диссертационной культуры дореволюционной России с позиции «истории повседневности», показал некую направленность современной историографии на личность ученого, стремление проникнуть на глубокий уровень прочтения его научного творчества, понять «чем он жил» и «о чем думал» на так называемом «бытовом» уровне.
В заключении рассмотрения нашего вопроса мы может констатировать тот факт, что исследования диссертационной культуры дореволюционной России начали проводиться, в основном, уже в XXI в.
Данный вывод подтверждается исследованием Н. Н. Алеврас, которая указала, что «российские историки науки, библиографы и историографы обратились к такому аспекту интересующей нас проблемы, как история формирования ученых степеней и званий в России в 1980;1990 гг. Однако непосредственный опыт создания системы подготовки претендентов „к профессорскому званию“ и традиций, складывавшихся в этой области в российских университетах с начала XIX в., являлся скорее фоном, чем исследовательской целью большинства работ. Факты защит диссертаций, характеристика диссертационных диспутов оказывались в большинстве случаев иллюстративным материалом, а не объектом специального изучения. Сама диссертация как один из важнейших результатов подготовки ученого высшей квалификации не подвергалась специальному анализу как некий феномен научной жизни сообщества ученых. Социокультурные аспекты проблемы, рассмотренные с позиций культурной истории, в то время были более характерны для исследований западных коллег. В отечественной историографии проблематика, которую мы связываем с явлением диссертационной культуры и пытаемся рассмотреть в историкоантропологическом ракурсе, начинает формироваться только в первые десятилетия XXI в.».
Также в заключении отметим, что многочисленные примеры диссертаций российских историков изучаемого времени незаурядных по проблематике, инновационных по методологии, оригинальных по замыслу и фундаментальных по источниковому обеспечению дают основание рассматривать их в качестве значимых явлений в истории отечественной исторической науки. Профессорская корпорация российских университетов сумела использовать как условия официально-бюрократического происхождения, так и повышенные требования к содержательной стороне диссертаций, а также к процедуре их экспертных оценок, в целях подготовки ученых глубокой и разносторонней научной эрудиции, ориентированных при создании диссертационных исследований на поиск нового знания.