Другие методологические изменения в понимании причинности и детерминации

Закон как составляющая психологической теории и как методологический аспект понимания детерминации

Итак, каузальность в житейском смысле включила предположение о детерминации одного явления или события другим (другими) в том варианте, как его предуготавливают понятия целевой или воздействующей причины, реализующейся к тому же в определенной пространственновременной развертке. В житейском взгляде на проблему детерминации (применительно к психическим явлениям) она выглядит так, как это диктует «классическая» картина мира в соответствии с естественнонаучными представлениями Нового времени: причина действует во времени и пространстве, а знание причин события дает нам «истину» .

Полагаемые в качестве причин действия (или замыслы) других людей или собственные формы активности рассматриваются при этом также как воздействия на какие-либо события. Рассмотренная ранее дедуктивно-номологическая модель вводит такое классическое понимание причинности в обоснование законообразности мира (гл. 7). Психологические школы далеко не всегда ей следовали в понимании изучаемых закономерностей (как проявлений общего — обязательного — закона при определенных условиях). Более того, следуя постулату непосредственности, ряд из них прямо переносили физикалистски понятую причинность на понимание связи психологической регуляции с внешними условиями (бихевиоризм, гештальтпсихология и др.).

Таким образом, неслучайным следует считать то положение дел, что проблемы свободы выбора, самоопределяемых действий человека (самопричинных, по М. Мамардашвили), психологической реальности высших (в вертикали личностного самосознания — духовных) уровней нравственного самоопределения оставались во многом за пределами исследовательских поисков тех направлений, которые базировались на классическом понимании причинности. Именно эти вопросы стали ведущими для гуманистической психологии, экзистенциальной, а также культурно-исторических теорий, в рамках которых заведомо не предполагалось понимание закона как составляющей теории, что диктовалось классическим идеалом рациональности.

Переход к неклассическим теориям в психологии был обусловлен и изменением в понимании психологической причинности, и возникновением неклассических представлений о детерминации в рамках философско-методологического анализа проблемы свободных действий (как действий человека разумного, а не только обладающего чувствами и волей).

Эти изменения обозначались в круге вопросов, контекст которых задавал необходимость обращения к понятию детерминации.

Введение

в культурно-исторической концепции Л. С. Выготского понятия опосредствованности изменило представление о детерминации развития высших психических функций. Оно обосновывалось в ином круге обсуждаемых вопросов, чем аристотелевское представление о четырех причинах или галилеевское, связываемое К. Левиным с пониманием каузально-генетического закона. Кризис психологии, пути выхода из которого обсуждал Л. С. Выготский, отразил в том числе и ориентированность ряда психологических школ на попытку оставить при изменении предмета психологического анализа прежнее (классическое) представление о причинной детерминации психологических явлений. Изменение в понимании закона было обусловлено связыванием его с культурной детерминацией через звено произвольного употребления психологических орудий (позже — знаков), т. е. активностью самого субъекта (сначала в ситуации «пра-мы», внешнего и интерсубъектного взаимодействия). Закон тем самым терял статус обязательного (к исполнению) и приобретал контекст зависимости от субъекта, который в полной мере проявится на неклассической стадии развития науки.

Итак, психологические законы невозможно рассматривать в отрыве от психологических теорий, в рамках которых формулируются различающие их объяснительные принципы. Но понимание закона можно обсуждать и как методологическую проблему, связанную с онтологическим или иным его статусом, в связи с определенным психологическим пониманием каузальности и генеза явлений, в системах разных психологических понятий и разных проблем психологии. Однако изменения в обобщениях представлений о причинности и детерминации связаны не только с развитием научного знания и становлением тех или иных психологических теорий. Они становится необходимыми линиями обсуждения в философско-методологическом переосмыслении возможностей понимания и познания бытия, если в него включается человек. Определенное понимание сущности психической организации человека выступает при этом условием изменения круга вопросов, включаемых в поле проблемы (причинности).

Рассмотрим с этой точки зрения два подхода, развивавшиеся С. Л. Рубинштейном и М. К. Мамардашвили и отразившие новые методологические линии включения человека в общую цепь причинных событий. Последовательность изложения определяется при этом не только историческим контекстом работ этих авторов, но и степенью их разрушительности для классической картины мира и человека в нем.