Геном как идеальный объект

Теперь посмотрим, как молекулярные биологи характеризуют на теоретическом уровне, что такое сам геном, как он мог возникнуть. Нетрудно заметить, что объяснение сущности и происхождения генома строится Тарантулом с опорой на технические и лингвистические метафоры. Характеризуя геном, он употребляет, с одной стороны, такие «лингвистические» метафоры как «энциклопедия», «информация», «текст», «опечатки», «кодирование», «расшифровка», «транскрипция» и т. д., с другой стороны, «технические» метафоры — «производство», «транспортировка», «упаковка», «перезапись» и др. И это не просто метафоры, помогающие понять, они явно имеют функции научного объяснения. И так поступает не только Тарантул, но и другие биологи.

Действительно, анализируя, например, две основные концепции происхождения биологической жизни (В. И. Гольданского и М. Эйгана), Н. К. Удумян показывает, что в обоих случаях помимо собственно физико-химических представлений приходится вводить «принципы со стороны», принадлежащие другим дисциплинам, подчиняющиеся совершенно другой логике. Так, Гольданский вводит представление «о скачкообразном, бифуркационном, или фазовом, переходе из рацемического состояния в упорядоченное хирально-чистое. („Способность молекул существовать в двух зеркально-противоположных формах называется хиральностью. Живой природе присуща практически абсолютная хиральность: белки содержат только „левые“ аминокислоты, а нуклеиновые кислоты — только „правые“ сахара. Хиральная чистота живой природы означает, что на определенном этапе эволюции нарушилась, вернее, полностью разрушилась зеркальная симметрия предбиологической среды“. В неживой природе наблюдается „тенденция к рацемизации, т. е. к установлению зеркальной симметрии“). Этот переход совершается самопроизвольно в критических условиях, когда прежнее неустойчивое симметрическое состояние не может более существовать и скачком переходит в новое, устойчивое состояние с „разрушенной“ симметрией»^[1].

М. Эйган вводит другой принцип — «селекционной ценности», позволяющий объяснить не только отбор случайно возникающих комбинаций молекул, но и возникновение информации. «Информация рассматривается в качестве свойства макромолекул и оценивается по их способности к авторепродукции»^[2].

В весьма интересной статье «Универсальная перспектива творческого интеллекта в свете постнеклассической методологии» ее автор, А. П. Назаретян, в качестве принципа со стороны вводит демона Максвелла, позволяющего «перекачивать энергию от более равновесных к менее равновесным зонам»^[3]. Обобщая эту метафору, А. Назаретян вводит еще одно понятие — «система с демоном», высказывая далее интересное соображение, что в истории роль демонов играли вполне объективные социальные структуры и исторические ситуации^[4].

Эти примеры позволяют сформулировать важную гипотезу: чтобы объяснить сущность и происхождение своих объектов изучения (биологической жизни, генома и др.), биологи вынуждены обращаться к другим дисциплинам (теория информации, синергетика, философия техники, лингвистика), откуда заимствуют соответствующие объяснения. Например, хотя прямо Тарантул не утверждает, что двухметровую ДНК кто-то специально упаковал, но «техническое» описание этой упаковки прямо-таки вынуждает нас увидеть образ некого «техникадемиурга», то ли в божественном виде, то ли в облике демона. «Оказывается, — пишет Тарантул, — в ядре осуществляется «насильственная» упаковка молекул ДНК. Это достигается с помощью специальных механизмов, обеспечивающих изгибание двойной спирали ДНК. Существует несколько уровней «компактизации» ДНК в клетке.

Некоторые особенности упаковки ДНК изучены хорошо, а о некоторых существуют пока лишь приблизительные представления. Первый уровень компактизации заключается в накручивании нити ДНК, как нитки на катушку, на специальный комплекс ядерных белков (гистонов). Нить ДНК делает около двух оборотов вокруг одного комплекса, а затем снова около двух оборотов вокруг второго комплекса и т. д. В результате образуется структура, напоминающая бусы. Отдельные бусинки в этой структуре получили название нуклеосомы… Этот уровень укладки позволяет уменьшить линейные размеры ДНК в 6—7 раз.

На втором уровне компактизации «бусы» укладываются в спираль, состоящую из шести нуклеосом на виток. При этом линейные размеры ДНК уменьшаются в сумме до 1 мм, т. е. в 25—30 раз.

Третий уровень компактизации молекул ДНК изучен еще плохо. Скорее всего, это петельная укладка фибрилл — образование петельных доменов, которые под углом отходят от основной оси хромосомы (уплотнение в 680 раз). Их можно увидеть в обычный световой микроскоп.

На последнем уровне компактизации ДНК происходит ее уплотнение примерно в 10 000 раз"^[5].

Я прекрасно понимаю, что большинство биологов будут утверждать, что эти «насильственные» механизмы упаковки сложились в ходе естественной эволюции и отбора. Однако как это возможно, где научное объяснение? Его нет. Поэтому выход один — приписать природе способность к творению, к разумному конструированию биологической реальности. «Живая природа, — пишет, например, И. Б. Литенецкий, — гениальный конструктор, инженер, технолог, великий зодчий и строитель. Миллионы лет она отрабатывала и совершенствовала свои творения… Чего только нет в ее „патентном бюро“! Гидравлический привод? Пожалуйста, у паука. Пневматический отбойный молоток? Вот он у земляной осы… Предсказатель штормов? У медузы. Запахоанализатор, способный различать 500 тысяч запахов? У обыкновенной дворняжки»^[6].

И у Тарантула геном человека подозрительно напоминает искусственный язык и сложное техническое устройство одновременно. А за ними, в свою очередь, угадывается фигура Творца (подчеркиваю еще раз, что сам Вячеслав Залманович этого не утверждает; здесь я додумываю за него, как того требует мысль). Впрочем, последовательные ученые, не только биологи, но и, например, физики, прямо говорят: да, Творец, да, в природе, любой: и живой и неживой, да, действует Разум, да, всякая природа отчасти разумна, да, это нам только кажется, что человек произошел эволюционным путем, а на самом деле такое сложное и разумное устройство (ведь, только чтобы упаковать ДНК, сколько нужно было смекалки) под силу только Творцу. Всего один пример. Обсуждая так называемый антропный принцип (АП), в соответствии с которым «Вселенная такова, какой мы ее наблюдаем, потому что существует человек», Вадим Казютинский пишет, что сильный АП (Вселенная должна быть такой, чтобы в ней на некотором этапе эволюции допускалось существование наблюдателей) «действительно способен вызвать телеологические ассоциации… Целесообразность, обнаруживаемая нами в живой и неживой природе, была интерпретирована как проявление «разумного замысла», подчиненного неким трансцендентальным сознательным целям. Этот замысел проявляется в законах природы и соответствующих фундаментальных константах. По словам Ф. Хойла, «для теолога антропные свойства выглядят подтверждением веры в Творца, спроектировавшего мир так, чтобы удовлетворить в точности нашим требованиям»^[7].

Но, кстати, впервые такой ход мысли пришел в голову великому Аристотелю. Критикам Аристотеля было непонятно, чем аристотелевская система лучше остальных (не забудем, что Демокрит, Платон и другие греческие философы утверждали: мир устроен иначе, чем у Стагирита) и почему исходные ее положения («начала», принимаемые без доказательства) предпочтительней каких-нибудь других. Преодолевая это затруднение, Аристотель вынужден был иерархически упорядочить все начала, подчинив их «первым началам», и, кроме того, «замкнуть» все построение, лишив критиков возможности продолжать атаку на основания своей системы. Так, он стал утверждать, что самые первые начала — это Единое, Небо и Божество, которые философ (в данном случае сам Аристотель) постигает («созерцает» и «мыслит»). При этом Божество (Разум), по Аристотелю, тоже занималось постижением, но уже самого себя: оно, как пишет Аристотель в «Метафизике», живое существо, которое «мыслит (созерцает) мышление». «Так вот, от такого начала зависит мир небес и природа. И жизнь — такая, как наша — самая лучшая, на малый срок… При этом разум, в силу причастности своей к предмету мысли, мыслит самого себя… и умозрение есть то, что приятнее всего и всего лучше. Если поэтому так хорошо, как нам, богу — всегда, то это изумительно: если же — лучше, то еще изумительней»^[8].

Таким образом, чтобы объяснить введение изобретенных им правил и категорий мышления и тем самым оправдать свою философию, Аристотель приписывает реальности разумность. Разум Аристотеля — это, с одной стороны, искусственное (мыслящее живое существо), с другой — естественное, особая природа (первое начало, Небо). И опять не будем спешить, утверждая, что Творец создал человека и его геном.

Зададимся таким вопросом: случайно ли Тарантул использует технические и лингвистические метафоры и объяснения? Безусловно, нет, эти аналогии напрашиваются сами собой. Правда, если только допустить, как это и делают молекулярные биологи, что геном является устройством, подобным компьютерной программе и сложному языковому тексту одновременно. Тогда открывается познавательная перспектива — расшифровать программу, понять «функции» сложнейшего технического устройства, которым является организм человека при том, что известна «конструкция» этого устройства (текст программы).

Да и как, действительно, если не технически можно объяснить упаковку ДНК в ядре клетки? Правда, все можно перевернуть, заявив вслед за первыми философами техники (Э. Каппом и П. Энгельмейером), что сама техника есть продукт эволюции. И в самом деле, разве современные исследования техники не показывают, что она возникла не столько в силу хитрости нашего ума, сколько сложилась под влиянием разнообразных культурных и социальных факторов. Более того, как утверждает автор «Технетики», Б. И. Кудрин, «нынешнее поколение технического (а последующие — в еще большей степени) существует лишь как частичка какого-то, зафиксированного во времени, техноценоза, неизмеримо большая часть которого создана до рождения живущих и вложенная иерархия которых и образует техносферу планеты. Глобальный эволюционизм технического диктует появление другого технического так, что каждая из единиц технически живого и технетического как особь переделывает окружающее в направлении, благоприятном для себя…

Технетика как бы исключает человека из рассмотрения. Окружающая человека среда обитания есть превращенная природа, техносфера наложилась на биосферу и трасформировала ее"^[9].

Если принять такой подход, то техника — это продукт эволюции жизни (биологической и социальной), и поэтому познание биологии человека с помощью технических метафор вполне осмыслено (подобное познается подобным). Сходное рассуждение можно провести и относительно лингвистических метафор, поскольку можно считать, что язык — это продукт биологической и социальной эволюции. Но одновременно такой подход ведет к упрощенному и неадекватному объяснению и стратегии познания. Чтобы убедиться в этом, проведем мысленный эксперимент. Представим, что мы хотим понять, что собой представляют египетские пирамиды. Перед нами нечто: будем вслед за Тарантулом считать, что это хитроумное техническое сооружение или зашифрованное послание (текст). Дальше идут буйные фантазии. Пирамиды — это маяки пришельцев, это генераторы сакральной энергии, это зашифрованные послания других цивилизаций и т. д. и т. п.; известно, что есть целая «наука», представители которой неутомимо упражняются в сочинении подобных версий.

Но разве представители геномики мыслят иначе, ведь свою задачу они понимают в том же ключе — расшифровать геном, понять его как техническое устройство? «ДНКовый текст генома человека, — пишет Тарантул, — пока лишь только „считан“ со сверхминиатюрного природного носителя информации — ДНК — и занесен на обычные электронные — компьютерные базы данных. При этом мы пока еще не владеем полностью „грамотой“ генетического языка, скрывающего многочисленные секреты человека. Вот в чем причина, почему нельзя говорить, как это часто делают журналисты (да и мы иногда говорили ради красного словца), что геном расшифрован. Он не расшифрован, а только прочитан, или, выражаясь по-научному, секвенирован. К самой расшифровке генома ученые-генетики только приступают… На повестке дня стоит новый лозунг: „От структуры — к функциям“»^[10].

Такое понимание задач геномики показывает, что технические и лингвистические аналогии — это не метафоры, а особый биологический дискурс. По сути, таким путем исследователи генома конструируют геном как идеальный объект. Приписывая геному технические и лингвистические характеристики, они получают возможность строить теоретические рассуждения (например, считать, что в геноме зашифрованы программы формирования клеток, органов, организма и даже поведения). Так и слышу здесь голос генетика: легко критиковать, но что вы можете предложить сами! А вот что: взять за модельный пример объяснение процесса формирования египетских пирамид.

• [1] Удумян Н. К. Современные методы изучения молекулярной биологии // Вызовпознанию: стратегия развития науки в современном мире. — М., 2003. — С. 130—131.
• [2] Там же. — С. 137.
• [3] Назаретян А. П. Универсальная перспектива творческого интеллекта в свете постнеклассической методологии//Там же. — М., 2003. — С. 419.
• [4] Там же. — С. 420—421.
• [5] Тарантул В. 3. Цит. соч. — С. 51—52.
• [6] Литенецкий И. Б. На пути к бионике. — М., 1972. — С. 5.
• [7] Казютинский В. Научная картина мира и вселенная // Человек. Наука. Цивилизация. К семидесятилетию академика В. С. Степина. — М., 2004. — С. 363.
• [8] Аристотель. Метафизика. — М.; Л., 1934. — С. 211.
• [9] Кудрин Б. И. Технетика: Новая парадигма философии техники (третья научная картина мира). — Препринт. — Томск, 1998. — С. 6, 17, 36.
• [10] Тарантул В. 3. Цит. соч. — С. 167.