Причинность. 
Система философии

принцип субстанциальной причинности

Понятие причинности подготовилось в более абстрактном понятии становления, которое, со своей стороны, возникло из понятия изменения, коль скоро произведено было отвлечение от мысленно подразумеваемого при последнем пребывающего бытия. Вместе с тем становление получило характер чисто логического понятия, так что оно, хотя и выражает определенный момент данной в опыте действительности, настолько же непригодно для постижения какой-либо связи опытов, как и противостоящее ему понятие бытия. В этом заключается принудительный мотив снова освободить оба эти понятия от их одностороннего изолирования таким образом: становление дополняется мысленно добавляемым бытием, точно так же и бытие — мысленно добавляемым становлением, причем, однако, сохраняются те абстрактные определения, которые получило каждое из этих понятий при своем исключающем противоположное понятие разобщении. Возникшее таким образом соединение бытия и становления нашло свое выражение прежде всего в понятии причинности субстанции. Отныне субстанция предполагается в последнем как пребывающее бытие, хотя она мыслится в то же время и как причина становления. Этим уничтожается противоположность между бытием и становлением; оба они стали дополняющими друг друга определениями одного и того же понятия субстанции.

Таким образом на этой первой ступени своего развития понятие причинности находится еще вполне под влиянием преобладающего понятия субстанции. Причинность есть лишь одна из обеих сторон субстанции, а потому в нее наперед уже вводится предположение, что в ней найдет выражение и другая сторона — пребывание субстанции. Стало быть, на этой ступени в полной силе сохраняется принцип: «без субстанциальности нет причинности», между тем как обратное положение не установлено настолько же бесспорно, потому что причинная деятельность субстанции представляется атрибутом, не столько необходимо постулируемым, сколько случайно присоединяющимся к пребывающему бытию субстанции. Всюду, где речь идет о причинности, поскольку субстанция рассматривается как необходимая носительница последней, она и сама называется «причина», «causa». Эти выражения прямо указывают на то, что всякий процесс становления и бывания должен быть относим к некоторой вещи, к некоторой субстанции как к своему основанию. Очевидно, что психологически это субстанциализирование понятия причинности коренится в действующей личности. Как у последней отдельное действие есть преходящее событие, производимое продолжающей существовать личностью действующего, так мифологическое мышление рассматривает все явления природы как действия живых существ. Итак, психологически понятие причинности субстанции есть не что иное, как философский остаток этого мифологического понятия причинности. Но, как уже на указанных предварительных ступенях развития понятия не вполне отсутствовали логические мотивы, так теперь, как только поблекнут антропоморфические представления, за этими мотивами признается решающее значение. Сам действующий человек лишь один опыт из многих, в которых определенное событие связано с наличностью предметов, которые сами во время этого события остаются неизменными в своих существенных свойствах. Если солнце испускает из себя лучи света и теплоты, если камень падает на землю, всегда должны быть налицо известные предметы: солнце, камень, земля, чтобы могли наступить указанные явления. Поэтому и размышление физика останавливается прежде всего на взгляде, согласно которому объекты служат «причинами» явлений природы. Он вкладывает в солнце светородную и теплотворную силу, в камень — силу падения, или, на точке зрения более зрелого исследования, в землю — силу притяжения. Об этих силах предполагается, что они неотъемлемо связаны с субстанцией тел, но что в то же время от случайного присоединения дальнейших условий зависит, начнут ли действовать эти силы на самом деле или нет. Так, земля продолжает оказывать притяжение на всякое тело, но падение его она может вызвать лишь в том случае, если оно сначала было поднято вверх и лишено опоры, которая могла бы его поддерживать.

Таким образом, первая стадия развития понятия причинности состоит в выработке понятия силы. Сила есть субстанциальная причинность. Все разнообразие явлений и вся смена событий на этой точке зрения преимущественно объективного (gegenstandlicher) рассмотрения приписываются субстанции. Сколько форм процессов представляет опыт, столько же принимается вообще и субстанций. А главной задачей науки представляется открытие самих этих субстанциальных сущностей и общих законов их действия; тогда как прослеживанию их фактических действий, зависящих от случайных условий, уделяется лишь второстепенный интерес. В естествознании, правда, связь разнородных явлений уже рано вызывает попытки объяснения, которые подготовляют иное понимание причинности в природе, стараясь постепенно отрешить понятие силы от его субстанциальной основы. Тем не менее в допущении по существу различных сил природы, связанных с различными материальными субстратами и потому противящихся сведению на согласующиеся предпосылки, сохраняется старое представление о субстанциальной причинности. Поскольку материальные носители различных форм явлений, как-то: тяжести, света, электричества, магнетизма, мыслятся как различные, постольку же и сами указанные явления приходится признать лишь случайно сосуществующими. Таким образом, всякий вид субстанциальной причинности образует замкнутый в себе ряд явлений, и перейти от него в другую область, когда к тому принуждает опыт, возможно лишь при посредстве искусственных вспомогательных гипотез. Точно такую же роль играло понятие силы и в прежней психологии. Только здесь уже наперед положение дела принимает более сомнительный оборот, так как вышеупомянутое объективное рассмотрение, пожалуй, еще имевшее законную опору в объектах внешнего мира, совершенно теряет под собой почву в применении к течению духовных процессов. Тогда здесь придумывают субстанциальные силы, для которых не имеется соответственных субстанций, и поэтому, как бы ни различались они друг от друга и ни противоречили друг другу, все они относятся к одной трансцендентной душевной субстанции. Таким образом возникает учение о «душевных способностях». При допущении субстанциальных сил природы в силу понятия пребывающей субстанции по крайней мере постулировалась связь явлений по постоянным законам в пределах каждой отдельной области, так что в этом случае на определенной стадии развития это понятие субстанциальной причинности несомненно оказывало полезное влияние. Совсем иначе обстоит дело по отношению к таким субстанциальным силам без субстанций, как те, какие допускала психология восемнадцатого столетия под видом различных душевных способностей. Здесь всякая сила не связывается с определенной, обнаруживающейся в ней субстанцией, а вместе со всеми другими, отличными от нее силами, относится к одной и той же субстанции, а следовательно, сила становится таким образом только «способностью», способностью души действовать или не действовать, пускать в ход то ту, то другую из своих сил.

В тесной связи с этим психологическим применением понятия субстанциальной причинности стоит его онтологическое применение в том виде, как оно развивается в метафизических системах согласно с тем более общим значением, которое в них приобретает понятие субстанции. Ведь самое допущение субстанциальной причинности духовного имеет онтологическое происхождение, так как психологический опыт, будучи предоставлен самому себе, никогда не дошел бы до образования понятия об отличном от тел пребывающем объекте, который служит носителем духовных действий и как таковой есть «причина» в собственном смысле слова. Тем не менее это понятие, согласно сложившееся в психологии и в метафизике, приводит в той и в другой к совершенно противоположным результатам. Тогда как в психологии при субстанциальной причинности исчезает субстанция, в метафизике при преобладающем влиянии понятия субстанции вновь происходит упразднение причинности. Будучи несовместим с пребывающей неизменной сущностью субстанции самой по себе, причинный процесс только и может быть относим лишь к способам проявления субстанции, которые, как бы они ни были изменчивы в частностях, все-таки остаются неизменными в своей совокупности и таким образом всегда образуют опять единую абсолютно пребывающую субстанцию. В модусах субстанции, в единичных монадах все — перемена, изменение; но в бесконечном бытии субстанции, в системе монад все эти изменения оказываются на самом деле вовсе не изменениями. Все представления и представляемые вещи искони даны в высшем понятии, и всякое изменение относится к области «воображения», «сбивчивого представления». Понятия субстанции и «vera causa» становятся однозначащими, так как вся неподвижная неизменность субстанции перешла на причинность. Таким образом это дальнейшее онтологическое развитие субстанциальной причинности приводит собственно к полному уничтожению обоих понятий: в субстанции, обратившейся в «causa sui», возобновляется понятие чистого бытия, тогда как все становление принимается только за призрачность (Schein)^[1].

• [1] Здесь онтологическое понятие субстанции могло быть рас смотрено лишь, поскольку оно, подобно понятию субстанции в эмпирических науках, претендует на значение при объяснении специального опыта. Только в следующем отделе подробно рассмотрена будет главная функция этого понятия, состоящая в трансцендентном дополнении действительности, стремящем ся к удовлетворению потребности разума в единстве.