Когнитивный аспект вариативности в возвратных конструкциях с псевдорефлексивными глаголами и глаголами пространственного значения в английском языке

Языкознание как наука имеет долгую историю, но количество проблем, связанных с законами и механизмами функционирования языка, не уменьшается. Это естественно, так как связано с периодической сменой научных парадигм.

За последние десятилетия значительно расширились традиционные рамки лингвистических исследований. Это вызвано тем, что многие факты языкового употребления до сих пор не объяснены с позиций традиционного языкознания. Современная лингвистика переживает становление новой системы дисциплинарных идей и представлений, то есть новой парадигмы, которая определяется как когнитивная. Основные черты этой парадигмы обусловливаются новыми для нее установочно-познавательными принципами.

Как указывает Г. И. Берестнев, «новые принципы языкознания определены. Это экспансионизм — активные и широкие выходы в другие науки, антропоцентризм — изучение языка с целью познания его носителя, функционализмпринятие во внимание всего круга функций языка и экспланаторность — преимущественное стремление к объяснению языковых явлений» (Берестнев 1997:47). «Новая реальность» в языкознании, берущая за основу не только принципы лингвистической методологии, но и базовые понятия естественных наук — таких, как социология, психология, физиология, нейрофизиология, психофизиология, антропология, этнология и т. п. — позволяет пролить свет на различные стороны функционирования языковой системы, поскольку «традиционные методы описания языкового значения, во многом исходившие из принципов композиционной семантики и рассуждений на уровне здравого смысла, оказались не в состоянии объяснить характер соотношения между лингвистической семантикой и интерпретацией текста» (Fillmore 1986:6), цитируется по А. В. Кравченко (1997). Одним из таких принципов, который не учитывается традиционными подходами к объяснению ряда языковых феноменов, является принцип наблюденности ситуации. Принцип наблюденности позволяет оперировать такими понятиями, как наблюдатель/говорящий — лицо, от которого ведется повествование, оценивающее себя в качестве объективного «фиксатора», регистрирующего происходящеепозиция наблюдателя/говорящего, или точка зрения, которая дает оценку того, является ли суждение предметом описания отображения ситуации в сознании или чем-то стоящим вне говорящего и др. (Селиверстова 1988). Данные понятия позволяют пролить свет на ряд языковых феноменов не получивших объяснения с позиций традиционных подходов в лингвистике.

Одной из проблем, не решенных традиционным языкознанием, является место и роль местоимений в системе языка. Язык, его грамматику принято традиционно изучать и описывать через призму имени, хотя, ввиду того, что именно местоимение выполняет референциальную и, как считают многие лингвисты (Уфимцева 1980, Петрова 1989) номинативную функцию, логично было бы делать это через призму местоимений.

Отводя номинативности главенствующую роль в функционировании языка вообще, Е. С. Кубрякова (1978) обосновывает необходимость деления слов на части речи именно с позиций номинативности: «Огромную роль играет это деление при исследовании такого важного аспекта функционирования языка, как его номинативная деятельность» (Кубрякова 1978:114). Это замечание свидетельствует о том, что понятие номинативности рассматривается как соотносимое с понятием части речи вообще, то есть с целыми лексико-грамматическими классами слов.

Значению и функциям местоимений посвящены многочисленные труды ученых (Brugmann 1904, Btihler 1934, Lyons 1968, Майтинская 1969, Ахманова 1966, Петрова 1989 и др.), в которых предлагаются их наиболее универсальные классификации для разных языков. Не противореча аксиоме «вначале было слово», можно выдвинуть более уточненный тезис «вначале было местоимение», что подтверждается не только рядом научных изысканий в диахроническом аспекте (Brugmann 1904, Гухман 1948, 1958 и др.), но и самой этимологией и онтогенезом слова «местоимение». Русское «местоимение» является переводом латинского pronomen. Нельзя не согласиться с А. В. Кравченко (1996), который указывает что «логика наивной таксономии и этимология слова pronomen говорят в пользу первичности местоименного онтогенеза. Местоимение — это не то, что употребляется вместо имени, а то, что предшествует имени, или протоимя». «Отличительным признаком местоимений, по которому они объединяются в ряд местоименных слов, является указательная функция» (Кр. Рус. Гр. 1989). По мнению А. В. Кравченко «именование предмета, навешивание на него „ярлыка“ (языковая функция имени) не может предшествовать его феноменологической идентификации, то есть выделению предмета как бытийной сущности посредством указания (языковая функция местоимения)» (Кравченко 1996:123).

При существующем многообразии определений понятия «местоимение», тем не менее, не существует единого мнения относительно его значения и функций.

В наиболее традиционной трактовке местоимение — это «часть речи, категориальным значением которой является указание на предмет (признак), исходя из данной ситуации, из обстановки данной речи» (Ахманова 1968:227). С. И. Ожегов и Н. Ю. Шведова дают следующую дефиницию местоимению: «Местоимение — это слово в предложении, указывающее на предмет или признак и замещающее соответствующие знаменательные имена и наречия» (Ожегов, Шведова 1996:344). Определяя слово как единицу языка, А. А. Уфимцева (1986) характеризует его как двустороннюю единицу, «в которой связь значения и звучания (графической формы) общественно, психически и исторически обусловленно, предопределяет не только само существование, но и развитие языка» и указывает на нее как на «основную номинативную и когнитивную единицу» (Уфимцева 1986:6).

В то же время А. А. Уфимцева (1980) относит местоимения к неполно-значным языковым единицам, противореча себе, указывая, что «местоимения, артикли, провербы, различные знаки — формалеты и шифтеры» (Уфимцева 1980:33) должны рассматриваться как неполнозначные. На наш взгляд, нельзя согласиться с постулатом А. А. Уфимцевой о неполнозначности местоимения как слова, так как оно выступает как номинативная и когнитивная единица языка, а «именно номинативность словесного знака является тем его свойством, которое позволяет выделить слово как единицу языка особого уровня» (Петрова 1989:13). Подробно рассматривая семиологические характеристики местоимений, О. В. Петрова (1989) выделяет номинативную, дейктичную и замещающую функции как наиболее важные, при этом подчеркивая, что значения местоимений ситуативны, контекстуально обусловлены и относительны.

Грамматические свойства местоимений, а также местоименных конструкций — область глубоких и нетривиальных сходств, наблюдаемых во всех языках, синтаксис которых изучен в достаточной мере. Исследование местоименных конструкций позволило сформулировать ряд важных обобщений, касающихся структуры и функционирования грамматических единиц. О необходимости учета свойств местоимений при установлении типологически значимых грамматических признаков писал В. В. Климов (1977) — универсальные корреляции между грамматическими свойствами личных местоимений, местоименных аффиксов и существительных были установлены в работах Гринберга (1970), Силверстейна (Silverstein 1976), Козинского (1980), Северской и Бакке-ра (Sieverska, Bakker 1996) — важный прогресс в разработке типологии анафорических местоимений связан с именами Гивона (Givon 1983), Виземанна (Wie-semann 1988), Кибрика (1995) и других авторов.

Несмотря на значительную разработанность, проблема определения лингвистического статуса местоимений, их значения и особенностей функционирования в речи продолжает до сих пор оставаться спорной.

В классических и современных грамматиках приняты такие классификации местоимений, в основу которых положен принцип системной организации конституентов внутри узких, строго очерченных семантических категорий (местоимения личные, указательные, возвратные и т. д.). По мнению А. В. Кравченко, «система местоимений представляет наиболее характерный пример [системной организации конституентов] из области морфологии, поскольку в ней непосредственным образом отражается членение мира на три типа сущностей по их отношению к речевому акту: субъект речи как эпистемологический центр бытия (т.е. субъект восприятия, сознания и познания), объект речи и предмет речи. Субъект и объект речи, в свою очередь, образуют единую пространственно-временную сферу субъекта» (Кравченко 1996:138).

Местоимения образуют динамичную структуру, которая характеризуется пластичностью и высокой позиционной подвижностью своих элементов. Широкий функциональный диапазон местоимений задан, прежде всего, теми имплицитными потенциями, которые содержатся в их категориальном парадигматическом значении. Например, дейктическая функция местоимений реализуется посредством указания на объекты, «доступные восприятию, главным образом предметы, находящиеся в поле зрения. Выделение предмета из среды других предметов посредством указания относится к числу актов первичной эпи-стемической категоризации в той мере, в какой это касается познавательной деятельности, так как представляет собой умственный переход от понятий, имеющих меньший объем, к понятиям, имеющим больший объем» (ЛСД 1994).

Рассуждая о дейктической функции местоимений, О. В. Петрова (1989) делает предположение, что широко распространенное представление о дейк-тичности местоимений опирается, по-видимому, на несомненную дейктич-ность личных и указательных местоимений. В самом деле, «личные местоимения дают характеристику предмету или лицу относительно центра координации, каковым является говорящий в данной речевой ситуации. Указательные местоимения выражают пространственную соотнесенность выделяемого предмета с говорящим или хронологическую последовательность событий относительно момента речи („ближе“ или „дальше“ во времени)» (Петрова 1989:31). Столь же очевидна по данным критериям и дейктичность таких типов местоимений, как притяжательные и возвратные.

Однако, дейксис не может быть рассмотрен как основополагающий семантический критерий. Дейксис есть неотъемлемая, но сопутствующая функция местоимений как вторично-номинативных единиц: он присущ не только местоимениям, но и другим высокоабстрактивным образованиям языка и ко-референтным единицам текста. По мнению С. Р. Шарифуллиной (1998), реальные значения местоимений, которыми они обладают в своей денотативной структуре, «выходят» за рамки существующих классификацийистинный семасиологический план местоимений и их референциальные возможности обнаруживают явные несоответствия с теми ограничениями, которые накладывает на них замкнутая консервативная система. «Понятийная категория, к которой восходят местоимения в их эволюции, является по существу предикативной категорией, оформляющей предложение как высказывание, а текст как дискурс. Референтом местоимений становится сам речевой акт. Информация, передаваемая данной категорией, исходит от говорящего (эмиттента), имплицирует его речевую установку и адресуется слушающему (реципиенту)» (Шари-фуллина 1998:1−20).

Как указывает О. Н. Селиверстова, «основное своеобразие местоименного значения заключается в его несамодостаточности, что связано с делением местоименного значения на два основных слоя: а) задается способ представления актанта ситуацииб) вводится отсылочная информация — указание на „адрес“ получения сведений, необходимых для характеризации актанта ситуации в соответствии с заданным способом представления. Само значение местоимений часто предопределяет синтаксические условия их употребления и, более того, может изменять тип семантической структуры высказывания» (Селиверстова 1988:3−4). В. Шрамм пишет: «грамматическое значение местоимений как части речи является особым способом представления референции высказывания» (Schramm 1980:83). Поэтому для современного языкознания все большую актуальность приобретает текстуальный подход, стремящийся выявить и объяснить сеть отношений, порождающих внутреннюю ткань текста.

В связи с тем, что наше исследование основывается на материале письменного языка, данный подход является наиболее приемлемым для выявления особенностей функционирования различных типов возвратных конструкций в английском языке. Так, например, М. Халлидей считает, что «основной единицей языка является не слово и не предложение, а текст» (Halliday 1971:145). Текст с точки зрения структурно-семантического подхода выступает как упорядоченное множество предложений, объединенных различными типами лексической, логической, лексико-грамматической связи, как сложное целое, структурно-смысловое единство (Тураева 1986, Кухаренко 1988).

Наряду с термином «текст» в современной научной литературе почти в сходном значении часто используется другой термин — «дискурс». Следует отметить, что при употреблении любого из этих терминов — текст или дискурсво всех случаях говорится об изучении языка в его живом функционировании, что влечёт за собой совмещение двух подходов к анализу языковых явлений. «С одной стороны, текст рассматривается собственно лингвистически, т. е. в его структурно-семантическом, логическом и коммуникативном аспектах, а с другой стороны, гораздо шире, а именно в его ситуативном, психолингвистическом, социолингвистическом, мыслительно-познавательном, культурно-историческом и других аспектах» (Слюсарева, Теплицкая 1978:92). Как справедливо отмечают Т.А. ван Дейк и В. Кинч, в последние десятилетия «исследование дискурса приобрело еще большее значение после того, как было осознано, что анализ языка не должен ограничиваться грамматическим анализом абстрактной или идеальной языковых систем, но эмпирическим объектом лингвистических теорий должно стать актуальное использование языка в социальном контексте», так как «восприятие и понимание каких либо событий происходит не в вакууме, а в рамках более сложных ситуаций» (Дейк, Кинч 1988:153−154). Поэтому значение и функции местоимений необходимо рассматривать с позиций дискурса.

Говоря о функциях местоимений с точки зрения когнитивной грамматики, рассматривающей языковую теорию с позиций человеческого познания, можно назвать и такую, как указание «когнитивного адреса». Так, по мнению В. В. Кибрика и Е. А. Богдановой (1995:28), когнитивный адрес представляет собой заданное направление действия, которое является частью «дискурсивной задачи говорящего», в то время как возвратное местоимение можно назвать «оператором коррекции ожиданий адресата», так как именно с его помощью задается соответствующее направление. Данную функцию можно охарактеризовать как одну из основополагающих функций возвратных местоимений, которые относятся к группе так называемых референциальных или антецедентных местоимений. Не теряя своих первичных семантических функций, эти местоимения получают позиционно-синтаксически обусловленные структурные функции, закрепляясь в качестве дейктических элементов, указывающих, что действие прямо или косвенно направлено на субъекта данного действия.

Для того, чтобы отобразить полную картину функционирования местоимений и конструкций с ними, нам представляется целесообразным провести сравнение данных феноменов в различных языках.

Мы можем сравнивать языки совершенно независимо от их родства, от всяких исторических связей между ними. Мы постоянно находим одинаковые свойства, одинаковые изменения, одинаковые исторические процессы и перерождения в языках, чуждых друг другу исторически и географически. Подобного рода сравнение языков служит основанием для самых обширных лингвистических обобщений" , — писал И. Я. Бодуэн де Куртене (Куртене 1963). «Единственными полезными обобщениями, касающимися языка, являются индуктивные обобщения» (Bloomfield 1933:20). Таким индуктивным обобщением являются языковые универсалии. «Языковая универсалия — это некоторый признак или свойство, присущее всем языкам или языку в целом» (Хоккетт 1970:67). Говоря о грамматических универсалиях, Хоккетт подчеркивает, что «. в каждом человеческом языке имеется по крайней мере два основных уровня грамматической организации — морфология и синтаксис», при этом он указывает, что «любой человеческий язык содержит инвентарь единиц, которые меняют свои денотаты в зависимости от элементарных признаков речевой ситуации. Иначе говоря, любой язык имеет дейктические элементы (по терминологии Блумфильда — „субституты“) — в английском — это местоимения личные, указательные, возвратные, местоименные наречия и т. д.» (Хоккетт 1970:67−68).

В любом языке среди дейктических элементов представлен элемент, обозначающий говорящего, и элемент, обозначающий адресата или предмет окружающего его мира, на который направлено действие. «Но есть и другая ситуация — воздействие человека на самого себя. Для обозначения этой „возвратной“ ситуации в языках выработаны специальные средства, которые называют „возвратными“: местоимения, глаголы, специальные слова и выражения» (Корнева 1996).

В английском языке возвратные местоимения, являясь по форме сложными, представляют собой систему, параллельную личным и притяжательным местоимениям. Эти местоимения состоят из 2-х компонентов: первым компонентом являются личные и притяжательные местоимения, вторым — лексема self (selves).

Благодаря первому компоненту возвратные местоимения выражают понятие рода, лица, числа. Второй же компонент придает значение возвратности и числа. Это значение постоянно сопутствует данным местоимениям, отсюда и название «возвратные местоимения». Для обозначения всех возвратных образований в германистике используется термин «рефлексивы, рефлексивный» *.

Возвратное местоимение oneself обычно выступает представителем парадигмы, куда входят различные комбинации в зависимости от лица и числа типа I myself she herself и т. д. Эти сочетания, следуя за глаголами в качестве прямого/предложного дополнения, образуют рефлексивную конструкцию. В нашем исследовании термины «рефлексивный» и «возвратный» используются как синонимы. (Прим. авт.).

В ряде случаев, наряду с постоянным значением, указывающим на то, что кто-то является объектом своего собственного действия, они еще придают высказыванию и эмоционально-экспрессивную окраску, т. е. выступают в эмфатической функции. Например: I myself didn’t like the idea.

Такой точки зрения придерживаются Поутсма (Poutsma 1916), Р. Лонг.

Long 1935), Кениг (Konig 1998) и др.

В употреблении возвратных местоимений, согласно установившемуся мнению, мы будем различать собственно возвратное и усилительное. Итак, традиционно в собственно возвратном значении они указывают на то, что дейЧУ V" ствующее лицо является одновременно объектом, на который направлено действие. В этом случае они, как правило, употребляются в качестве дополнения. В усилительном значении они употребляются во всех остальных функциях. Как указывает Кениг (Konig 1998:1−13), предлагая одну из возможных классификаций, основанную на синтаксических функциях данных местоимений, эмфатические местоимения встречаются:

1) как подлежащее: Himself is not here today :;

2) как приложение к слову, к которому они относятся: The director himself will attend the meeting',.

3) как обстоятельство образа действия: Не might even do it himself.

4) в сравнительных оборотах: There’s no one so beautiful in the ballroom like myself.

5) как предикатив: I am not myself today.

Употребление собственно возвратных местоимений, как мы уже отмечали, ограничено прямым, косвенным и предложным дополнениями.

1. Не kept himself taut and high so the movement would be quick and soundless (Grisham, 26).

— himself выступает в роли прямого дополнения.

2. Federic fixed himself a ham sandwich (Grisham, 25).

— himself — функция косвенного дополнения.

3. Rynian picked his fingernails with the paper clip and smiled slightly to himself (Grisham, 26).

— himself употребляется в качестве предложного дополнения.

Существует мнение, что лексема oneself принадлежит к так называемым «дискурсивным лексическим элементам» (Кибрик, Богданова 1995: 28). Специфика этих элементов состоит в их семантике, не поддающейся эксплицитному толкованию обычными средствами. Причина «неуловимости» их значений кроется в их функциональной природе. Эти элементы участвуют не столько в построении денотативного слоя смысла высказывания, сколько в «привязывании» этого смысла к ситуации акта речи. Многие из этих элементов являются сигналами, облегчающими адресату речи правильное согласование смысла текущего высказывания с имеющимися у него знаниями или перестройку активированных знаний в соответствии с информацией, содержащейся в текущем высказывании.

Особый и неослабевающий интерес начиная с 1960;х гг. вызывает синтаксис возвратных местоимений. Исследователей не может не поражать очевидное сходство довольно сложных правил употребления рефлексивов, сходство, которое наблюдается между языками, предельно далеко отстоящими друг от друга ареально, генетически и типологически. Речь идет о «некотором кластере» (Тестелец, Толдова 1998: 35) встречающихся вместе грамматических признаков, который с удивительным постоянством обнаруживается на самом разном материале.

Интересны исследования в области семантики возвратного местоимения себя в русистике. А. И. Пешковский подчеркивал его вторичный характер, так как возвратное местоимение «опирается в своем значении на личные местоимения» (Пешковский 1956:160). Специфика значения возвратного местоимения заключается в том, что «оно указывает на предмет (лицо или не лицо), который является объектом своего собственного действия» (Русская грамматика.

1980:536). «Возвратное местоимение может относиться только к тому лицу, которое сознается субъектом действия или состояния, выраженных в слове, подчиняющем прямо или косвенно данное местоимение» (Пешковский 1956:163). По мнению И. М. Волчковой, семантика возвратных местоимений двойственна: она формируется на основе связи с глаголом-сказуемым и подлежащим (Волчкова 1988:108).

Е.В. Падучева считает, что трансформация рефлексивизации не всегда полностью и адекватно описывает употребление возвратного местоимения. Для установления семантики рефлексивности автор обращается к контекстам, допускающим противопоставление возвратных местоимений невозвратным личным местоимениям. Е. В. Падучева приходит к выводу, что «семантическое содержание противопоставления личного и возвратного местоимения в разных контекстах разное» (Падучева 1985:204).

Данное утверждение является особенно интересным для нашего исследования, так как в нашей работе мы предлагаем ряд заключений по вариативному употреблению возвратных/личных местоимений в рефлексивных конструкциях английского языка в различных синтаксических контекстах с псевдорефлексивными глаголами.

Согласно традиционной трактовке, в качестве прямого/косвенного или предложного дополнения могут функционировать личные местоимения в объектном падеже. Например, в предложении.

The fact that she seems unable to lose weight worries her, her — прямое дополнение, выраженное личным местоимением в объектном падеже.

В тех случаях, когда дополнение кореферентно подлежащему, используются рефлексивные местоимения, и такие конструкции являются рефлексивными. В предложениях: la. George found himself a new book, а также.

16. The headmaster talked to himself возвратные местоимения выступают в качестве косвенного и предложного дополнений и являются составными элементами рефлексивных конструкций. Тем не менее многие грамматисты, такие как Клоуз (Close 1979:22−23), Квирк, Гринбаум (Quirk, Greenbaum, et al. 1973:98−99), указывают на преимущественное, и даже облигаторное употребление личных местоимений в объектном падеже в качестве дополнений, следующих за предлогами, обозначающими пространственную отнесенность, несмотря на кореферентность подлежащего и дополнения: around.

2а. I enjoy having ту friends { by } те near б. Не looked about him в. Have you any money on you? r. She had her fiance beside her д. They placed their papers in front of them е. It’s a pleasure, having you with us.

Однако, как отмечает Квирк (Quirk, Greenbaum, et al. 1973:99), когда рефлексивные местоимения выражают метафоричное или мотивированное отношение действия к подлежащему, использование его является облигаторным:

3. She was beside herself with rage.

Как указывает Кравченко (1995:96), «формальное различие» между конструкциями (2г и 3) (her и herself) объясняется в грамматиках тем, что оно отражает различие между буквальным (2г) и метафорическим (3) значением. «. метафора возникает благодаря употреблению возвратного местоимения, а употребление объектной формы личного ведет к неграмматичности (при условии, что дополнение и подлежащее кореферентны): She was beside her» .

To же самое мы наблюдаем в предложениях:

4а. Why don’t you help yourselves? и.

46. Do shut up, Helen, you are making a fool of yourself, так как, если в данных предложениях заменить возвратное местоимение личным, они станут неграмматичными. В приведенных выше примерах используются устойчивые выражения: to help oneself — «угощаться» и to make a fool of oneself — «выставлять себя в глупом виде» .

Замена возвратных местоимений на личные в данных конструкциях возможна, если действие будет направлено не на субъект действия, а на третье лицо, но при этом и смысл выражения будет иметь другое значение, напр.: to help smb — «помогать кому-либо» (vs. to help oneselfугощаться").

Однако в современном английском языке существуют случаи, когда в качестве прямого и предложного дополнений для выражения пространственных отношений могут использоваться и личные местоимения в объектном падеже, и возвратные местоимения, не имеющие метафоричного значения:

Holding a yellow bathrobe around her (self), she went to the door. .

John saw the gun near him (self). me.

The headmaster put George and { } in the same class. myself.

Кроме этого, Квирк и Гринбаум (1979) также указывают на вариативность употребления рефлексивных и личных местоимений после союзных слов в сравнительных оборотах as, like, but, except: me.

For somebody like { 7, } this is a big surprise. myself, а также в так называемых «координированных фразах» :

My brother and { } went sailing yesterday. myself.

Указывая на подобные употребления личных и возвратных местоимений, ни одна из грамматик не дает объяснения относительно предпочтительного употребления того или иного местоимения в пространственных конструкциях.

На «странность рефлексива в конструкциях с пространственным значением» указывал также Хомский (Chomsky 1965:146), приводя примеры I pushed it away from me/myselfI drew it toward me/myself при этом он затруднялся в определении причины такого ограничения (см: Кравченко 1995:101).

О функционировании возвратных и личных местоимений в синтаксически эквивалентных конструкциях писали П. Эрадес (Erades 1950), X. Кларк (Clark 1986), Г. Ватсон (Watson 1989), пытаясь объяснить дистрибуцию местоимений в этих типах конструкций с точки зрения «семантической мотивации, связанной с отношениями между предикатом и предикатными актантами в предложении» (Кравченко 1995:99) с позиции пространственного значения.

Оговоримся, что для нас представляет интерес именно рефлексивная конструкция. В соответствии с распространенной точкой зрения, рефлексивной считается такая конструкция, в которой подлежащее и дополнение корефе-рентныконструкции, в которых возвратное местоимение не занимает позиции дополнения (или эта позиция является одной из возможных, не влияя на общее значение всей конструкции), рефлексивными не являются.

Итак, независимо от принимаемого подхода, германисты разделяют реф-лексивы на две группы. В зависимости от критериев различаются «истинные» и «ложные» рефлексивы. К ним относятся глаголы, выражающие семантическую и синтаксическую рефлексивность, то есть собственно рефлексивные глаголы, и рефлексивные конструкции. «Глаголы делятся на истинно рефлексивные (которые могут употребляться как рефлексивные) и ложно рефлексивные (псевдорефлексивные, у которых действие лишь иногда направлено на себя), иными словами, на те, которые должны быть рефлексивными и те, которые могут быть рефлексивными» (Buscha 1982:167).

Именно в отношении рефлексивов существует неопределенность и многие проблемы до сих пор не решены" , — пишет Г. Хельбиг (Helbig 1984:78), в частности, до сих пор четко не определены причины употребления упомянутых выше псевдорефлексивных глаголов в возвратных конструкциях с рефлексивным местоимением и без него. Подобная ситуация прослеживается с псевдорефлексивными глаголами типа shave, wash, dress, behave и т. п., число которых сравнительно невелико и которые часто определяются как «имплицитно-рефлексивные» (Кравченко 1995:92).Имплицитно-рефлексивные, или псевдорефлексивные глаголы называются так в связи с тем, что не всеми рассматриваются как рефлексивные (отсюда их название «псевдорефлексивные»), так как они предположительно имеют значение, общее со значением соответствующих нерефлексивных глаголов. Например:

His fingers trembled as he undressed himself in the dormitory (Joyce, 12) и.

He had to undress and then knee! and say his own prayers (Joyce, 12). Кроме этого, как упоминалось выше, в рефлексивных конструкциях часты случаи взаимозаменяемости возвратного местоимения личным и наоборот при переходных глаголах в качестве дополнения. Например:

Mr. Dedalus stared at himself in the pierglass above the mantelpiece (Joyce,.

19) и.

He stared before him out of his dark flaming eyes (Joyce, 28). При этом словари и специальная литература не содержат объяснения смысловых различий в подобных случаях.

В связи с вышеизложенным, цель нашего исследования — изучить особенности функционирования рефлексивных местоимений в 2-х типах конструкций: 1) с псевдорефлексивными глаголами типа shave, wash, dress, balance, steady и т. п.- 2) в конструкциях с пространственным значением типа She looked around her/herself на основе комплексного анализа семантики, морфологии, синтаксиса, типологии, а также исторического развития возвратных и личных местоимений и содержащих их конструкций и дать им объяснение посредством методов когнитивного анализа" .

Актуальность работы. Ранее примененные традиционные методы исследования данных проблем не принесли приемлемых результатов по выявлению закономерностей в функционировании упомянутых языковых феноменов. В связи с этим мы предлагаем когнитивно ориентированный анализ обозначенных выше конструкций с целью систематизации выявленных закономерностей.

Задачи исследования :

1. Очертить основные направления в изучении рефлексива в современном английском языке, в частности, в отношении возвратных конструкций с псевдорефлексивными глаголами и возвратных конструкций с пространственным значением.

2. Проследить историю становления возвратных конструкций.

3. Провести комплексный анализ названных видов рефлексивных конструкций и выявить закономерности их функционирования и факторы, влияющие на выбор способа оформления рефлексивной конструкции (возвратным местоимением или личным в объектном падеже в конструкциях с пространственным значением или наличием/отсутствием возвратного местоимения в конструкциях с псевдорефлексивными глаголами).

В качестве материала исследования использованы произведения художественной литературы современных и классических английских, ирландских и американских авторов.

Объектом исследования являются рефлексивные конструкции английского языка с вариативным использованием возвратных и личных местоимений в предложной позиции, а также конструкции с псевдорефлексивными глаголами.

Предмет исследования — семантико-грамматические особенности функционирования указанных выше местоимений в рефлексивных конструкциях с пространственным значением и псевдорефлексивными глаголами с позиций когнитивного подхода к языку.

Научная новизна работы заключается в нетрадиционном подходе к конструкциям с псевдорефлексивными глаголами и конструкциям с пространственным значением с позиций когнитивной семантики и когнитивной грамматики. Ранее такой подход к анализу возвратных конструкций не применялся.

В процессе работы в комплексе применялись научно-практические методы и приемы современного лингвистического анализа: сопоставительный метод, сравнивающий способы выражения возвратности в различных языках, а также типы существующих на сегодняшний день классификаций возвратных конструкцийдиахронический метод, показывающий историю становления такого феномена в языке как возвратная конструкция с пространственным значением, метод статистического и когнитивного анализа возвратных конструкций различного типа.

Теоретическая значимость диссертации состоит в переосмыслении традиционных методов объяснения функционирования местоимений в рефлексивных конструкциях с учетом преимуществ когнитивной парадигмы, оперирующей такими понятиями, как роль человеческого фактора в языке, позиция наблюдателя, тип знания информанта, направленность дейсвия, что позволило нам предложить принципиально новую классификацию рефлексивных конструкций с пространственным значением и объяснить параллельное использование в них возвратных и личных местоимений, а также параллельное использование конструкций с псевдорефлексивными глаголами с возвратным местоимением и без него. Используя данный подход, мы вносим вклад в решение проблем, связанных с особенностями функционирования возвратных конструкций в английском языке.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Возвратное местоимение в английском языке, развившееся из основ указательных местоимений готского языка se-/sue-/sa-, по своей природе имеет указательное значение, то есть является указательным знаком, осуществляющим указание на наблюдателя.

2. В конструкциях с псевдорефлексивными глаголами возвратное местоимение указывает на интенциональность, обозначенного глаголом действия и, соответственно, вводит точку зрения субъекта действия. При отсутствии возвратного местоимения наблюдателем является говорящий.

3. Различие между рефлексивными конструкциями с пространственным значением, в которых может параллельно функционировать либо возвратное, либо личное местоимение в объектном падеже, функционально и обусловлено различными наблюдателями. Наблюдатель/говорящий с помощью рефлексивного местоимения вводит второго наблюдателя — денотата подлежащего, создавая, таким образом, двойную перспективу видения ситуации, за счет которой создается эмпатия.

Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списков: использованной литературы (168 наименований, в том числе 60 на иностранных языках), источников текстовых примеров (16 наименований) и приложения.

123 ВЫВОДЫ.

1. Позиция наблюдателя является решающей при оформлении рефлексивных конструкций с пространственным значением и конструкций с псевдорефлексивными глаголами.

2. В рефлексивных конструкциях с пространственным значением в предложной позиции употребляются почти в равной степени как возвратные (55%), так и личные (45%) местоимения от общего количества данных конструкций.

3. По данным проведенного анализа относительно предпочтительного употребления возвратных и личных местоимений в рефлексивных конструкциях с пространственным значением в английском языке можно утверждать следующее: а) если наблюдатель описывает действие с точки зрения денотата подлежащего, использование личного местоимения вместо возвратного облигаторно в рефлексивных конструкциях любой семантикиб) если действие предиката, выраженного глаголами говорения (say, talk, murmur и т. д), умственной деятельности (think, admit, know и т. д.) и желания (want, wish и т. д.), эмоций: смеха, усмешки (laugh, chuckle, smile и т. д.) и плача (sob и др), направлено на духовно-мыслительную ипостась, в рефлексивной конструкции в предложной позиции превалирует возвратное местоимение (94,8%) по сравнению с личным (5,2%). Данный факт показывает, что наблюдатель/говорящий вводит присутствие второго наблюдателя — денотата подлежащего, создавая двойную перспективу видения ситуации, подчеркивая его непосредственное участие в событии, создавая эффект эмпатии и персонификации описываемого событияв) если действие предиката, выражено глаголами перемещения в пространстве (move, enter, bring и т. д.), глаголами физического действия (get, make, find, и т. д), глаголами чувств и чувственного восприятия (see, hear, feel) и направлено на субъект как на физическое тело, в рефлексивной конструкции чаще используется личное местоимение (70%) по сравнению с возвратным (30%) от общего числа конструкций подобной семантики. Семантика данной группы глаголов с направленностью действия на субъект как на физическое тело подразумевает, что наблюдатель ведет повествование с точки зрения одного наблюдателя — денотата подлежащего, что обусловливает преимущественное употребление личных местоимений в подобного рода конструкциях.

4. В конструкциях с псевдорефлексивными глаголами употребление рефлексивного местоимения придает действию особую эгоцентричность и интен-циональность, направленную на субъект. Использование рефлексивного местоимения также создает две оси наблюдения — ось говорящего и ось наблюдателя, посредством которой создается двойная перспектива видения ситуации, за счет которой создается эмпатия и персонификация описания.

Таким образом, рефлексив выполняет указательную функцию и, наряду с другими грамматическими явлениями, входит в систему языковых средств, формирующих указательное поле языка, создавая дополнительный эффект уз-ковозвратности и оживления повествования.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В нашем диссертационном исследовании мы попытались предложить новый подход к объяснению параллельного функционирования конструкций с псевдорефлексивными глаголами с возвратным местоимением и без него, а также параллельное употребление личных и возвратных местоимений в предложной позиции в конструкциях с пространственным значением.

В данной области было проведено немало типологических обобщений, разработанных многими лингвистами, тем не менее, нигде конкретно не объяснялось преимущественное использование личных или возвратных местоимений в рефлексивных конструкциях с пространственным значением, равно как и функционирование рефлексивных местоимений в конструкциях с псевдорефлексивными глаголами.

С целью установления закономерностей функционирования рефлексивных местоимений в подобных конструкциях мы провели диахронический, семантический, статистический и сравнительный анализ особенностей использования данных местоимений в рефлексивных конструкциях от индоевропейского периода до наших дней. Важным результатом диахронического анализа является тот факт, что рефлексивные местоимения развились непосредственно из указательных местоименных основ в древнейший период становления языка, что подтверждает нашу гипотезу о том, что употребление рефлексивного местоимения придает конструкциям с псевдорефлексивными глаголами значение эгоцентричное&tradeи интенциональности действия, и, таким образом, входит в указательное поле системы языка.

Для решения данной проблемы в нашем диссертационном исследовании мы учитывали не только базовые семантические критерии, но и, в первую очередь, фактор говорящего/наблюдателя. Говорящий/наблюдатель определяет фокус эмпатии, направленность действия на физическое тело — субъект или его духовно-мыслительную ипостась и наоборот, задает интенциональность и эго-центричность действию.

Данные понятия позволили прийти к определенным выводам по функционированию возвратных и личных местоимений в рефлексивных конструкциях с пространственным значением, а также обосновать употребление возвратных местоимений в конструкциях с псевдорефлексивными глаголоми.

Не умаляя значения всех предшествующих классификаций (Генюшене 1983, Недялков 1975 и др.), в нашем диссертационном исследовании мы предлагаем качественно обновленный подход к объяснению функционирования подобных конструкций. Данный подход представляет собой не только лексико-синтаксический анализ подобных конструкций с целью объяснения особенностей функционирования отдельных единиц, но и учитывает последние исследования в области новейших отраслей лингвистики — когнитивной семантики и грамматики, отводя фигуре наблюдателя основную роль в оформлении высказывания.

Основываясь на семантическом, статистическом и когнитивном методах анализа экспериментального материала, мы попытались создать отличную от других по своим качественным характеристикам классификацию рефлексивных конструкций с пространственным значением, позволяющую объяснить преимущественное использование возвратных/личных местоимений в предложной позиции в данном типе конструкций.

Как показал статистический анализ, возвратные и личные местоимения употребляются в рефлексивных конструкциях с пространственным значением фактически в равной степени, однако, если говорящий/наблюдатель описывает ситуацию с точки зрения денотата подлежащего, несмотря на семантику конструкции в целом, облигаторно употребление личного местоимения. Если же повествование ведется с точки наблюдателя, который одновременно вводит второго наблюдателя — денотата подлежащего, создавая таким образом двойную ось наблюдения, или двойную перспективу видения ситуации, то обязательно использование возвратного местоимения.

Данные факторы обусловливают вариативное использование возвратных и личных местоимений в рефлексивных конструкциях с пространственным значением.

Употребление возвратного местоимения в конструкциях с псевдорефлексивными глаголами релевантно и зависит от таких факторов, как позиция наблюдателя и точка отсчета, его вовлеченность в событие, личностная оценка ситуации — передача значения эгоцентричное&trade-, эмпатии и интенциональности действия.

Итак результаты проведенного исследования позволяют заключить следующее:

1. При интерпретации употребления возвратных местоимений в конструкциях с псевдорефлексивными глаголами, а также взаимозаменяемости личных и возвратных местоимений в рефлексивных конструкциях в предложной позиции с пространственным значением необходимо учитывать фактор наблюдателя.

2. Различные типы знания, находящиеся в распоряжении пользователя языком, влияют на его восприятие ситуацииособенности этого восприятия определяют позицию наблюдателя, его личное пространство, точку зрения, фокус эмпатии, что выражается в выборе референциальных указательных средств в рефлексивных конструкциях.

3. В конструкциях с псевдорефлексивными глаголами возвратное местоимение указывает на эгоцентричность и интенциональность обозначенного глаголом действия (наличие у субъекта действия интенции к совершению такового). Отсутствие возвратного местоимения в подобного рода конструкциях сигнализирует об отсутствии такого указания, то есть действие описывается индифферентным сторонним наблюдателем.

4. В рефлексивных конструкциях с пространственным значением взаимозаменяемость личных и возвратных местоимений в предложной позиции обусловлена разными точками зрения. В тех случаях, когда наблюдатель/говорящий не объединяет свою точку зрения с точкой зрения денотата подлежащего, используется личное местоимение в объектном падеже. При употреблении возвратного местоимения в подобного рода конструкциях происходит указание на то, что создается двойная перспектива видения ситуации, то есть ситуация описывается с точки зрения двух наблюдателей — говорящего и денотата подлежащего, за счет чего создается эффект эмпатии и оживления высказывания. При этом автор, заменяя возвратные и личные местоимения в рефлексивных конструкциях в языковом контексте, переключает перспективы восприятия ситуации читателем/слушающим, достигая таким способом образности повествования.