Проблема определения пределов защиты в деятельности адвоката в досудебных стадиях уголовного процесса

ПРОБЛЕМА ОПРЕДЕЛЕНИЯ ПРЕДЕЛОВ ЗАЩИТЫ В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ АДВОКАТА В ДОСУДЕБНЫХ СТАДИЯХ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА

Л. П. Ижнина В следственной практике под правом на защиту в узком смысле этого термина принято понимать право подозреваемого, обвиняемого, а с принятием ныне действующего УПК — и свидетеля, — на получение квалифицированной юридической помощи, оказываемой адвокатом. В более широком смысле право на защиту означает право на защиту человека и гражданина на охрану его прав и свобод. Оно включает в себя множество субъективных прав, которые можно, однако, подразделить на три группы. Первая группа состоит из права на защиту прав и свобод человека и гражданина соответствующими государственными органами; сюда входит и право на судебную защиту. Вторая группа прав — права на самозащиту. К ним относятся право на необходимую оборону (ст. 37 УК РФ); права, сопряженные с ситуацией крайней необходимости (ст. 39 УК РФ); право на самозащиту права (ст. 12 ГК РФ), «право на молчание» (ст. 51 Конституции РФ) и, наконец, «право на ложь», которое хотя прямо и не предусмотрено законом, но и не запрещено им для подозреваемого, обвиняемого, подсудимого. Третья группа прав — права на получение квалифицированной юридической помощи как по инициативе самих нуждающихся в такой помощи, так и по инициативе государственных органов.

Естественен и вопрос о том, всякое ли действие, предпринятое обвиняемым или подозреваемым с целью защиты от уголовного преследования, является правомерным? Предпосылки для постановки этого вопроса состоят в том, что защита может осуществляться множеством самых различных способов, набор которых различен по каждому конкретному делу. Именно адвокат должен помочь обвиняемому в их выборе. Прямой обязанностью защитника является разъяснение своему клиенту данного положения. Ответ на вопрос о пределах защиты и будет той мерой, которая поможет безошибочно определять в каждом конкретном случае, правомерно ли осуществляется защита, или действия защищающегося должны быть признаны неприемлемыми, а возможно, и наказуемыми. Мнения юристов здесь не однозначны.

Так, например, Верховный суд в обзоре судебной практики за второе полугодие 1997 г. по делу Незнамова разъяснил, что подозреваемый (обвиняемый) не подлежат ответственности за заведомо ложный донос [1].

Судья же Тульского областного суда С. Зеленин, а также С. Нафиев и А. Васин на страницах «Российской юстиции» придерживаются иного мнения и считают решение Верховного суда необоснованным [2].

Так, С. Зеленин считает, что ответ на этот вопрос в достаточно четкой форме дан законодателем: ст. 46 УПК РСФСР гласит, что обвиняемый вправе «защищать свои права и законные интересы любыми… средствами и способами, не противоречащими закону». На первый взгляд практически аналогичное положение содержат ст. 47 и ст. 53 УПК РФ: «…использовать иные не запрещенные настоящим Кодексом средства и способы защиты». Если буквально трактовать данное право, то получается, что законодатель фактически разрешил любые действия, направленные на защиту и не запрещенные УПК РФ, в том числе побег из-под стражи, принуждение свидетелей к даче «нужных» показаний и т. д. Думается, что такая формулировка некорректна и компетентным органам необходимо либо дать соответствующие разъяснения, либо вернуть в этой части положения УПК РСФСР.

Очевидно, что Конституция РФ допускает не любые способы защиты, а только те, которые не запрещены законом. Это означает, что право на защиту не является абсолютным и его осуществление не должно нарушать права и свободы других граждан. Однако, стремясь обелить себя перед следствием и судом посредством необоснованного перекладывания вины на другого человека, обвиняемый (подозреваемый) посягает на ряд прав и свобод, гарантированных Конституцией и законами РФ. Несомненно, что в первую очередь задевается достоинство личности, которое, согласно ч. 1 ст. 21 Конституции, охраняется государством, и ничто не может быть основанием для его умаления. Наряду с этим нарушается право на свободу и личную неприкосновенность (ст. 22 Конституции), а также право на защиту чести и доброго имени (ч. 1 ст. 3 Конституции). Наличие в Уголовном кодексе РФ соответствующих статей о заведомо ложном доносе также означает уголовно-правовой запрет подобных действий.

Аналогичной позиции придерживается и Европейский суд по правам человека. Так, в частности, по делу Брандстетер против Австрии (1991) суд, применяя нормы Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, постановил, что «пункт 3 статьи 6 не предусматривает неограниченного права использовать любые аргументы защиты», и признал в числе таких недопустимых аргументов клеветнические заявления. Суд отметил следующее: «Было бы преувеличением полагать, что исходной посылкой права лиц, обвиняемых в совершении уголовного преступления, защищать себя является идея о том, что они не должны подвергаться преследованию, когда, осуществляя это право, они умышленно вызывают ложные подозрения в подлежащем наказанию поведении в отношении свидетеля или любого другого лица, вовлеченного в уголовное судебное производство [3].

Следует отметить, что в соответствии с Федеральным законом «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» от 20 февраля 1998 г. Российская Федерация признает обязательной юрисдикцию Европейского суда по вопросам толкования и применения указанной Конвенции и Протоколов к ней. Из этого следует, что решения этого Суда в отношении других государств могут применяться в качестве критерия для решения правовых вопросов в России.

Таким образом, согласно Конституции и российскому законодательству, а также с учетом практики Европейского суда по правам человека в случаях использования незаконных методов защиты, сопряженных с заведомо ложным обвинением другого лица в совершении преступления, обвиняемый (подозреваемый), по мнению некоторых авторов, подлежит привлечению за это к уголовной ответственности.

Действия обвиняемого (подозреваемого), сообщившего правоохранительным органам заведомо ложную информацию о виновности другого лица в совершении инкриминируемого ему преступления, подлежат квалификации по ст. 306 (заведомо ложный донос) УК РФ. Аналогичным образом должны квалифицироваться действия обвиняемого (подозреваемого), который утверждает о заведомо несуществующих фактах применения к нему незаконных методов ведения следствия [4].

В связи с этим возникает и другой интересный вопрос: вправе ли необоснованно задерживаемый не подчиниться распоряжению представителей власти и оказать сопротивление работникам либо спастись бегством? Допустима ли необходимая оборона против незаконных действий должностных лиц?

Отказ задерживаемого подчиниться требованию представителя власти может быть, в частности, обусловлен непричастностью лица к совершению преступления, по поводу которого осуществляется задержание. Возникает коллизия интересов, при которой право требования не совпадает с обязанностью подчинения требованию.

В ч. 1 ст. 301 УК РФ предусмотрена уголовная ответственность за заведомо незаконное задержание. По смыслу закона уголовная ответственность должностного лица за незаконное задержание наступает при условии, если такое задержание производится при очевидном нарушении требований уголовно-процессуального закона, регламентирующего основания задержания.

С другой стороны, ст. 318 УК РФ устанавливает ответственность за применение насилия в отношении представителя власти.

Не подлежит сомнению, что требования представителей государственной власти для граждан обязательны. Если такое требование (скажем, требование подчиниться задержанию) является незаконным (например, по причине заведомого несовершения лицом преступления), то по общему правилу задержанный имеет право обжаловать незаконные действия должностного лица. Представляется, однако, что помимо этого лицо в данном случае вправе защитить свою свободу всеми способами, если при этом не было допущено превышение пределов необходимой обороны. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 24 сентября 1991 г. «О судебной практике по делам о посягательстве на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников и военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка» дается следующее разъяснение: «По каждому делу данной категории судам необходимо выяснить, были ли законными действия работников милиции, народных дружинников и военнослужащих при исполнении ими возложенных на них обязанностей по охране общественного порядка. В случае установления факта незаконности их действий суд, при наличии к тому оснований, должен решить вопрос о квалификации содеянного подсудимым по соответствующей статье Уголовного кодекса, предусматривающей ответственность против личности».

[5]. Полагаем, что такое разъяснение подлежит пересмотру, поскольку не соответствует конституционному праву человека на свободу и личную неприкосновенность. По существу, постановлением необоснованно отказывается гражданину в реализации права на самооборону от незаконных Действий представителей власти.

Право на самозащиту от необоснованного задержания возникает у задерживаемого с момента фактического ограничения его свободы. Задержанный вправе отказаться выполнить незаконное распоряжение представителей власти следовать в правоохранительные органы, а его противодействие насильственному задержанию следует рассматривать с учетом положений о необходимой обороне и пределах ее допустимости.

Стоит, впрочем, отметить, что вопрос о правомерности совершения действий, направленных на защиту человека от необоснованного посягательства на личную свободу и неприкосновенность, остается в теории уголовного права и уголовном законодательстве едва ли не самым неразработанным.

Путем логических рассуждений С. Зеленин приходит к выводу и формулирует следующие пределы защиты: запрет побега из-под ареста или из-под стражи, совершенного лицом, находящимся в предварительном заключении (ст. 313 УК РФ); уклонение от отбывания лишения свободы (ст. 314 УК РФ), совершенного, например, с целью личной подачи надзорной жалобы на необоснованное осуждение, т. е. с целью защиты; подкуп или принуждение к даче показаний или уклонение от дачи показаний, либо к неправильному переводу (ст. 309 УК РФ) с целью создания защитительной версии; иных, перечисленных в ст. 295−298 УК РФ, действий в отношении лиц, осуществляющих правосудие; заведомо ложный донос (ст. 306 УК РФ). Все эти действия могут иметь своим мотивом защиту по уголовному делу, но тем не менее не могут безнаказанно использоваться обвиняемыми и подозреваемыми.

С одной стороны, не только преступно, но и безнравственно заведомо ложно обвинять человека в совершении преступления. Но, с другой стороны, страх быть привлеченным к уголовной ответственности за заведомо ложный донос или клевету может привести к осуждению невиновного и, соответственно, к сокрытию должностного преступления (незаконных методов следствия), что способно нанести не меньший урон правосудию, чем заведомо ложный донос. При разрешении этой коллизии необходимо, очевидно, всё же исходить из принципа, что лучше оправдать десять виновных, чем осудить одного невиновного. Лучше оклеветать невиновного, чем осудить невиновного. В любом случае, оклеветанный имеет право в порядке гражданского судопроизводства потребовать возмещения морального вреда и опровержения не соответствующих действительности сведений. Справедливость в таком случае в значительной степени восторжествует.

Поэтому во избежание споров и исходя из сложившейся практики и нравственных принципов необходимо законодательно закрепить за обвиняемым (подозреваемым, подсудимым) право на ложь, т. е. на сообщение любых ложных сведений, если это является способом его защиты [6].

По данному вопросу проведено изучение материалов проверок Дзержинской городской прокуратуры по заявлениям граждан (вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства), о применении в отношении их работниками милиции незаконных мер проведения следствия или дознания.

Было изучено 69 подобных материалов проверок, проводимых работниками Дзержинской городской прокуратуры за последние 10 лет — (1999 по 2009 г.). При этом по 18 из указанных заявлений были возбуждены уголовные дела по фактам превышения работниками милиции их должностных полномочий, выразившихся в применении к гражданам незаконных мер физического воздействия.

Однако лишь семь из упомянутых 18 уголовных дел были направлены прокурором в суд с обвинительным заключением. Все остальные дела, возбужденных в отношении работников милиции (по фактам превышения ими должностных полномочий), были прекращены следователями прокуратуры по реабилитирующим основаниям.

Следует заметить, что по большинству заявлений граждан о применении в отношении них работниками милиции незаконных мер ведения следствия или дознания в возбуждении уголовных дел было отказано за отсутствием состава преступления.

Такие решения были вынесены по 51 заявлению граждан (из 69 заявлений граждан в прокуратуру города за 10 лет).

Интересно также заметить, что во всех случаях отказа в возбуждении уголовных дел (51 случай), а также во всех 11 случаях прекращения уголовных дел, ни один из работников милиции (о незаконных действиях которых заявляли граждане) не предъявил иска о защите чести и достоинства. Учитывая, что работники милиции, бесспорно, хорошо осведомлены о своем праве на такой иск, даже они признают за лицами, в отношении которых осуществляется уголовное преследование, право защищаться подобным образом.

Право на защиту подобным образом негласно признается и работниками прокуратуры — ведь ни по одному из 62 случаев отказа в возбуждении или прекращении уголовных дел не было возбуждено ни одного уголовного дела за заведомо ложный донос.

Примечания

незаконный метод защита подозреваемый.

• 1. Заведомо ложные показания подозреваемого о совершении преступления другим лицом заведомо ложный донос не образуют, поскольку были даны с целью уклониться от уголовной ответственности и являлись способом защиты от обвинения. Приговор по ч. 2 ст. 306 УК РФ отменен, и дело прекращено за отсутствием состава преступления. См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 1998. № 4. С. 15.
• 2. Зеленин С. Пределы допустимой защиты // Российская юстиция. 1998. № 12. С. 43.
• 3. Гомъен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика. М.: Изд-во МНИМП, 1998. С. 251−252.
• 4. Нафиев С., Васин А. Право на защиту не беспредельно // Законность. 1999. № 4. С. 5−7.
• 5. Попов С., Цепляева Г. Нормы нового УПК о подозреваемом не обеспечивают гарантии его конституционных прав // Российская юстиция. 2002. № 10. С. 31−33.
• 6. Куссмауль Р. Право на ложь и право на молчание как элементы права на защиту // Российская юстиция. 2003. № 2. С. 33−35.