Ответственность в исполнительном производстве: поиск места в правовой системе

Проблема эффективности принуждения в исполнительном производстве

По меткому замечанию Н. А. Чечиной, наука гражданского процессуального права — наука практического толка, а поэтому любая процессуальная проблема имеет непосредственный выход в правотворческую или правоприменительную деятельность^[1]. Приведенное утверждение особенно актуально для исполнительного производства. Справедливо мнение о том, что исполнительное производство представляет собой деятельность суда, судебного пристава-исполнителя, сторон и других лиц по принудительному осуществлению требований судебных актов и актов других органов^[2]. Таким образом, прежде чем переходить к теоретическому анализу применения любого правового института в исполнительном производстве, включая институт юридической ответственности, необходимо идентифицировать актуальные проблемы исполнительного производства с точки зрения самой практики правоприменения, эффективности воздействия механизма исполнительного производства на сферу социально-экономических отношений. В противном случае есть риск свести исследование к умозрительным размышлениям. С учетом указанного позволим себе привести некоторые статистические данные для того, чтобы сформировать представление об уровне эффективности современного механизма принуждения в исполнительном производстве, обеспечения реализации его задач.

Обратившись к ведомственной статистике ФССП России, можно наблюдать постоянный рост количества исполнительных документов^[3] при стабильно низком проценте фактического исполнения их требований (63,7% — в 2011 г.; 45,4 — в 2012; 41,4 — в 2013; 40,1 — в 2014; 38,6 — в 2015; 41,3 — в 2016; 46,5 — в 2017)^[4]. При этом по исполнительным производствам, возбужденным на основании судебных актов, процент исполнения еще ниже общего. В 2016 г. он составлял менее 28%^[5]. В 2017 г. по решениям арбитражных судов подлежало взысканию 3,04 трлн руб., из которых фактически взыскано 170,5 млрд руб. (5,6%). Еще в 2016 г. ситуация была чуть лучше: из 2,68 трлн руб. взыскано 172,7 млрд руб. (6,4%)^[6].

В подразделениях ФССП России в 2017 г. на исполнении находились исполнительные документы на астрономическую сумму 10 150 248 433 000 руб.^[7], т. е. более 10 трлн руб., или более 140 млрд евро, невзысканный остаток на конец 2017 г. составил более 5,5 трлн руб.^[7] Такая сумма сопоставима не только с суммой всех расходов федерального бюджета, но и с размером валового внутреннего продукта России (в 2017 г., по данным Росстата, — 92,082 трлн руб.).^[9] Таким образом, вопрос эффективности принудительного исполнения имеет не только юридическое значение, речь идет о макроэкономических показателях развития страны, которые определяют, в том числе, размер ставок по кредитам населению и бизнесу, оценку финансовых рисков со стороны внутренних и зарубежных инвесторов, сроки окупаемости бизнес-проектов, наполнение бюджета для выполнения социальных и иных публичных обязательств, уровень банкротств предприятий, в целом перспективы роста национальной экономики^[10].

Свидетельствует ли приведенная статистика о неэффективности работы судебных приставов-исполнителей, некачественном законодательном регулировании процесса исполнительного производства либо о драматическом влиянии на эффективность исполнительного производства общей социально-экономической конъюнктуры, культуры финансово-кредитных отношений, остающемся высоким уровне правового нигилизма в обществе, несовершенстве норм материального и процессуального права, в соответствии с которыми выдаются исполнительные документы? Однозначного ответа не может быть. Все перечисленные и многие другие факторы в той или иной степени влияют на достижение задач исполнительного производства, установленных законом, и качество законодательного регулирования исполнительного производства является лишь одним из условий исправления ситуации^[11]. Рассчитать математически влияние различных юридических, экономических и социальных факторов на конкретные показатели принудительного исполнения практически невозможно. Но имеется возможность в целом оценить влияние применения некоторых мер правового принуждения на уровень фактического исполнения. Например, в соответствии с Докладом о результатах деятельности ФССП России в 2015 году^[12], по итогам 2015 г. отмечалась активизация применения мер уголовно-правового воздействия к должникам. Всего в отчетном периоде территориальными органами ФССП России возбуждено 77,8 тыс. уголовных дел (из них 74,8 тыс. — в отношении лиц, злостно уклоняющихся от уплаты средств на содержание детей или нетрудоспособных родителей), расследовано 74,4 тыс. уголовных дел. Вследствие реализации уголовно-процессуальных полномочий фактически взысканная сумма по оконченным исполнительным производствам составила около 1,2 млрд руб. (менее 0,5% от общей суммы остатка по исполнительным производствам). Примечательно, что в следующем 2016 г. в территориальных органах ФССП России было возбуждено намного меньше уголовных дел: всего 46,2 тыс., в том числе около 43 тыс. уголовных дел в отношении злостных неплательщиков алиментов. Интересно и то, что, по данным ФССП России, возбуждение, например, в 2016 г. в отношении должников по алиментам 59 тыс. дел об административных правонарушениях, предусмотренных ст. 5.35.1 КоАП РФ, и 2,7 тыс. уголовных дел по признакам состава преступления, предусмотренного ст. 157 УК РФ, имело своим результатом дополнительное взыскание (курсив мой. — М. Г.) на содержание детей около 64,3 млн руб., т. е. всего 0,04% от общей суммы задолженности по алиментам в 2016 г. (более 176 млрд руб.)^[13].

В результате установления ограничения на выезд должников из Российской Федерации (ст. 67 Закона об исполнительном производстве), по данным ФССП России, в 2015 г. были исполнены требования всего 114,7 тыс. исполнительных документов, а общая взысканная сумма возросла с 12,1 млрд до 15,9 млрд руб.^[12] Одновременно общее количество исполнительных производств, находящихся на исполнении в ФССП России, в указанный период составило более 71 млн на сумму более 7 трлн руб.^[7] Имея в виду, что в соответствии со ст. 67 Закона об исполнительном производстве применение ограничения на выезд допускается по значительной части исполнительных производств, процент задолженности, взысканной, по данным ФССП России, в результате применения такой меры, составлял в 2015 г. всего около 0,02% от общего размера задолженности (процент меньше статистической погрешности). По данным руководства ФССП России, если, например, в 2009 г. количество лиц, ограниченных в рамках исполнительного производства на выезд за пределы Российской Федерации, составляло порядка 216 тыс. человек, то в 2012 г. — 622 тыс., в 2013 г. — 869 тыс., а в 2014 г. — более 1,2 млн. При этом в 2013 г. только 60 тыс. должников, ограниченных на выезд за рубеж, исполнили требования исполнительных документов (из 869 тыс. ограниченных на выезд в указанном периоде, около 7%), а в 2014 г. — 83 тыс. должников (из более 1,2 млн ограниченных на выезд в указанном периоде, около 7%)^[16].

В результате применения временного ограничения на выезд должников из Российской Федерации в 2017 г. (в течение 2017 г. вынесено около 3,4 млн таких постановлений), по данным ФССП России, взыскано 24,6 млрд руб.^[17], т. е. всего чуть более 1% от общего размера задолженности по исполнительным документам, по которым было установлено ограничение на выезд за рубеж в 2017 г. Отметим, что еще в 2016 г. при меньшем количестве ограничений (2,3 млн постановлений) удалось взыскать большую сумму (30,3 млрд руб.).

Продолжает расти задолженность по уплате исполнительского сбора (который по смыслу ст. 112 Закона об исполнительном производстве сам по себе представляет денежное взыскание за неисполнение требований исполнительного документа). В 2017 г. невзысканная сумма исполнительского сбора составила более 103 млрд руб. по сравнению с 70 млрд руб. в 2016 г.^[18] В 2017 г. было взыскано всего чуть более 14 млрд руб. исполнительского сбора (около 14% от подлежащей взысканию суммы).

Исходя из статистики, можно сделать вывод о том, что применение целого ряда мер принуждения к должникам в исполнительном производстве (в том числе, мер юридической ответственности), несмотря на рост количественных показателей примененных мер, пока не влечет за собой повышения эффективности взыскания, качественных изменений в структуре задолженности по исполнительным производствам, не способно даже сдержать рост ежегодного остатка задолженности по исполнительным документам. Заметим, что указанные тенденции характерны для большинства видов исполнительных документов, прежде всего судебных актов, обеспечение исполнения которых является конституционной обязанностью государства.

Несмотря на приведенные показатели, основным законодательным способом повышения эффективности исполнительного производства продолжают оставаться усиление мер принуждения в отношении должников, расширение ограничений их имущественных и неимущественных прав и по кругу лиц, ограниченных в правах, и по перечню возможных ограничений^[19].

Например, Федеральным законом от 28 ноября 2015 г. № 340- ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон „Об исполнительном производстве“ и отдельные законодательные акты Российской Федерации» в законодательство был введен институт временного ограничения на пользование должником специальным правом (правом на управление транспортным средством). Из пояснительной записки к соответствующему законопроекту следует, что его разработчики при введении соответствующих мер были «вдохновлены» опытом применения предусмотренных в 2007 г. в ст. 67 Закона об исполнительном производстве ограничений на выезд должника из Российской Федерации. Авторами.

пояснительной записки, в частности, указывается на то, что использование временного ограничения права на выезд за пределы Российской Федерации, «очевидно, свидетельствует об эффективности института временных ограничений личных прав должника для целей правильного и своевременного исполнения требований судебных актов». Как было продемонстрировано приведенными выше статистическими данными, такая «эффективность» вытекает лишь из абсолютных, но не относительных показателей. В качестве довода о необходимости расширения перечня ограничений личных прав должников разработчиками указывалось на то, что не всеми должниками используется право на выезд за пределы Российской Федерации, в связи с чем ограничение данного права является эффективной мерой понуждения к исполнению требований исполнительных документов в отношении узкого круга лиц. Внесение в законодательство РФ изменений, устанавливающих возможность ограничения права должника на управление транспортным средством и (или) судном, по мнению разработчиков законопроекта, будет являться превентивной мерой, мотивирующей на исполнение требований исполнительных документов должниками в добровольном порядке. Кроме того, по мнению авторов проекта, привлечение должника к ответственности, предусмотренной КоАП РФ, в этих случаях является малоэффективным. В пояснительной записке прогнозировалось применение введенного временного ограничения права должника на управление транспортным средством в отношении порядка 450 тыс. должников.

Вместе с тем применение в 2017 г. указанного нового ограничения по 174 тыс. исполнительных производств позволило взыскать всего около 2 млрд руб., т. е. менее 4% от суммы задолженности по исполнительным производствам, по которым такая мера была применена^[20].

Принятие закона, вводящего временные ограничения специальных прав, очевидно, не последний шаг на пути постепенного нарастающего принудительного воздействия на должника в исполнительном производстве.

Следующий «пакет» законодательных ограничений, в частности, предоставляет судебному приставу-исполнителю полномочия по установлению запрета на совершение должником юридически значимых действий (регистрационных действий, действий по получению, продлению публичных разрешений и лицензий и иных действий, совершение которых должником влечет за собой возникновение, изменение и прекращение его прав и обязанностей). Один из законопроектов направлен на установление возможности отказа должнику в предоставлении ему государственных услуг. Предполагается, что отказ в предоставлении государственной услуги не будет иметь своим основанием специальное постановление судебного пристава-исполнителя (как в случае с уже предусмотренными законодательством ограничениями специальных прав должника и ограничением права на выезд из Российской Федерации), решение об отказе будет при каждом конкретном обращении должника за государственной услугой принимать соответствующий орган государственной власти при условии нахождения данных лица, обращающегося за государственной услугой, в базе данных должников^[21].

Идеи субъектов законодательной инициативы по ограничению прав должников в исполнительном производстве касаются не только прав, реализация которых связана с обращениями в органы государственной власти. Некоторое время назад предлагалось предусмотреть право взыскателя и судебного пристава в исполнительном производстве требовать в суде признания недействительными сделок должника и возврата ранее отчужденного должником имущества (по аналогии с процедурой несостоятельности (банкротства)^[22].

Оценивая отмеченное выше неуклонное повышение законодателем уровня принудительного воздействия на должника, заметим, что практика конституционного правосудия демонстрирует несколько иные тенденции. Так, еще 10 лет назад в постановлении Конституционного Суда РФ от 12 июля 2007 г. № 10-П «По делу о проверке конституционности положения абзаца третьего части первой статьи 446 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан В. В. Безменова и Н. В. Калабуна» в качестве базовых принципов исполнительного производства были обозначены преимущественная защита интересов взыскателя, ограничение равенства участников исполнительного производства с учетом необходимости ограничения прав должника, что позволило ряду ученых высказать мнение о том, что конституционный баланс интересов взыскателя и должника по частным взысканиям заключается в отношении должника прежде всего в оставлении ему минимального уровня существования, способного не оставить его за пределами социальной жизни^[23]. Но уже в 2016 г. в постановлении Конституционного Суда РФ от 10 марта 2016 г. № 7-П «По делу о проверке конституционности части 1 статьи 21, части 2 статьи 22 и части 4 статьи 46 Федерального закона „Об исполнительном производстве“ в связи с жалобой гражданина М. Л. Ростовцева» речь идет о недопустимости преодоления коллизий законных интересов должника и взыскателя путем предоставления защиты одним правам в нарушение других, нарушения основного содержания конституционных прав должника, недопустимости длительного пребывания должника в состоянии неопределенности относительно своего правового положения, о диспозитивности в процессуальных отношениях в исполнительном производстве, соразмерном распределении экономических рисков, связанных с возможными трудностями в реализации арестованного имущества, между должником и взыскателем, принципе правовой справедливости и даже принципе солидаризма, предполагающем взаимное содействие должника и взыскателя для достижения целей обязательства, учет прав и законных интересов друг друга.

При этом, как свидетельствует отмеченная выше тенденция развития законодательства об исполнительном производстве, некорректно было бы говорить о какой-либо его общей «либерализации», усилении защиты прав должника. Напротив, с учетом остающегося низким уровня фактического исполнения в законодательство и правоприменительную практику активно внедряются новые и все более существенные меры принуждения в отношении должника, вводятся новые меры его ответственности, а уже предусмотренные — имеют тенденцию к ужесточению. Следовательно, в юридической науке все более важной становится проблема обеспечения конституционного баланса прав должника и взыскателя, определения пределов применения разнообразных мер принуждения к должнику, границ расширения мер правового воздействия на него, в том числе при отсутствии у должника ликвидного имущества и достаточных доходов для исполнения своей обязанности. Согласимся с тем, что исполнительное производство не может обеспечивать исполнение судебного акта «любой ценой», а, например, продолжение воздействия на личность должника после того, как установлено отсутствие у него имущества, чрезмерно и неконституционно^[24].

Приведенные выше законодательные меры иллюстрируют и наметившуюся тенденцию все более активного использования мер принуждения личного характера в отношении должника. Как известно, смена парадигмы принудительного исполнения в России (как и в других европейских странах) в XIX в. была обусловлена переходом от мер принудительного исполнения, преимущественно направленных на саму личность должника, к мерам имущественного характера, предусматривающим обращение взыскания на имущество должника помимо его воли специальными должностными лицами, действующими в соответствии с законом^[25]. Трудно не согласиться с тем, что меры, направленные на саму личность должника, возможно, более эффективны, чем меры имущественного характера, что было отмечено при разработке законодательных мер по ограничению личных прав должника. Нет сомнений и в том, что угроза применения ограничений прав должников побудит некоторых из них наконец исполнить свои обязательства. Применение личных ограничений, как правило, требует от органов принудительного исполнения меньше временных и материальных затрат на исполнение требований исполнительных документов (при сравнении, например, с необходимостью поиска имущества должника и обращения на него взыскания). Но, как известно, и в уголовном праве смертная казнь — единственное наказание, на 100% гарантирующее, что осужденный не совершит преступление вновь. Указанное не останавливает многие современные государства от отказа от смертной казни в пользу менее «эффективных» и более затратных видов наказаний.

Усиление принудительного воздействия на должника не может носить произвольный характер. Как и любой правовой институт, ограничения прав, меры принуждения должны оцениваться с точки зрения соблюдения конституционных принципов, пределов применения. Введению новых мер принуждения должен предшествовать тщательный анализ причин неэффективности уже существующих мер. Выше, цитируя пояснительную записку к законопроекту об установлении ограничений специальных прав должника, мы отметили, что одной из причин необходимости введения нового вида исполнительного действия стала неэффективность, по мнению авторов законопроекта, мер юридической ответственности должника (уже установленных КоАП РФ).

Введение

новых мер без ревизии уже существующих приведет к «нагромождению» правовых механизмов, дублирующих друг друга, несмотря на формально различную их правовую квалификацию (исполнительные действия и меры ответственности). В том случае, если какие-то меры принуждения признаются неэффективными, очевидно, они должны отменяться или корректироваться. Кроме того, означает ли введение новых видов исполнительных действий, направленных на ограничение прав должника, отказ от дальнейшего совершенствования системы юридической ответственности в исполнительном производстве, признание такой системы неэффективной в целом? Представляется, что ответ должен быть отрицательным.

Невозможно бесконечно усиливать принудительное воздействие на должника в исполнительном производстве, в том числе применяя к нему все новые меры юридической ответственности. Законодатель и правоприменитель неизбежно столкнутся с общими конституционными и даже международно-правовыми границами применения государственного принуждения. Несмотря на то что такие границы в отношении принуждения в исполнительном производстве, как и общие начала исполнительного производства, еще находятся в стадии формирования и осмысления (прежде всего посредством эволюционирующих подходов в правовой доктрине, практике высших судов), нельзя утверждать, что таких границ нет вообще, а конституционно-значимые цели исполнительного производства «оправдывают» введение любых мер принуждения к должникам. Например, при конструировании мер уголовного и уголовно-процессуального принуждения в отношении подозреваемых, обвиняемых в совершении преступлений и уже осужденных лиц Конституция, нормы международного права предусматривают целый ряд специальных гарантий прав адресатов соответствующих мер в части их содержания, срока действия, а также порядка и условий, последствий применения, отмены^[26].

С точки зрения практической эффективности существующих ограничений прав должника из приведенных выше статистических данных усматривается явная тенденция ее падения в долгосрочной перспективе, особенно учитывая ежегодный рост общего количества исполнительных производств. Безусловно, объективным препятствием к повышению эффективности исполнительного производства посредством расширения перечня мер воздействия на должника (как личных, так и имущественных) являются сама социально-экономическая структура общества, общее количество лиц, обладающих, например, заграничным паспортом либо водительскими правами, невозможность быстрого улучшения имущественного положения должников с учетом общего состояния экономики.

Но одним из важнейших факторов недостаточной эффективности действующих институтов принуждения является и их юридическое несовершенство, часто отсутствие продуманного механизма применения.

Введение

новых непроработанных мер принуждения к должникам, очевидно, приводит к формированию в обществе необоснованных завышенных ожиданий от механизма исполнительного производства в целом, который, с одной стороны, включает в себя значительное количество мер, существенно ограничивающих права, а с другой — с точки зрения реальных количественных и качественных показателей остается неэффективным. Заметим, что от адекватной оценки всеми субъектами эффективности исполнительного производства зависит не только, например, готовность предпринимателей предоставлять денежные средства в долг, определение условий кредитных соглашений, но в целом уровень уверенности участников гражданского оборота в исполнении взаимных обязательств в том виде, в котором они закреплены законом или договором, правильная оценка рисков собственного поведения и поведения контрагентов, прогнозирование успешности тех или иных бизнес-проектов. Указанное актуально не только для сферы сугубо коммерческих, но и социальных, семейных отношений. Например, получатель алиментов должен адекватно оценивать перспективы регулярного и в полном объеме получения соответствующих выплат.

В современном государстве любое ограничение прав должно иметь не абстрактную, но совершенно конкретную верифицируемую общественно значимую и полезную цель. Как совершенно справедливо отметил Конституционный Суд РФ, при допустимости ограничения того или иного права в соответствии с конституционно одобряемыми целями государство должно использовать не чрезмерные, а только необходимые и строго обусловленные этими целями меры; публичные интересы могут оправдывать правовые ограничения прав и свобод, только если такие ограничения адекватны социально необходимому результату; цели одной только рациональной организации деятельности органов власти не могут служить основанием для ограничения прав и свобод^[27]. Постоянное усиление государством принудительного воздействия, затрагивающего сотни тысяч людей (вспомним приведенные выше данные о потенциальном круге лиц, в отношении которых может быть применено ограничение специальных прав) без видимого благоприятного эффекта таких мер для системы социально-экономических отношений, неизбежно снижает их легитимность в глазах общества, в целом негативно влияет на восприятие закона, уважение судебной власти, оценку эффективности государства, даже несмотря на декларируемую значимую общую цель таких ограничений (обеспечение права на судебную защиту, правильное и своевременное исполнение требований исполнительных документов).

Мы далеки от того, чтобы выдвинуть тезис о необходимости повышения защиты прав должника в ущерб интересам кредитора, целям исполнительного производства. Любое лицо может сегодня быть должником, а завтра уже оказаться в роли взыскателя в исполнительном производстве. Должник после вступления вынесенного в отношении него судебного акта в законную силу и государством, и обществом должен признаваться лицом, игнорирующим свои обязательства. Но это не означает, что к нему могут быть применены непродуманные, несистемные, недифференцированные меры принуждения. Такие меры будут, во-первых, не соответствовать основным началам правовой системы, положениям Конституции, во-вторых, что не менее важно в сфере именно исполнительного производства, — неэффективны, не способны обеспечить достижение целей правового регулирования, заставить конкретного должника действительно исполнить свое обязательство. Миллионы неисправных должников могут быть разделены на самые различные категории как в зависимости от уровня дохода, способностей к его поддержанию и наращиванию, семейных и иных условий, так и от психологического отношения к неисполнению требований исполнительного документа, причин его игнорирования. Следовательно, одни меры принуждения, эффективные в отношении определенной категории должников, будут совершенно неэффективны или, напротив, чрезмерны, — в отношении другой, как по объективным (например, отсутствие у должника какого-либо имущества в связи с асоциальным образом жизни), так и субъективным (например, отсутствие желания и необходимости выезжать за рубеж, отношение к исполнительному документу как нелегитимному) причинам.

Этап активного введения в законодательство и апробации новых мер принуждения рано или поздно должен завершиться их систематизацией и дифференциацией, созданием структурированной, теоретически обоснованной системы принуждения в исполнительном производстве, обеспечением конституционного баланса прав и законных интересов всех субъектов соответствующих отношений. Предположим, что именно такой подход позволит обеспечить уровень эффективности исполнительного производства, соответствующий его «миссии» в правовой системе. В противном случае количество установленных законом мер принуждения никогда не перейдет в качество их применения^[28].

Рассуждая об эффективности мер принуждения в исполнительном производстве, мы прежде всего, как следует из контекста, имели в виду принуждение в отношении должника. Безусловно, именно на должника как лицо, обязанное совершить определенные действия (или воздержаться от их совершения) в соответствии с требованиями исполнительного документа, направлены меры принуждения, установленные законом. Указанное не означает, что меры принуждения (в том числе, меры юридической ответственности) не применяются к иным субъектам, вовлеченным в сферу исполнительного производства, что будет продемонстрировано ниже. И само государство несет, например, гражданско-правовую ответственность и перед взыскателем, и перед должником за причинение вреда в ходе принудительного исполнения^[29].

• [1] Чечина Н. А. Предмет и система гражданского процессуального права // Актуальные проблемы гражданского процесса: Сб. статей в честь юбилея профессораН. А. Чечиной. СПб.: Юридический факультет Санкт-Петербургского государственногоуниверситета, 2002. С. 11.
• [2] Гражданское процессуальное право: учебник / под ред. М. С. Шакарян. М., 2004.С. 472 (автор раздела — М. Д. Олегов).
• [3] Так, в 2014 г. на основании поступивших для принудительного исполненияисполнительных документов возбуждено 39,6 млн исполнительных производств, чтона 3,7 млн исполнительных производств больше по сравнению с 2013 г. См.: URL: http://fssprus.ru/files/fssp/db/files/00infografika/pub_declaracia_otchet_2014_20 151 261 741.pdf. В 2015 г. было возбуждено уже более 45,5 млн исполнительных производств, а в 2017 г. — около 60 млн. См.: URL: http://fssprus.ru/statistics/.
• [4] URL: http://fssprus.ru/indicators/.
• [5] URL: http://fssprus.ru/statistics/. Следует признать, что такие показатели характерны не только для исполнительного производства, но и для стадии несостоятельности. Например, по итогам конкурсного производства, 65% кредиторов банкротов — юридических лиц в первой половине 2018 г. получили 0 руб. У кредиторов обанкротившихсяграждан этот показатель еще выше — 74%. См.: Статистический бюллетень Единогофедерального реестра юридически значимых сведений о фактах деятельности юрлиц, индивидуальных предпринимателей и иных субъектов экономической деятельности.30 июня 2018 г. URL: https://www.fedresurs.ru/news.
• [6] URL: https://www.kommersant.ru/doc/3 566 103/.
• [7] URL: http://fssprus.ru/statistics/.
• [8] URL: http://fssprus.ru/statistics/.
• [9] URL: http://www.gks.ru/free_doc/new_site/wp/wp-god/tabl.htm.
• [10] Гальперин M. Л. Исполнительное производство: учебник для бакалавриата и магистратуры. М., 2017. С. 15—16.
• [11] Вывод о влиянии не только структурных факторов (невысокий профессионализмдолжностных лиц ФССП России, недостаточный уровень материально-техническогои информационного обеспечения органов принудительного исполнения, негативныйимидж ФССП России, дублирование функций различных органов, задействованныхв процедуре принудительного исполнения), несовершенства материального и процессуального законодательства, но и общесоциальных (коррупция в сфере государственногоуправления, правовой нигилизм) на сложную ситуацию в сфере исполнительного производства зафиксирован в проекте Долгосрочной программы повышения эффективностиисполнения судебных решений (2011—2020 годы). URL: http://docs.pravo.ru/document/view/10 963 602.
• [12] URL: http://fssprus.ru/2 272 490/.
• [13] URL: http://fssprus.ru/statistics/. По другим данным, за год с момента введенияв действие ст. 5.35.1 КоАП РФ, в результате применения в отношении должников соответствующих мер административного ответственности ими погашена задолженностьпо алиментам на сумму более 34 млн руб. См.: URL: http://sozd.parlament.gov.ru/bill/104 973−7. Порядок цифр в обоих случаях остается одинаковым.
• [14] URL: http://fssprus.ru/2 272 490/.
• [15] URL: http://fssprus.ru/statistics/.
• [16] Парфенчиков А. О. Ограничение прав должника: новеллы законодательстваи практика применения // Сборник материалов международной научно-практическойконференции / отв. ред. А. О. Парфенчиков, В. А. Гуреев. М., 2016. С. 19. Предположим, что в статистике учитываются все исполнительные производства, по которым былоосуществлено фактическое исполнение и в рамках которых к должникам была применена мера, предусмотренная ст. 67 Закона об исполнительном производстве. Очевидно, утверждение о том, что в соответствующих исполнительных производствах фактическоеисполнение исполнительного документа было осуществлено именно под воздействиемприменения ограничения на выезд, всегда будет носить характер предположения. Приведенные числа, таким образом, определяют максимальный предел показателя, а не сампоказатель.
• [17] URL: http: //fssprus.ru/files/fssp/db/files/201 704/itogovyj_doklad_za_2016_god_2 017 441 647.pdf.
• [18] URL: http: //fssprus.ru/statistics/.
• [19] Парфенчиков А. О. Ограничение прав должника: новеллы законодательстваи практика применения. С. 21—23.
• [20] URL: http: //fssprus.ru/files/fssp/db/files/201 704/itogovyj_doklad_za_2016_god_2 017 441 647.pdf.
• [21] Парфенчиков А. О. Ограничение прав должника: новеллы законодательстваи практика применения. С. 21—24.
• [22] Законопроект № 711 269−6 «О внесении изменений в Федеральный закон"Об исполнительном производстве»". URL: http: //asozd.duma.gov.ru/main.nsf/(Spravka)?OpenAgent&RN=711 269−6.
• [23] Ярков В. В. Некоторые принципы гражданского исполнительного права (в связис постановлением Конституционного Суда России от 12 июля 2007 г. № 10-П и новымФедеральным законом «Об исполнительном производстве») // Исполнительное производство: процессуальная природа и цивилистические основы: сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции / отв. ред. Д. X. Валеев, М. Ю. Челышев.М., 2009. С. 204—205.
• [24] Шварц М. 3. Пределы и последствия ограничения прав должника // Ограничение прав должника: новеллы законодательства и практика применения: сб. материаловнаучно-практической конференции / отв. ред. А. О. Парфенчиков, В. А. Гуреев. М., 2016.С. 155—156.
• [25] Гальперин М. Л. Исполнительное производство: учебник для бакалавриата и магистратуры. С. 55.
• [26] См., например: постановление Конституционного Суда РФ от 14 марта 2002 г.№ 6-П «По делу о проверке конституционности статей 90, 96, 122 и 216 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобами граждан С. С. Маленкина, Р. Н. Мартынова и С. В. Пустовалова»; постановление Конституционного Суда РФ от 23 марта1999 г. № 5-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 133, частипервой статьи 218 и статьи 220 Уголовно — процессуального кодекса РСФСР в связис жалобами граждан В. К. Борисова, Б. А. Кехмана, В. И. Монастырецкого, Д. И. Фуфлы-гина и общества с ограниченной ответственностью „Моноком“»; постановление Конституционного Суда РФ от 3 мая 1995 г. № 4-П «По делу о проверке конституционностистатей 220.1 и 220.2 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В. А. Аветяна».
• [27] Постановление Конституционного Суда РФ от 18 февраля 2000 г. № 3-П «По делуо проверке конституционности пункта 2 статьи 5 Федерального закона „О прокуратуреРоссийской Федерации“ в связи с жалобой гражданина Б. А. Кехмана».
• [28] Гальперин М. Л. О «самостоятельной» ответственности в исполнительном производстве? // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2015. № 2. С. 222.
• [29] Гальперин М. Л. О «самостоятельной» ответственности в исполнительном производстве? С. 216.