Введение. 
Проблема определения и периодизация развития литературных языков

Исторические обобщения и выводы, достигнутые в советскую эпоху в широком кругу теоретических и практических вопросов формирования и развития национальных и национальных литературных языков, оказывали с 30—40-х годов XX в. большое влияние на конкретные исследования советских филологов, посвященные истории отдельных литературных языков Запада и Востока, например русского, украинского, белорусского, латышского, литовского, молдавского, армянского, грузинского, таджикского, узбекского, азербайджанского, чувашского, арабского, японского, китайского и др. Вместе с тем эти новые точки зрения, естественно, определяли постановку и освещение соответствующих вопросов в наших работах по общему языкознанию и по теории и истории развития национальных языков как народов Советского Союза, так и зарубежных.

Во «Введении в языкознание» А. С. Чикобава вопрос о литературном языке освещен довольно широко, но не во всех отношениях достаточно точно и определенно. Быть может, основным недостатком трактовки этого вопроса у А. С. Чикобава является невыдержанность или нестойкость исторического отношения к вопросам развития литературного языка. Это прежде всего сказывается в расплывчатости постановки вопроса о «чужеземных языках» в качестве литературных языков. Вот относящиеся сюда места из «Введения в языкознание».

«Литературный язык, возникший на базе территориального диалекта соответствующего языка, как правило, служит общим языком народа, нации. Но бывает и так, что в качестве литературных языков выступают чужеземные языки. Это искусственные общие языки, не имеющие корней в живой народной речи.

Таким был, например, латинский язык для народов Западной Европы в средние века, таким был арабский язык для многих народов Ближнего Востока в течение веков.

Лишенный естественной основы в родной речи населения, такой общий язык может держаться лишь до поры до времени. Искусственный язык чужеземного происхождения сменяется родным общим языком". Как известно, «пора-время» функционирования чужих языков в качестве литературных языков в основном строго ограничена периодами, предшествующими развитию наций и национальных литературных языков.

Также недостаточно определенно раскрыта в историческом аспекте проблема общенародности «устного общего» и литературного языка. Об этом говорится так: «Устный общий язык может выработаться лишь при наличии особенных условий. Обычно устный язык существует лишь в виде территориальных диалектов. В них и находит воплощение общенародный язык; то общее в лексике и грамматическом строе, что объединяет живые диалекты, и есть реальность общенародного языка».

Из этих слов явствует, что «общий устный язык» и «общенародный язык» — вещи разные. Общенародность же по словам А. С. Чикобава, «должна являться основным принципом существования и развития литературного языка, вытекающим из его сущности, из характера взаимоотношений с диалектной, устной речью[3,119].

Таким образом, здесь прежде всего остаются неясными исторические условия «выступления» чужих языков в качестве литературных языков народа или народов. Употребление слова «нация» делает вероятным допущение, что речь идет о периодах национального развития. Вместе с тем не дается никаких точных указаний на связь и соотношение терминов и понятий: «литературный язык», «национальный язык» и «общий язык». Недоумение по этому вопросу возрастает при чтении следующих строк: «С другой стороны, общим языком может быть язык устный, не литературный. Пример такого языка имеем в „бол мацц“ („язык войска“), являвшемся (в XVIII—XIX вв.) общеупотребительным для представителей всех диалектов аварского языка (в Дагестане). В основе „бол мацц“ лежало северное хунзахское наречие» (стр. 121). О функции «бол мацц» более широко писал другой кавказовед, Ш. И. Микаилов, в работе «Литературные языки Дагестана». В развитии аварского литературного языка сыграл большую роль «болмац», т. е. устный общий язык, язык междиалектного общения, возникший на основе северных диалектов аварского языка. Задолго до революции на «болмаце» стали издаваться многочисленные произведения религиозного характера. На этом языке после Октябрьской революции появились и первые произведения молодой аварской художественной литературы. Аварский литературный язык, опираясь во многом на «болмац» в своем развитии, стал средством приобщения к советской социалистической культуре тринадцати мелких племенных этнических групп Дагестана, относящихся к андо-цезским народностям (цезы — дидойцы, андийцы, бежитинцы, ботлихцы, годоберинцы, гинухцы, гунзибцы, тиндинцы, багулалы, чамалины, ахвахцы, хваршины, каратинцы). В настоящее время все взрослые андо-цезы являются фактически двуязычными, а часто и триязычными. «Наряду с родным языком, на котором они говорят дома, в семье, каждый взрослый цез, тиндинец, андиец повседневно пользуется аварским языком на собрании, при встрече с жителем другого селения. На аварском языке он читает книги, газеты, пишет письма, поет песни. На аварском же языке идет и преподавание в школе до пятого класcа.

Некоторые произведения устной словесности, созданные на определенном диалекте, могут благодаря присущей им художественной силе получить распространение за пределами своего диалекта. С течением времени они могут стать общим народным достоянием. «Так, например, в сванском языке — четыре диалекта, письменного языка нет, Во „Введении в языкознание“ у А. С. Чикобава нет твердости и логической ясности в определении связи терминов и понятий — „литературный язык“, „письменный язык“ и „язык художественной литературы“. „Литературным языком“ — в языковедческом понимании — называется не только язык художественных произведений, но и язык научных исследований, политических трактатов, язык журналов и газет — словом письменный язык»" [5,115—116] Вместе с тем не все формулировки, относящиеся к характеристике национальных языков и процессов их образования, являются исторически оправданными. Двусмысленной и неопределенной остается, например, такая формула: «Литературный язык становится общенациональным языком, когда сформируется нация». Но ведь этот процесс — не механический, изменяются отношения литературного языка к народно-речевой базе и к «чужим языкам» средневековой культуры, изменяются взаимоотношения национального литературного языка и народных диалектов. И вообще вопрос об отношении литературного языка к народно-разговорному в разные периоды истории народа у А. С. Чикобава не получает всестороннего и исторически обоснованного решения. Он заменяется вопросом о взаимоотношении литературного языка и диалектов без освещения исторического соотношения и иерархии самих диалектов, путей образования интердиалектов и койне. Однако и этот вопрос в основном освещается применительно к эпохе существования и развития национальных языков. «Все национальные языки, — утверждает А. С. Чикобава, — языки литературные"[12, 116]. Этот афоризм, отчасти справедливый, вдруг повертывается к читателю банальной и для многих неясной своей стороной: «но не все литературные языки являются национальными» (там же). Характеристика литературного языка донациональной эпохи также лишена точных социально-исторических черт: «Литературный язык того или иного народа, созданный до сформирования соответствующей нации, как общий язык, служит объединяющим фактором в жизни народа».

Те общие закономерности и тенденции развития разных национальных — и прежде всего славянских литературных языков, которые были обнаружены и определены у нас в досоветской России, с не очень точным прикреплением их к разным этапам или периодам истории языка и народа, а иногда и с не вполне ясной и дифференцированной формулировкой, свидетельствовали лишь в самой общей форме об одном — что в средние века и в новое время литературные языки развивались по-разному (ср., например, славяно-сербский язык у сербов XVIII и нач. XIX в. и народную реформу Вука Караджича; взаимодействие польского, чешского языков и латыни в XVI в.; постепенный спад польского литературного языка с половины XVII до середины XVIII в. и эпоху национального возрождения польского литературного языка со второй половины XVIII в. и т. д.). Однако ни социально-исторические основы, ни точные границы периодизации, ни ясные формулировки закономерностей этого литературно-языкового процесса до 30—40-х годов XX столетия, когда советская наука о литературном языке более глубоко освоила марксистскую теорию развития разных общественных явлений, и прежде всего литературного языка, не были найдены и определены.

Болгарский академик Влад. Георгиев в своих статьях, печатавшихся за рубежом и у нас, очень решительно высказался в защиту того положения, что общая периодизация истории языка должна опираться не только на экстралингвистические факторы, но и на внутренние законы языкового развития. В статье «Болгарское языкознание на новом пути» он писал: «Мы можем разграничить, по крайней мере, три этапа в развитии каждого языка: племенные диалекты, язык народности и национальный язык. Несомненно, становление народности и государства и в особенности образование нации оказывают значительное влияние на язык. Однако тот, кто счел бы эти этапы основными периодами развития данного конкретного языка, впал бы в ту же ошибку, которую делали Марр и его ученики при определении развития языка. При таком явлении игнорируется специфика языка в его качестве особого общественного явления, игнорируются внутренние законы развития языка».

Нельзя прямолинейно подгонять историю языка и ее периодизацию под схему развития племен, народностей, государств и наций. Характерны основные положения более поздней статьи того же акад. Влад. Георгиева «Проблема периодизации истории языка и периодизация истории болгарского языка. Здесь акад. Георгиев прежде всего стремится определить основные критерии периодизации истории языка. Он заявляет: «Различные стороны языка показывают различную устойчивость. Морфология гораздо более устойчива, гораздо труднее поддается изменениям, чем лексика, которая менее устойчива и подвергается частым изменениям. Следовательно, для периодизации истории данного языка имеет гораздо большее значение какое-нибудь изменение в области морфологии, чем лексические изменения, изменения же фонетического порядка имеют более существенное значение, чем лексические, но менее важны, чем морфологические. Трудно определить степень важности фонетических изменений в сравнении с словообразовательными и синтаксическими» [3,116]. Акад. Влад. Георгиев предлагает различать лишь два основных периода в истории болгарского языка — древнеболгарский (IX—XIV вв.) и новоболгарский (XV—XX вв.) — на основе развития аналитических форм и конструкций, вообще явлений аналитизма.

Акад. Влад. Георгиев выдвигает следующие принципы выявления основных периодов истории языка, которые, естественно, отчасти отражаются и на периодизации истории литературных языков.

• 1. Основные периоды или новые «качества» в истории данного языка следует разграничивать на основе хронологии самых характерных, самых существенных изменений.
• 2. Основной период охватывает не менее 3—4 столетий.
• 3. Между основными периодами имеет место переходное состояние языка на протяжении 1—2 веков.
• 4. Второстепенные периоды (подразделения, фазы) определяются на основе менее существенных языковых признаков.
• 5. Изменения в области морфологии имеют гораздо большее значение, чем изменения в области фонетики, словообразования или синтаксиса, последние же важнее лексических, исключая изменения в основном словарном фонде.
• 6. Процесс любого языкового изменения может продолжаться довольно долго. Его зачатки можно заметить еще в переходный период, даже и раньше, однако существенные результаты должны быть налицо в начале нового периода, раз соответствующее изменение является одним из характерных признаков, на основе которых определяется новый период.
• 7. Периодизация может быть распространена на целостное развитие данного языка, или же ограничиться какой-нибудь обособлявшейся литературной формой («литературный» язык).
• 8. Периодизацию надо делать не по общему шаблону, а для каждого языка отдельно, принимая во внимание специфику его развития, и то в самой тесной связи с историей народа, который на нем говорит. Специфика языкового развития определяется путем противопоставления современного состояния данного языка тому состоянию, которое засвидетельствовано в его древнейших текстах" [3,182—183].

Руководствуясь этими соображениями, акад. Влад. Георгиев критически относится к существующим периодизациям разных языков; «С точки зрения их развития, языки обычно представлены за случайный — более краткий или более длительный — отрезок времени. Поэтому-то и не всегда можем разграничить основные периоды в их развитии. Вообще некоторые языки в силу особенностей их развития и большей продолжительности их засвидетельствованной письменно истории легче подвергаются периодизации, в иных же языках разграничение на основные периоды очень трудно сделать"[3, 167]. Поэтому по отношению к некоторым языкам, развитие которых ограничено сравнительно небольшим отрезком времени, выделение основных периодов их истории или невозможно, или затруднительно (например, в истории албанского или литовского языков).

Чаще всего выделяются в истории самых разнообразных языков три периода — древний, средний и новый (например, в истории персидского языка, в истории болгарского, в истории немецкого и др. под.). Акад. Влад. Георгиев пишет: «Любопытно наблюдение, что триделение истории болгарского языка поразительно сходно с периодизацией немецкого языка: древневерхненемецкий до XII в., средне-верхненемецкий ХІІ—XV вв., нововерхненемецкий от XV в. доныне. Как из этого видно, сознательно ли или несознательно, но история болгарского языка была искусственно приспособлена по чужому шаблону». Все это следует принять в соображение при обсуждении концепций проф. А. В. Исаченко о периодизации истории русского языка (включая сюда и русский литературный язык).

Профессор Р. А. Будагов, обобщая исследования по истории романских литературных языков, приходит к следующим основным выводам: «1) понятия „общенародный язык — литературный язык“ это понятия глубоко соотносительные, но не тождественные, 2) литературный язык возникает, на основе общенародного языка, но представляет собой особую, письменно зафиксированную и в большей или меньшей степени обработанную форму этого последнего, 3) возникнув сначала в письменной традиции, литературный язык может затем функционировать как „готовая система“ в форме речи разговорной, что не уменьшает значения письменной традиции для формирования литературного языка, 4) в отдельных случаях одному общенародному языку могут соответствовать несколько разновидностей литературных языков, функционирующих в разных странах (испанский и португальский языки в странах Латинской Америки), 5) история большинства литературных языков в романских странах подразделяется на три периода: первый охватывает эпоху от первых „обработанных“ письменных памятников до победы одного из диалектов как основы литературного языка, второй — от победы одного диалекта до создания литературного национального языка и третий — со времени создания этого последнего до наших дней».

Многое в этих выводах очень гадательно и, как будет видно из последующего изложения, чересчур схематично, недостаточно — с конкретно-исторической точки зрения — уточнено и дифференцировано. Однако по общему, во всяком случае преобладающему, мнению виднейших специалистов по истории литературных языков, едва ли можно из В ряду языков с очень давней письменной традицией на первое место должны быть поставлены языки тех народов, история которых — причем именно как народов культурных — начинается с глубокой древности и непрерывно тянется до наших дней. Наиболее длительной и непрерывно развивавшейся до нашего времени историей обладают языки некоторых народов Индии и язык китайского народа, длительную, продолжающуюся и до наших дней историю имеют языки греческий, иранские, армянский, грузинский, корейский; далее следуют языки народов, историческая жизнь которых началась со вступлением культурного человечества в ту полосу своего существования, которая именуется средними веками, т. е. приблизительно с III—IV вв. н. э.; это — языки народов романских, германских, славянских, тюркских, монгольских; языки тибетский, аннамский, малайские, японский.

Крайне важно при этом проследить явление, играющее в истории этих народов роль «литературного языка», на всем протяжении их истории, а не только на ее новом и тем более только на ее новейшем этапе; необходимо преодолеть широко наблюдающуюся тенденцию ограничивать изучение литературного языка XIX—XX вв. Лишь изучение этого языка в движении на протяжении всей доступной нам истории отдельных языков даст возможность определить масштаб проблемы литературного языка, раскрыть действительную природу этого явления, показать исторические изменения, происходящие в нем, установить влияние этих изменений на само существо литературного языка.

Особое место в общей проблеме «литературного языка» занимает факт приобретения «старым языком», т. е. языком данного народа на более ранней ступени его исторического развития, значения литературного языка в языковой практике последующих эпох. Такое значение приобрел, например, классический греческий язык в Византии, классический арабский язык у арабов позднейшего времени, классический китайский у китайцев в новое и новейшее время, санскрит у некоторых народов средневековой Индии, армянский «грабар» у позднейших армян. В этом случае литературный язык обычно противопоставляется разговорному языку данной эпохи и находит свое выражение в письменности, вследствие чего является языком письменным или письменно-литературным.

Существо проблемы в данном случае состоит в определении отношения «старого языка» — главным образом, в лексическом и грамматическом аспектах — к «новому языку», рядом с которым этот «старый язык» живет и по-своему развивается. Необходимо раскрыть это отношение не только в чисто историческом плане, как отношение двух различных ступеней в развитии одного и того же языка, но и в аспекте известного обособления литературного языка от языка живой практики, превращения его в своеобразную, замкнутую в себя систему языковых норм с характеристикой этой системы в сопоставлении с тем состоянием языка в прошлом, которое явилось почвой для образования данной формы литературного языка, и к сопоставлении с состоянием языка живой практики данной эпохи. Особое место при таком изучении занимает вопрос о взаимном влиянии письменно-литературного языка и живого, разговорного, о сфере, пределах и степени этого влияния. В дальнейшем возникает уже проблема исторической судьбы «старого языка» как письменно-литературного языка данного народа. (Ср. исторические судьбы разных вариантов книжно-славянского, или церковнославянского, языка у восточнославянских и южнославянских народов). История обычно удостоверяет факт постепенного вытеснения своего «классического языка» языком нового времени, получающим значение «новописьменного языка» или «нового литературного языка».

В этом случае нередко можно наблюдать борьбу вокруг литературного языка: отстаивание старого и выдвижение нового. Борьба эта обычно связывается с социальным моментом (например, борьба за итальянский язык в литературе против латинского в Италии в позднее средневековье как борьба за «народный язык» против ненародного; борьба за «разговорный» язык против «книжного» как борьба за демократизацию литературного языка в Японии 2-й половины XIX в. и т. п.). Значение и роль социального момента в процессе смены прежней формы литературного языка новой подлежит особо тщательному рассмотрению, — ведь на этой почве легко впасть в вульгарный социологизм; в то же время упущение роли социального момента может повести к выхолащиванию общественного значения перехода от одних форм литературного языка к другим.

При изучении функций и сфер распространения чужого языка в эпоху феодализма в разных странах необходимо учитывать специфические особенности языковой дифференциации, обусловленные социально-историческими и культурно-политическими причинами. Так, сфера действия классического китайского языка как письменно-литературного языка корейцев в средние века ограничивалась лишь образованной частью господствующего класса; этот язык находил себе применение в государственном управлении, в законодательстве, в исторических сочинениях, политических и экономических трактатах, философских работах. Гораздо шире была социальная сфера и сфера применения древнеболгарского или старославянского языка у восточных славян. Оба языка — чужой и свой — всегда влияют друг на друга, но в разной степени и, главное, с различным результатом. Например, корейский народ не превратил классический китайский язык в корейский; народный же язык восточных и южных славян вовлек старославянский язык в свою орбиту, пронизал его лексический состав и грамматический строй живыми народными элементами и в конечном счете воспользовался им как частью материала при выработке своего собственного литературного языка определенной эпохи.

Свои особенности представляет процесс образования литературного языка на собственной языковой основе при наличии чужого языка, широко применяемого в качестве языка письменно-литературного. В этом случае центр тяжести в изучении переносится на историю развития диалектов, на процесс выделения в них элементов, получающих значение, выводящее их за пределы диалекта, и в дальнейшем — на процесс складывания этих элементов в систему, уже полностью преодолевающую диалектную ограниченность. Такой процесс прослеживается, например, на истории складывания литературных языков романских народов, у которых в первое время в качестве литературного языка бытовал латинский язык. При этом особо важную роль в этом процессе играло разграничение сфер чужого и своего языка.

Актуальность исследования: проблема определения и развития литературных языков является и по сей день одной из актуальных проблем языкознания. Понятие национального языка и национальнолитературного языка, вопрос о разных типах и способах, формах их образования и развития в разных социальноисторических условиях подвергались разносторонним историческим исследованиям.

Цель исследования: Выявить из многочисленных работ по изучению литературного языка наиболее четкое определение литературному языку, обобщить проработанный материал, а также определить периоды развития русского, немецкого, английского языков.

Цель работы определила задачи исследования:

выделить особенности развития национального литературного языка;

рассмотреть представленные лингвистами определения литературного языка;

исследовать периодизацию развития;

Предметом исследования является национальный литературный язык.

Объект исследования: русский, немецкий и английский литературные языки.

Научно-практическая значимость работы заключается в том, что результаты дипломной работы могут быть использованы в курсах лекции по языкознанию, в специальных курсах и семинарах, посвященных углубленному изучению литературного языка, а также в курсовых работах.

Методология исследования — в дипломной работе использованы следующие научные методы исследования: компонентный анализ слов в контекстологическом плане, историко-литературный метод исследования, сравнительный анализ и статистический метод.

Структура дипломной работы — поставленные задачи определяют композицию работы. Дипломная работа состоит из Введения, двух глав и Заключения, а также списка использованных работ. Общий объем работы составляет 60 страниц.

Во ВВЕДЕНИИ обосновывается актуальность избранной темы, новизна и практическая значимость работы, формулируются цели и задачи исследования и дается краткий выборочный обзор научной литературы по проблеме.

В ПЕРВОЙ ГЛАВЕ «Проблема определения литературных языков».

Мы рассматриваем разные определения авторов о литературном языке, о периодах его развития, о взаимодействии с территориальными диалектами и жаргонами, о их взаимопроникновении.

ВТОРАЯ ГЛАВА «Периодизация развития русского, немецкого, английского литературных языков» раскрывает этапы становления выбранных нами для анализа языков, историю их возникновения. Также мы даем характеристику каждому историческому этапу в отдельности, прослеживая закономерности развития русского, немецкого, английского языков, выделяя их специфику.

В ЗАКЛЮЧЕНИИ подводятся итоги исследования и выявляются особенности в периодизации того или иного языка, обобщается изученный опыт работы над данной лингвистической темой, обосновываются результаты.