Циклоп Полифем. 
Мифы классической древности

(Гомер. Одиссея, IX, 105—566).

Вскоре прибыл Одиссей со своими спутниками в страну свирепых, не знающих правды исполинов-циклопов. Под защитой бессмертных богов не пашут эти одноглазые исполины полей и не засевают их. Тучная земля, орошаемая плодотворным дождем Зевса, все дает им без посева: и пшеницу, и ячмень, и роскошные лозы винограда. Не знают циклопы ни законов, ни сходбищ народных; вольно живут они в пещерах высоких гор, и каждый, не заботясь о других, безотчетно властвует над женами и детьми. В некотором отдалении от их страны лежит небольшой лесистый остров, на котором во множестве водятся дикие козы. Остров необитаем: никогда зверолов не бродил по его первобытным лесам, никогда пастух и пахарь не нарушали его покоя. У циклопов нет кораблей; между ними нет искусников, опытных в строительстве крепких судов. Этот дикий остров можно было бы возделать: он не бесплоден. Вдоль берегов его широко раскинулись роскошные влажные луга; в изобилии мог бы разрастись здесь виноград, легко покоряясь плугу, поля покрылись бы высокой рожью, и жатва на тучной земле была бы изобильна. Здесь есть и надежная пристань; в ней не нужно бросать якоря, не нужно привязывать канатом гладкое судно: безопасно может простоять оно здесь, сколько захочет сам плаватель. В углублении залива из осененной тополями пещеры светлый ключ извергается в море. В эту-то пристань с кораблями своими вошел Одиссей. Некий бог указал путь ему: ибо туман окружал корабли; с высокого неба не светила Селена, густые тучи скрывали ее. Острова не было видно из-за огромных волн, несшихся к берегу. Пристав к нему, Одиссей и его спутники свернули паруса, сами же предались сну в ожидании утра.

Когда же встала из мрака младая Эос, Одиссей с товарищами обошли весь этот прекрасный остров и набрели на многочисленное стадо диких коз, посланных нимфами, дочерьми Зевса. Не медля, взяли они гибкие луки и легкие охотничьи копья и, разделясь на три группы, начали охотиться. Великой добычей наградил их бог благосклонный: по девяти коз досталось на каждый корабль и десять — на корабль Одиссея. Целый день до вечернего мрака вкушали они прекрасное мясо и наслаждались сладким вином, которым наполнили они много сосудов, разрушив город киконов. Во время пира увидели они на острове циклопов дым и услышали голоса их и блеяние коз и овец. С наступлением ночи спокойно предались они сну на берегу моря.

На следующее утро Одиссей созвал своих спутников и сказал им: «Останьтесь здесь, товарищи верные, я же с моим кораблем и с моими мужами попытаюсь узнать, что за народ обитает в этой стороне, дикий ли и свирепый нравом, не знающий правды, или богобоязненный, гостеприимный». Так он сказал и быстро приплыл на корабле своем к острову циклопов. Пристав к берегу, увидели они невдалеке, в крайнем, стоявшем у берега, утесе пещеру, густо покрытую лавром. Перед нею находился двор, огороженный стеной из огромных, беспорядочно набросанных камней; частым забором вокруг него стояли сосны и черноглавые дубы. В пещере этой жил муж исполинского роста, Полифем, сын Посейдона и нимфы Фоозы. Одиноко пас он баранов и коз на высоких горах и ни с кем не водился. Нелюдимый, свирепый, был он не сходен с человеком; видом и ростом скорей походил на лесистую вершину горы. Оставив почти всех спутников своих близ корабля сторожить его, сам Одиссей с двенадцатью храбрейшими отправился к пещере. Взято было немного пищи, и один мех был наполнен сладким, драгоценным вином, что на прощание подарил Одиссею жрец Аполлона Морон, пощаженный с женой и детьми во время разрушения Исмара: то был крепкий, божественно-сладкий напиток.

Исполина не было в это время в пещере: он пас на лугу недалеком своих баранов и коз.

Одиссей и товарищи его вошли в пещеру и с удивлением стали все осматривать в ней. Много было в ней сыров в тростниковых корзинах; в отдельных закутах были заперты козлята, барашки, в порядке, по возрастам: старшие со старшими, средние со средними, младшие подле младших. Ведра и чаши были налиты до краев густой простоквашей.

Спутники стали просить Одиссея, чтобы он, запасшись сырами, не медлил в пещере и, взяв в закутах отборных козлят и барашков, с добычей убежал на корабль и продолжал путешествие, Одиссей отказался последовать полезному совету: хотелось ему посмотреть на исполина и получить от него дары. А лучше бы сделал, если бы согласился. И вот развели они в пещере огонь, совершили жертвоприношение, добыли сыру и, утолив голод, сели и стали ждать исполина со стадом. Скоро пришел он с огромной ношей дров на плечах и со стуком бросил эти дрова перед входом в пещеру. Полные страха гости его попрятались в угол. Потом пригнал Полифем в пещеру коз и овец, а козлов и баранов оставил во дворе. Затем огромным камнем, подобным необъятной скале, заградил он вход в пещеру и стал доить по порядку маток, коз и овец; подоив же, под каждую матку подложил сосуна. Отлив половину молока в плетеницы, он оставил это молоко, чтобы оно сгустело для сыра; другую же половину разлил по белым сосудам, чтобы после пить его по утрам или за ужином, пригнавши с пажити стадо. Окончив работу, разложил он яркий огонь и, увидев ахейцев, грубо сказал им: «Странники, кто вы? Откуда пришли по влажной дороге? Есть у вас дело какое или без дела скитаетесь всюду, как добытчики вольные, подвергая опасности свою жизнь и другим нанося беды?» Замерли сердца у Одиссея и мужей его, когда увидели они циклопа и услышали грубую речь его. Но Одиссей ободрился и обратился к нему с такими словами: «Все мы ахейцы, плывем из далекой Трои. Настигла нас буря, и мы сбились с пути. Принадлежим мы к народам царя Агамемнона, Атреева сына, что добыл ныне великую славу: разрушил город и истребил столь много народов. Теперь припадаем к твоим ногам и молим, чтобы ты хоть немного угостил нас и одарил небольшими дарами, как одаряют чужеземцев. Побойся богов, о великий муж, сжалься над ищущими покрова, строго мстит за пришельцев отверженных Зевс-гостелюбец». Чуждый сострадания, ответил ему Полифем: «Или ты глуп, чужеземец, или прибыл сюда из очень далеких стран, если мог думать, что я боюсь бессмертных богов и почту их. Нам, циклопам, нет дела до эгидодержавного Зевса, ни до других богов: мы сильнее их. Никогда не пощажу я из страха перед Зевсом ни тебя, ни твоих спутников: поступлю так, как велит мне мое сердце. Ты же скажи мне, где корабль, на котором ты прибыл? Далеко или близко стоит он отсюда?» Так он сказал, коварный; но Одиссей прозрел его мысли и ответил: «Корабль мой разбил колебатель земли Посейдон, ударив его недалеко от здешнего берега об острые скалы, я же с немногими спутниками спасся от смерти». Не дал ответа циклоп: но в то же мгновение вскочил он, как бешеный зверь, и, протянув огромные руки, разом подхватил двоих из спутников Одиссея, как щенят, и ударил их оземь: их черепа разбились и обрызгали мозгом пещеру. Тотчас же состряпал Полифем из них ужин и жадно, как голодный лев, съел их, не оставив ни костей, ни мяса. Ужас объял остальных ахейцев; подняли они руки к небу, их ум помутился от скорби. В то же время циклоп беззаботно растянулся на голой земле и заснул. Тогда Одиссей подошел к нему и хотел уже острым мечом пронзить ему грудь; но мысль — как отвалить потом огромный камень, которым задвинут был вход в пещеру, — остановила Одиссея. Он решился ждать утра.

Утро настало. Циклоп разложил огонь, подоил своих коз и овец, потом схватил двоих из бывших в пещере ахейцев и сожрал их. Потом отодвинул камень, что лежал у входа, выгнал шумное стадо из темной пещеры и снова запер дверь с такой легкостью, как будто затворял легкой покрышкой колчан.

Со свистом погнал Полифем стада свои в горы. Одиссей, оставленный в пещере, начал выдумывать средство, как бы, с помощью Афины Паллады, отомстить исполину. И вот что нашел он удобным. В козьем закуте стояла дубина циклопа — свежий, им обрубленный ствол дикой маслины, длиной с мачту. Очистив от ветвей, Полифем поставил его сохнуть в закуту, чтобы после носить вместо посоха. Одиссей взял этот ствол, мечом отрубил от него три локтя и отдал товарищам выгладить этот брусок, затем сам заострил его и обжег на угольях острый конец. Спрятав обрубок, Одиссей пригласил товарищей своих бросить жребий — кому быть помощником ему, Одиссею, в то время как нужно будет вонзить обожженный кол в глаз сонному Полифему. Жребий пал на четверых, сильнейших и более смелых: их выбрал бы и сам Одиссей.

Вечером возвратился Полифем со стадом. В пещеру вогнал он все стадо: или предчувствовал он что-то недоброе, или такова была воля некоего бога. Задвинув, как прежде, вход в пещеру, подоив овец и коз, накормив козлят и барашков, схватил он еще двоих Одиссеевых спутников и сожрал их. Тогда подошел к циклопу Одиссей, держа в руках деревянную, полную вина чашу, и обратился к нему со следующими словами: «Выпей вина, циклоп, насытясь человеческим мясом: узнаешь тогда, какой драгоценный напиток был на нашем корабле. Тебе приношу я вино это в жертву, чтобы сжалился ты надо мной и отпустил меня на родину. Но ты свирепствуешь нестерпимо. Беспощадный циклоп, кто ж из людей посетит тебя, сведав о твоих беззаконных поступках?» Так говорил Одиссей; Полифем же взял чашу с вином и осушил ее. Сильно полюбился циклопу сладкий напиток; попросил он другой чаши: «Налей мне, дружок мой, еще и назови свое имя, чтобы я мог приготовить подарок тебе по сердцу. И у нас, у циклопов, на тучной земле родится роскошный виноград, и сам Зевс Кронион питает его своим благодатным дождем. Твой же напиток — амброзия чистая со сладким нектаром». Подал ему Одиссей и вторую чашу. В третий раз наполнил ее и в третий раз осушил ее циклоп безумный. И когда зашумело огневое вино в голове людоеда, Одиссей обратился к нему с такой обольстительной речью: «Ты спрашиваешь об имени моем, циклоп; изволь, я его открою тебе: ты же не забудь одарить меня, по твоему обещанию. Имя мое „Никто“. Так зовут меня мать и отец, так величают и все товарищи». — «Знай же, Никто, будешь ты съеден мною после всех твоих спутников: вот мой подарок». Так воскликнул страшный циклоп и с этими словами повалился навзничь на землю, совсем пьяный. Тут, ободрив своих товарищей, быстро достал Одиссей спрятанный обрубок маслины и острым концом положил его на огонь. Когда кол загорелся, Одиссей поспешно вынул его из огня и, с помощью четверых избранных по жребию товарищей, пронзил им глаз спящего исполина. Страшно взвыл людоед, застонала от воя пещера. В страхе попрятались по углам спутники Одиссея и сам он. Вырвал циклоп из пронзенного глаза кол, облитый кипучею кровью, и бросил его далеко от себя. В исступлении снова он стал громко кричать. На крик сбежались циклопы, обитавшие в глубоких пещерах окрестных гор и на горных, лобзаемых ветром вершинах. Подошли они к пещере и стали спрашивать: «Что случилось с тобой, Полифем? Что так ревешь среди ночи и прерываешь сон наш? Разве кто-нибудь похищает у тебя овец или коз? Кто-нибудь хочет убить тебя обманом или силой?» И в ответ им исполин из пещеры: «Никто, друзья мои: по своей оплошности гибну. Никто силой не мог бы повредить мне». — «Если никто, для чего же реветь? Верно, с ума ты сошел: а от этой болезни излечить мы, циклопы, не можем: обратись с мольбою к отцу своему Посейдону». Так говорили они и разошлись по домам, Одиссей же радовался в сердце своем, что удалась ему хитрость.

Обшарил ослепший циклоп руками стены, охая, стеная, подошел он ко входу в пещеру, отодвинул скалу и сел перед нею, вытянув огромные руки, надеясь переловить всех ахейцев, когда захотят они вместе со стадом уйти из пещеры. Но Одиссей не был, как он, без рассудка: осторожным умом измыслил он, как спасти себя и друзей. В стаде циклопа были бараны, мощные, жирные, покрытые длинной шерстью. Лыком, выдернутым из рогожи, служившей циклопу постелью, Одиссей связал вместе трех баранов и под средним привязал одного из своих спутников. Так поступил он и с остальными. Сам же, уцепившись за самого сильного и рослого барана, повис под шершавым его брюхом, а руки (впустив их в густое руно) обвил длинной шерстью и на ней терпеливо держался и ждал наступления утра. Когда встала из мрака румяная заря, козлы и бараны с шумом стали выходить из пещеры на паству, и циклоп не заметил, что вместе с ними оставили пещеру ахейские мужи. Охая, щупал он у всех, пробегавших мимо, пышные спины, но, глупый, он не был способен угадать, что у иных скрывалось под роскошной грудью. Позади всего стада, от тяжести едва передвигая ноги, тащился баран Одиссеев. Когда проходил он мимо Полифема, циклоп пощупал его спину и обратился к нему с такими словами: «Ты ль это, милый? Отчего сегодня последний покинул пещеру? Прежде ты не был ленив; прежде впереди стада выходил ты на паству, первый бежал в полдень к потоку, впереди всех возвращался в пещеру вечером. Теперь идешь позади других: верно, жаль тебе господина; злой бродяга Никто отуманил мне ум вином и лишил меня светлого зрения. Но он — этот злостный Никто — беды, думаю я, не избегнул. О, если бы, друг мой, ты мог мне сказать, где он скрылся от могучей руки моей. Вмиг раздробил бы я ему череп и разбрызгал бы мозг по обширной пещере. О, как бы насладилось сердце мое, когда бы мог я отомстить за обиду, какую нанес мне Никто, злоковарный разбойник!».

Так он сказал и отпустил барана. Ахейцы же, как только освободились от опасности, поспешно погнали все стадо на взморье, к своему кораблю. И сладко было товарищам встретить их, избежавших верной гибели. Хотели они плакать о милых погибших, но Одиссей мигнул им глазами, чтобы удержали плач и позаботились о богатой добыче. Скоро вся добыча была уже на корабле, и Одиссеевы спутники, севши на лавки, уже ударяли веслами о темные воды. Когда отплыли они на такое расстояние, что, казалось, были уже вне опасности, Одиссей не мог удержаться, чтобы не закричать Полифему: «Слушай, циклоп беспощадный! Не дурной и не слабый был муж, чьих спутников верных сожрал ты. Наказал тебя Зевс и прочие боги за то, что ты не постыдился сожрать иноземцев, посетивших твой дом». Тут только узнал Полифем, что чужеземцы убежали от него; страшно взбешенный, отломил он тяжелый утес от вершины горы и со всего размаха бросил его в ту сторону, откуда раздавался голос. Утес, пролетев над судном, рухнул в море так близко от ахейцев, что чуть не отшиб черноострого корабельного носа. Всколыхнулось море от упавшей скалы. Хлынув, большая волна быстро побежала к берегу; схваченный ею, помчался корабль Одиссея. Но когда снова судно было на довольно далеком расстоянии от берега, Одиссей, несмотря на увещевания товарищей, воскликнул: «Циклоп, если ктонибудь спросит тебя, кто лишил тебя глаза, пусть будет твоим ответом: «Одиссей, сын Лаэрта, сокрушитель городов, знаменитый властитель Итаки». Так он сказал. Заревел от злости циклоп и воскликнул: «Горе! Сбылось надо мной древнее пророчество. Старец Телем предсказал мне, что Одиссей лишит меня зрения. Я же думал, что явится муж боговидный, высокий, как и сам я… и что же? Человечишко хилый, малорослый урод лишил меня зрения, опьянив наперед вином. Если ты впрямь Одиссей, воротись. Я тебя одарю и стану молить Посейдона, чтобы совершил ты благополучно путь свой по морю; сын я ему, и один он — если захочет — может возвратить мне зрение». Хитроумный Одиссей не поддался на обман и в ответ закричал циклопу: «Как верно, что я послал бы тебя, если б мог, в мрачную обитель Аида, так же верно и то, что Посейдон, колебатель земли, тебе не воротит глаза». Так он сказал, и циклоп, подняв к звездному небу руки, взмолился отцу своему: «Царь Посейдон, земледержец могучий! Если я вправду твой сын, то пусть никогда в дом свой не воротится Одиссей, разоритель городов; и если уж суждено ему видеть друзей своих, дом и родину милую, то пусть увидит он ее, претерпев много напастей, утратив всех спутников, пусть достигнет ее не на своем корабле; пусть и дома встретит лишь тяжкое горе». Так говорил он, молясь, и услышал его бог лазурнокудрый. Циклоп снова схватил камень — был тот камень огромнее первого — и с размаху швырнул его в море. На этот раз упал он позади корабля и едва не расплюснул кормы корабельной. Судно же быстро прибила волна к недалекому острову коз. И вошло оно обратно в ту пристань, где печально сидели спутники Одиссея и в скуке ждали его возвращения. Сойдя на берег, разделили они добычу. Одиссею же друзья подарили особо того барана, что вынес его из пещеры циклопа. Его-то на взморье заколол он в жертву Зевсу-владыке. Но Зевс не принял жертвы и стал замышлять кораблям и спутникам Лаэртова сына погибель.

Целый день до вечернего мрака пили и ели герои. Наконец на взморье, под говор волн, ударяющихся в берег, заснули они. На следующее утро Одиссей призвал товарищей своих сняться с якорей и снова пуститься в широкое море. Разом могучими веслами вспенили они темные воды и поплыли далее, сокрушаясь о милых погибших, но радуясь в сердце, что сами спаслись от смерти.