Место неологизмов в системе языка

Динамика словообразовательной системы и неологизмы

В наши дни понимание словообразования как системы живых и динамических моделей и процессов получило всеобщее распространение.

В работах последнего времени не только признается, что словообразование играет важную роль в пополнении лексического состава языка, но также утверждается, что это лишь одна из его функций. «В современных развитых языках, — пишет О. Д. Мешков, — словообразование представляет собой саму форму функционирования языка и также, как грамматический строй, есть необходимая форма организации и функционирования словарного состава «. По его мнению, роль словообразования состоит вовсе не только, и даже не столько, в образовании новых слов, сколько в порождении в речи уже существующих в языке слов. В самом деле, никогда нельзя с достоверностью утверждать, что именно происходит в процессе речи в каждом отдельном случае — воспроизведение готовых лексических единиц или же создание этих единиц вновь с опорой на существующие словообразовательные модели. Неизвестно, воспроизводит ли говорящий по-русски в каждом конкретном случае ранее усвоенное им слово «слоник» или же создает его по словообразовательной модели, например, по аналогии со словом «столик». Вполне возможно полагать, что в процессе речи происходит непрерывный словотворческий процесс, который в подавляющем большинстве случаев вовсе не создает новых слов.

Мешков справедливо указывает, что эта сторона словообразования не менее важна, чем создание новых слов в системе языка. Другими словами, как при построении свободных словосочетаний и предложений говорящий постоянно следует правилам морфологии и синтаксиса, так и при употреблении производных слов говорящий следует словообразовательным правилам, создавая подчас самостоятельно такие единицы, которые для коллектива в целом не являются вновь созданными.

Этот новый подход к словообразованию имеет большое принципиальное значение. Он предлагает более глубокое и объективное понимание актов и процессов словотворчества, представляет в ином свете соотношение между так называемыми окказиональными и общепринятыми, устойчивыми лексическими новообразованиями. Словообразовательные отношения при этом воспринимаются не просто как линейное соответствие двух готовых единиц и даже не только как диахроническая связь производящего и производного слов, которая приводит, в конечном счете, к появлению того же готового слова, но как постоянные динамические связи между основами, позволяющие при необходимости снова и снова воспроизводить акт образования слова. Именно наличие таких соотношений объясняет то, что в ряде случаев бывает трудно отличить создание новой единицы в акте словотворчества от простого повторения имеющегося.

В то же время, уделяя столь большое внимание реальным процессам словопроизводства, не следует игнорировать изучение и словообразовательной структуры уже созданных слов. Даже непродуктивные в настоящее время модели являются неотъемлемой частью словообразовательной системы и оказывают постоянное влияние на те ее звенья, которые действуют активно. Продуктивные модели являются ведущими, опорными в словообразовательной системе; они определяют ход и направление ее развития и изменения. Непродуктивные модели находятся не периферии системы, но входят в нее, то есть, участвуя в процессах коммуникации, находясь в работе, и в этом смысле являются действующими.

Учитывая эту роль словообразования, как формы функционирования лексики в речи, следует пересмотреть и то отношение к его изучению, которое установилось в практике преподавания иностранных языков в средних школах и высших учебных заведениях. Как отмечали О. С. Ахманова и И. Е. Краснова, в учебном процессе до сих пор словообразование часто понимается лишь как механическое соединение определенных типов основ с определенными типами аффиксов. Об определенной недооценке активной роли словообразования преподавателями языков пишет и О. Д. Мешков: «Говорящий на родном языке свободно пользуется словообразовательными средствами, в то время как говорящий на иностранном языке в гораздо большей степени следует готовым образцам, почти никогда не создавая самостоятельно ранее не усвоенных им слов, даже если иметь в виду безусловно возможные, ставшие принадлежностью данного языка, производные единицы». Даже если принять во внимание, что целью обучения в средней и высшей школе обычно является не столько овладение навыками разговорной речи на данном языке (на первых этапах такая задача вообще не ставится), сколько прежде всего понимание иностранной речи, то и в таком случае существует проблема понимания вновь образующихся слов, которые время от времени будут встречаться в речи иностранца. Поэтому одной из важных задач преподавателя является выработать у учащихся функциональный подход к словообразованию и дать им хорошие знания всех активно действующих в данном языке (в частности, в данном функциональном стиле) словообразовательных моделей, а не ограничиваться эпизодическими замечаниями о том или ином продуктивном суффиксе или префиксе или заниматься механическими подстановками словообразовательных элементов.

В трактовке понятия продуктивности в современной литературе также нет должной четкости. Часто ее определяют как «потенциальную возможность модели образовывать новые слова». В «Словаре лингвистических терминов» О. С. Ахмановой термин «продуктивный аффикс» определяется как «пригодный для образования новых слов и форм, понятных говорящему на данном языке». Но как понимать «потенциальную возможность» или «пригодность» словообразовательного средства? Например, английский суффиксard вполне пригоден для того, чтобы с его помощью образовывать существительные от глагольных основ, о чем говорит хотя бы образование stinkard «низкий, подлый человек». Тем не менее в современном языке эта модель явно непродуктивна. То же можно сказать о суффиксеth, с которым образован от прилагательных целый ряд существительных со значением качества: length, depth, warmth, strength, truth и так далее, но в современном языке новые слова по этой модели больше не создаются. Следовательно, дело не в «пригодности» суффикса и не в его потенциальных возможностях, а в степени активности модели. Тот же суффиксard, например, сохраняет продуктивность в сочетаниях с основами прилагательных (dullard «тупица», drunkard «пьяница», coward «трус» и другие).

К тому же, продуктивность бывает различной. Английский суффиксette со значением уменьшительности безусловно продуктивен, но образуемых с его помощью слов не так уж много. Суффиксer в сочетании с глагольными основами, напротив, обладает почти неограниченной (иногда говорят «абсолютной») продуктивностью, существительные типа goer, comer, asker, taker другие образуются свободно почти от любого современного глагола. То же можно сказать об образовании отглагольных существительных с суффиксомing, прилагательных с суффиксомless и префиксомun, существительных с суффиксомness и так далее. Эти аффиксы не только продуктивны в образовании новых слов, но постоянно действенны в речи. Модель, которую они обслуживают, всегда готова к применению. Создаваемые этими «абсолютно» продуктивными словообразовательными средствами производные слова настолько многочисленны, что их просто невозможно перечислить в словаре. Поэтому лексикографы приводят такой словообразовательный элемент (например, суффикс или префикс) отдельной статьей в словаре, где указывают его функцию, значение производимых с его помощью слов и приводят несколько примеров.

В связи со сказанным выше нельзя не отметить по меньшей мере спорность утверждения Н. Т. Шелиховой о том, что ни способность модели к новообразованиям, ни общее количество слов, образованных по модели, не являются надежным свидетельством ее продуктивности, а оказываются лишь следствием ее продуктивности. Но каким же образом можно иначе установить и саму продуктивность, и способность к ней, как не на материале произведенных новообразований? Только по их количеству в определенный период единственно можно установить степень продуктивности модели и само наличие продуктивности.

Новообразования по продуктивной модели могут появляться в речи в любой момент, причем воспринимаются участниками общения, как вполне обычные и закономерные единицы. Это отличает их от «слов-однодневок», окказионализмов, несущих, как правило, особую стилистическую окраску. Например, английское существительное Thatcherese, образованное по той же модели, что journalese, telegraphese, и означающее «политическая демагогия речей М. Тэтчер». Это типичный окказионализм, которому суждено жить, по-видимому, не дольше, чем М. Тэтчер быть премьер-министром Великобритании. По стилистической окраске, степени устойчивости и функциональной нагруженности это слово существенно отличается от образований типа goer или taker.

В то же время окказионализм — не просто кандидат в слова, потенциальное слово. В коммуникативном отношении различие между ним и общепринятым словом не так уж и велико. Возникая в речи, окказионализм выполняет такое же коммуникативное задание, как и слова, постоянно действующие в языке. Не все окказионализмы отражают преходящие, временные явления, и не все они сугубо индивидуальны для данного говорящего. Являясь продуктом общепринятых моделей, хорошо знакомых данному речевому коллективу, многие окказионализмы не воспринимаются, как что-то необычное, неслыханное. К тому же, всякое индивидуальное, окказиональное и даже противоречащее на данный момент нормам образование может войти в язык и стать достоянием всего языкового коллектива. Чем более важным в коммуникативном отношении оказывается то понятие, для которого потребовалось обозначение в виде нового отдельного слова, тем быстрее и шире распространяется данная единица в общении языкового коллектива. Вспомним многие русские инновации, связанные с освоением космоса: космонавт, луноход, ракетодром, прилуниться и другие, которые не только вошли в общенародный язык буквально за один день, но были тут же заимствованы в другие языки.

Поскольку в числе моделей, составляющих словообразовательную систему языка, далеко не все являются активными, производящими в данное время новые единицы, в этой системе необходимо выделять действенное ядро и периферийные области. Наблюдения показывают, что с течением времени действенные характеристики отдельных моделей могут меняться, «спящие», пассивные модели могут пробуждаться и переходить из периферии в ядро, а некоторые ранее продуктивные — затухать и становиться периферийными. Ввиду этого исследование поведения во времени как отдельных моделей, так и всей системы в целом, является крайне важным.

Об активности модели обычно судят по наличию или отсутствию созданных по ней новых образований. Зачастую, однако, установить новизну этих слов бывает нелегко. Об этом свидетельствуют те разногласия языковедов, которые отмечаются при определении понятия неологизма. Одни считают решающими критериями при отнесении к этой категории того или иного слова «свежесть и необычность», ощущаемые носителями. Другие указывают, что такая стилистическая окраска свойственна не всем неологизмам, многие из которых усваиваются сразу всеми говорящими и входят в общий словарь, как вполне нейтральные по значению единицы (например, лавсан, кримплен, джинсы, колготки, бетонка, сенаж и другие). Одни лексикологи считают достаточным критерием недавнее возникновение слова, другие относят к неологизмам лишь обозначения новых реалий или понятий, третьи считают неологизмами слова, незарегистрированные до тех пор лексикографами и так далее.

По мнению О. Д. Мешкова, неологизмы это: слова какого-либо периода, являющиеся новыми по отношению к предшествовавшему периоду; слова, новые для данной разновидности языка (литературного языка, варианта языка, диалекта); не только новые слова, но и новые значения слов (лексикосемантические варианты слова), и даже новые фразеологические или устойчивые сочетания слов; единицы, возникающие из собственных элементов данного языка.

В.Г. Гак указывал на необходимость отличать неологизмы от других видов лексических инноваций, а именно заимствований, отражающих специфику быта других стран (ксенизмов), индивидуальных авторских новообразований или употреблений (гапаксов), слов, отражающих приходящие явления (эфемеризмов) и, наконец, от речевых окказионализмов, образующихся по традиционным моделям. В. Г. Гак считает одним из существенных признаков неологизма его принятость, закрепленность в общем употреблении.

Разделение новых слов и словосочетаний на две категории — собственно неологизмы и новообразования — предлагается и Ю. К. Волошиным. Первым термином он обозначает вновь созданный синоним к уже имеющемуся слову для обозначения известного понятия и несущий определенные коннотативные оттенки, то есть сопутствующие семантические и стилистические нюансы слова, которые накладываются на его значение, ф также слово в новом значении — неосема. Например: boffin «ученый, занятый секретными исследованиями в военных целях» (синоним — scientist); spiv «спекулянт, занимающийся темными делишками» (синоним — black marketeer). Лексическими новообразованиями Волошин считает вновь созданные на материале родного языка в полном соответствии существующими в языке словообразовательными моделями (реже заимствованными) слова или словосочетания, обозначающие новые, ранее неизвестные, несуществовавшие понятия, предметы, отрасли науки, род занятий, новые профессии и так далее. Примерами новообразований считаются reactor, motel, biocide, nylon, hydroponics, cryology и другие. Это разграничение полезно только в рамках единого понятия неологизма, поскольку и в функциональном, и в структурном отношении между данными двумя лексическими группами нет существенных различий.

Интерес к изучению неологизмов в разных языках в настоящее время возрос, образовалась даже совершенно новая область лингвистики, получившая наименование «неология», в сферу которой входит выявление путей опознания новых слов и значений, анализ факторов их появления, изучение моделей их создания, разработка принципов отношений к ним и их лексикографической обработки.