Соматизмы и культурный код народа

Телесный код

Восприятие мира, находящее отражение в языке и задающееся языком, антропоцентрично. В центре Вселенной находится Человек. Именно человеческое тело задает параметры изначального измерения пространства и, соответственно, времени и базовые архетипические оппозиции «далеко-близко», «свой-чужой» и др. Тело в целом и отдельные его части могут рассматриваться как первичная основа концептуализации мира (как внешнего для человека, так и внутреннего). Рефлексия над собственным телом, его границами, строением служит источником как восприятия и описания пространства (вспомним такие меры длины, как пядь, локоть, foot и и др.), так и универсальных метафор, давно стершихся и не воспринимаемых как троп (нос корабля, атаковать в лоб, ушко замка и др.), но роль тела этим, конечно, не ограничивается.

Объяснение того особого положения, которое занимает телесный код в системе культурных кодов не исчерпывается его рассмотренными выше свойствами, хотя уже они говорят о его уникатьности. Само восприятие мира человеком соматично. Космогонические мифы различных народов говорят о соответствии мира и тела верховного первосущества [Мифы … www. dragons-nest.ru]. М. Фуко, описывая эпистему, существовавшую до Просвещения, указывает на то особое положение, которое занимает в ней человеческое тело: «…Подобное отношение обнаруживается в аналогии человеческого телесного существа с землей, на которой он живет: кожа человека — это земля, его кости — скалы, вены — большие потоки, а семь главных частей тела соответствуют семи металлам, сокрытым в рудных жилах. Тело человека — это возможная половина атласа мира» [Фуко 1994, 59]. Характерна и обратная зависимость, рефлексы которой можно наблюдать в устойчивых оборотах языка, т. е. земля уподобляется человеческому телу, ср.: стереть с лица земли, лоно земли, пуп земли и др. Справедливой представляется точка зрения В. Н. Базылева, указывающего: «Антропологизация космоса и космологизация социума приводит к тому, что части тела и тело в целом становятся аллегориями социальных страт, становятся средством семиотического познания общества, своего места в нем, принципов поведения в нем» [Базылев 2003, 8].

В русской «наивной» картине мира противопоставление плотского и духовного далеко не столь однозначно, проведение жесткой границы между ними — это скорее следствие достаточно поздних рефлексий и логико-философских построений на основании монотеистических построений. Безусловно, душа отлична от тела. Одна из реификаций концепта душа моделирует ее как некое тело, помещенное внутри «настоящего» тело. С этим связана и антропоморфность приведений. Таким образом, душа сама оказывается телесной. Она может испытывать болевые ощущения (душа болит), в наивном представлении об аде, куда попадают грешные души, они подвергаются вполне телесным истязаниям, испытывают телесные муки. Что — либо может обжечь душу, ср.:

Он — детских лет воспоминанье, От школьных зим в окне светло.

Полвека пробыл он в изгнанье, И снова душу обожгло…

• (Т. Глушкова)
• — Я стар для тебя, прости меня… я усталый воин с обожженной душой.
• (А. Бессонов. Мир в красном камне.)

Душа обладает голосом, может петь, ср.:

В восторге я! Душа поет!

Противоборцы, перемерли, И подсознанье выдает Общеприемлемые перлы.

(В. Высоцкий).

Душа может сжаться в комок, ср.:

Тогда душа сжимается в комок И в теплом лабиринте бесприютства, Где так холодноветренно и пусто, Укромный весит уголок.

(Ю. Попов. Безлюдье).

Количество примеров легко можно умножить, но и приведенных, на наш взгляд, достаточно для следующего вывода: в одном из наиболее распространенных представлений столь сложного концепта, как душа, последняя оказывается материальной, более того — телесной. Позволим себе привести фрагмент монолога Дракона из пьесы Е. Шварца. Цитируемое служит весьма наглядной иллюстрацией к сформулированному выше тезису:

Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам — человек околеет. А душу разорвешь — станет послушней и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души.

Тело и душа, будучи противопоставленными друг другу, при этом находятся в нерасторжимой связи, постоянно проявляя и выявляя себя друг в друге. Не будем подробно останавливаться на таких набивших оскомину примерах, как В здоровом теле — здоровый дух или Глаза — зеркало души. Упомянем лишь о существующих у различных народов представления и том, что физические недостатки являются знаками душевных изъянов (Бог шельму метит). Обратим внимание на то, что телесное постоянно перетекает в духовное и наоборот. Особенно наглядно это проявляется в сфере эмоций и межличностных отношений.

Вряд ли кто-нибудь станет спорить, что чувства и эмоции относятся к духовной сфере, принадлежат душе, но их носителями являются различные органы человеческого тела, имеющие, конечно, самую материальную природу. Любит и ненавидит именно сердце, у человека, пришедшего в возбуждение, закипает кровь, она же определяет его темперамент, может быть холодной и горячей; та же кровь, оказывается знаком именно духовной близости, кровная связь может говорить не только о генетическом, но и о, духовном родстве, ср.:

С каждой избою и тучею, С громом, готовым упасть, Чувствую самую жгучую, Самую кровную связь.

(Н. Рубцов).

Итак, мы видим не только противопоставление души и тела (плоти), но и их своеобразный синтез, единство и взаимопревращение. «В логике культуры не духовное является следствием физиологического, но физиологическое — следствием духовного» [Базылев 2003, 8].

В связи со сказанным становится очевидно, что вторая из предложенных оппозиций (ум/сердце) оказывается самым тесным образом связанной с первой (душа/тело), компоненты задаваемых этими противопоставлениями систем постоянно переплетаются, взаимодействуют, образуя в результате единую систему, единое поле (отдадим все же обязательную дань стуктуралистам). А. Платонов, писатель, который, по нашему мнению, как никто другой, сумел отразить глубинные архетипы национального сознания, заставил одного из своих героев размышлять, «что такое душа — жалобное сердце или ум в голове?». Как видим, душе необходим «носитель» внутри человеческого тела. Ум, действительно, находится в оппозиции к сердцу, но мы сомневаемся, что в русской языковой картине мира рациональное так уж жестко противопоставляется эмоциональному. Отношения между ними (взаимообусловленность, взаимозависимость, постоянное преобразование одного в другое) подобны тем, которые складываются между материальным и идеальным. Да, ум может быть с сердцем не в ладу, что говорят об их безусловном различии, но отнюдь не свидетельствует о наличии жесткой границы между интеллектуальной и эмоциональной сферами. Ведь разум может, оказывается, испытывать сильные чувства. Скажем, коммунисты до сих пор утверждают, что их возмущенный разум кипит. Мысль может быть нервной, ср.: Когда он вышел из кабинета Шведова, им завладела странная и какая-то нервная мысль [Панов 2011, 107].

А.Д. Шмелев, говоря о противопоставления головы и сердца, указывает: «Голова является и органом памяти (…). В этом отношении русская языковая картина мира не представляет собой чего-то уникального (…); но можно обратить внимание на то, что она отличается от архаичной западноевропейской модели, в которой органом памяти было скорее сердце (…). Правда, и в русском возможно память сердца, но это говорят только об эмоциональной, но не интеллектуальной памяти и, во всяком случае, не о знании наизусть» [Шмелев 2002, 301−315].

Тело человека, действительно, широко представлено путем включения своих наименований в компонентный состав фразеологизмов русского языка. Но какую функцию в обратной структуре каждого фразеологизма выполняет тот или иной соматизм, какой именно культурный смысл, закрепленный в культурном коде, воплощен в том или ином «телесном» компоненте фразеологизма, какая метафора — инструментальная, пространственная и т. д. — становится «проводником» культурного смысла?

Соматический, или телесный, код культуры — один из основных в классификации кодов по своей значимости во всех культурно-национальных картин мира.

Тело человека может рассматриваться как древнейший способ самоосознания человека, и задает самосознанию ряд содержательных характеристик, т. е. человек отождествляет свои деятельностные функции, поведенческие акты, рациональную и эмоциональную сферы, иначе говоря, свое внутренне «Я» с внешним «Я», с телом и частями тела.

Внешние и внутренние части тела — это его «реальные или идеальные органы (…)» в их «наивной» анатомии. Но «понятие телесности человека не сводимо к представлению о теле как организме. Это еще и мир символов, ассимилирующий в теле» [Никитина 2003, 66−75].

Наименования тела человека в целом, его внешних и внутренних частей и органов входят в компонентный состав большого числа русских фразеологизмов. С их помощью человек описывает и окружающий мир, и пространство, и время, и внешние качества, и внутренние свойства человека, поведение. Фразеологизм выполняет две культурные функции — передает стереотипное представление о прямом, без посредников разговоре между людьми, и является эталоном доверительного, откровенного общения.