Философия права и концепции её иучения

ФИЛОСОФИЯ ПРАВА — научная дисциплина, исследующая онтологические, гносеологические и аксиологические проблемы права как особого духовного явления и специфической формы общественных отношений.

Хотя термин «философия права» появился в литературе довольно поздно (в 18 в.), сами философско-правовые исследования имеют давнюю традицию. Они восходят к учению древнегреческих софистов 5−4 вв. до н.э. (Гиппий, Антифонт, Ликофрон, Алкидамант и др.) о естественном праве (праве по природе) как подлинном и справедливом праве, отличном от искусственного закона полиса (от права по человеческому установлению). Этот подход лег в основу всех последующих философско-правовых воззрений.

Философско-правовые учения древности (Сократ, Платон, Аристотель, стоики, Цицерон, римские юристы и т. д.), средневековья (Фома Аквинский, юристы-постглоссаторы Р. Луллий, Балдус и др.) и Нового времени (Г.Гроций, Дж. Локк, Г. Лейбниц, Ш. Л. Монтескьё и др.) — это по существу различные варианты и направления понимания и трактовки естественного права и его соотношения с позитивным правом. Под заметным влиянием естественно-правовых идей развивались и последующие философско-правовые концепции. Так, кантовская метафизическая трактовка соотношения должного права (требований права, диктуемого априорным категорическим императивом практического разума) и сущего права (позитивного права) является своеобразной рационально-философской интерпретацией стандартного положения любого естественно-правового учения: разумное и нравственное по своей природе (и по определению) естественное право — это то должное в сфере права, соответствие которому (и выражение требований которого) является безусловной необходимостью для фактически действующего позитивного права. У Г. В. Ц. Гегеля (в силу тождества мышления и бытия, разумного и действительного) разумность естественного права как предмета философии права (в виде «идеи права — понятия права и его осуществления») — это уже не долженствование, как у И. Канта, а действительность — «то, что есть, ибо то, что есть, есть разум». Поэтому для Гегеля «естественное право» и «философское право» — тождественные понятия. В этой связи показательно, что работа Гегеля, которую принято кратко называть «Философией права» (1820), была опубликована им под двойным названием: «Естественное право и наука о государстве в очерках. Основы философии права».

В философско-правовых концепциях Канта и Гегеля, как и вообще во всех прошлых и современных учениях о праве, находящихся под влиянием естественно-правовых представлений, отсутствует принципиальное отграничение права от морали и нравственности. Это отчетливо проявилось и в философско-правовых положениях неокантианцев (Р.Штаммлер, Г. Радбрух, В. Науке и др.) и неогегельянцев (Э.Гирш, Ю. Биндер, К. Ларенц, Дж. Джентиле и др.). Так, Р. Штаммлер трактовал «правильное право» как «естественное право с меняющимся содержанием». Сходные представления развивал и В.Науке. Как выражение идеи справедливого «надзаконного права» расценивал Г. Радбрух естественное право, божественное право, разумное право. В качестве момента «нравственной тотальности» (т.е. как нравственное явление) трактовали право представители неогегельянской философии права.

Разработка проблем философии права с естественно-правовых позиций (с соответствующей моральной и нравственной трактовкой права) характерна и для многих русских авторов (В.С.Соловьева, П. И. Новгородцева, Б. А. Кистяковского и др.). Несколько иную позицию занимал Б. Н. Чичерин: выступая против смешения права и нравственности, он вместе с тем считал, что «содержание философии права» составляет именно естественное право, т. е. «система общих юридических норм, вытекающих из человеческого разума и долженствующих служить мерилом и руководством для положительного законодательства».

Многие новые направления философско-правовой мысли в 20 в. тоже апеллировали к естественному праву в соответствующей обновленной версии его понимания. Так, представители экзистенциалистической философии права интерпретировали экзистенциальное право (право экзистенции) как «конкретное естественное право» (В.Майхофер) или как «естественное право со становящимся содержанием» (Е.Фехнер). В онтологической философии права Р. Марчича право бытия (препозитивное право) раскрывается как естественное право, которое делает возможным позитивное право.

Естественно-правовой подход (с разными вариантами различения естественного и позитивного права), в той или иной мере присущий рассмотренным философско-правовым учениям, является лишь одним из видов юридического (антилегистского, антипозитивистского) правопонимания. Другой вид юридического правопонимания представлен в либертарно-юридической концепции права, согласно которой право (в его различении с законом) — это не естественное право, а принцип формального равенства.

Либертарное понятие права, будучи последовательно антилегистским, вместе с тем свободно и от недостатков, присущих естественному праву (смешение права с моралью, нравственностью, религией; игнорирование различий между формальным и фактическим и т. д.). Данное понятие права (как более развитая форма юридического правопонимания) теоретически преодолевает понятие естественного права (как менее развитой формы юридического правопонимания), удерживая вместе с тем его собственно правовой смысл (т.е. все то, что в естественном праве соответствует принципу формального равенства). Отсюда следует, что при определении предмета философии права необходимо исходить из понятия не естественного права, а права как формального равенства. Имея в виду данное более развитое понятие права, можно сказать: предмет философии права — это право в его различении и соотношении с законом.

Такое различение права и закона, опирающееся на более развитое правопонимание, выступает как общая теория для всех остальных (названных и иных) частных случаев подобного различения (включая различение естественного и позитивного права) и тем самым позволяет понять и выразить момент общности и единства в познавательной ориентированности, в смысловой структуре и предмете различных прошлых и современных философско-правовых учений. Именно наличие момента такого внутреннего единства оправдывает обозначение внешне разноликих учений под общим названием «философия права» и дает содержательное основание для их понимания и толкования в качестве той или иной концепции именно философии права, понимаемой не в виде случайного набора и конгломерата разнородных воззрений, а как предметно определенной и внутренне единой дисциплины (научной и учебной).

Предмет философии права охватывает (в русле определенного варианта различия и соотношения права и закона) весь мир права, все правовое в его сущностно-понятийном единстве, во всех его определениях и реальных проявлениях. Бытие права в человеческом мире подразумевает и включает в себя правовую определенность и упорядоченность мира человеческого бытия, правовое понимание и правовой подход к основным отношениям, формам, институтам и установлениям в общественной жизни людей. Этот правовой подход (правовое понимание, толкование, характеристика, оценка и т. д.) распространяется не только на закон, но и на такой основополагающий институт общественной жизни людей, как государство. Поэтому предметная область философии права включает и проблемы философского исследования государства, которое понимается и трактуется как определенное правовое образование (правовой институт). При этом в поле философско-правового изучения, помимо правовых характеристик государства, его законодательной, законозащитной, законоприменительной и иной деятельности, находится и целый ряд других философско-правовых проблем, в числе которых: право и государство, человек — общество — государство, правовые формы организации самого государства, правовое государство как реализация идеи господства права и т. д.

Различение и соотношение права и закона представляет собой ту предметную сферу и теоретическое пространство, в рамках которого вся эта проблематика правопонимания (от понятия права до правового понимания закона и государства) может быть адекватно осмыслена и содержательно развернута в виде последовательного и непротиворечивого философско-правового учения.

Приведенное определение предмета философии права охватывает все возможные варианты юридического (антилегистского) правопонимания и соответствующие концепции философии права — независимо от того, как в них самих определяется их предмет (как естественное, правильное, разумное или надпозитивное право, как идея права, как сущность права или иначе). Это обусловлено тем, что любая философская рефлексия по поводу закона (позитивного права) с необходимостью ведет к праву (к осмыслению правовой сущности закона как правового явления). Также и при определении предмета философии права в виде идеи или сущности права подразумевается соотношение этой идеи (или сущности) права с законом как формой ее эмпирического проявления. Так, с позиций понимания права как формального равенства предмет философии права можно определить как принцип формального равенства, подразумевая при этом, что содержательное раскрытие понятийно-правового смысла этого принципа и правовых форм его проявления включает в себя и такой необходимый момент, как соответствующее различение и соотношение права и закона.

Определение предметной сферы философско-правовых исследований в виде различения и соотношения права и закона адекватно отражает специфику взаимосвязей теории и практики права, исследуемых этой научной дисциплиной, ориентированность представленного в философии права практического разума на утверждение в реальной жизни начал правового закона и правовой государственности.

Философия права как самостоятельная дисциплина была сформирована благодаря творческим усилиям как философов, так и юристов. С обоснованием концепции «философии права» в качестве отдельной юридической дисциплины в кон. 18 в. выступил немецкий юрист, основатель исторической школы права Г. Гуго. При этом под «философией права» он имел в виду «философию позитивного права», т. е. философскую часть и научную основу учения о позитивном праве. «Философия права, — писал Гуго, — это частью метафизика голой возможности (цензура и апологетика позитивного права по принципам чистого разума), частью политика целесообразности того или иного правоположения (оценка технической и прагматической целесообразности по эмпирическим данным юридической антропологии)». Гуго находился под определенным влиянием философии Канта, однако в целом придерживался позитивистского правопонимания, отвергал естественно-правовые концепции и просветительские идеи разумного права. философия права дисциплина Широкое распространение термина «философия права» связано с «Философией права» Гегеля, резко критиковавшего взгляды Гуго. Философия права, согласно Гегелю, это философская, а не юридическая дисциплина. В философии права, по Гегелю, представлена подлинная наука о праве. «Наука о праве, — утверждал он, — есть часть философии. Поэтому она должна развить из понятия идею, представляющую разум предмета, или, что-то же самое, наблюдать собственное имманентное развитие самого предмета». При этом Гегель явно занижал научный потенциал юриспруденции, игнорировал ее вклад в развитие философско-правовых исследований и утверждение философии права как отдельной научной дисциплины.

Восходящие соответственно к Гуго и к Гегелю два подхода к вопросу об определении дисциплинарного характера философии права в качестве юридической или философской науки получили дальнейшее развитие в философско-правовых исследованиях 19−20 вв. Представители почти всех основных течений философской мысли (от древности до наших дней) выдвигали свою версию философского правопонимания. Как сами философские учения непосредственно, так и соответствующие философские трактовки права оказали и продолжают оказывать заметное влияние на всю юридическую науку и на развиваемые в ее рамках философско-правовые подходы и концепции. Но и юриспруденция, юридико-теоретические положения о праве, проблемах его становления, совершенствования и развития оказывают большое воздействие на философские исследования правовой тематики. Таким взаимовлиянием и взаимодействием философии и юриспруденции в той или иной мере отмечены все философские подходы к праву — независимо от их дисциплинарной принадлежности к системе юридических наук или к философии. И хотя со 2-й пол. 19 в. и в 20 в. философия права по преимуществу стала разрабатываться как юридическая дисциплина и преподаваться в основном на юридических факультетах, ее развитие всегда было и остается тесно связанным с философской мыслью.

Вопрос о научном профиле и дисциплинарной принадлежности философии права имеет несколько аспектов. Если речь идет о философии права в целом, то очевидно, что мы имеем дело с междисциплинарной наукой, объединяющей те или иные начала, как минимум, двух дисциплин — юридической науки и философии. Так что этот междисциплинарный компонент является общим для всех версий философии права независимо от того, разработаны они как отдельная юридическая или философская наука. Когда же встает вопрос о дисциплинарной принадлежности к юриспруденции или к философии тех или иных конкретных вариантов философии права, то по существу речь идет о концептуальном различии юридического и философского подходов к проблемам права.

Это концептуальное различие обусловлено уже дисциплинарными особенностями философии и юриспруденции, отличием предметов их научного интереса, изучения и изученности (научно-профессиональной компетентности), спецификой философской и юридической мысли. Философское познание, философия (по ее предмету, методу и т. д.) — сфера всеобщего, право и правоведение — сфера особенного, искомая же философией права истина о праве, как и всякая истина, — конкретна. Отсюда и концептуальное различие подходов к философии права от философии и от юриспруденции: путь от философии к философии права идет от общего через особенное к конкретному (искомой истине о праве), путь же от юриспруденции к философии права — это движение от особенного через всеобщее к конкретному. Интерес философии к праву и существование философии права как особой философской науки в системе философских наук оправданы прежде всего внутренней потребностью самой философии самоудостовериться в том, что ее всеобщность (предметная, методологическая, познавательная и т. д.) действительно всеобща, что она распространяется и на такую особую сферу, как право. Также и у юриспруденции (в ее движении к философии права) есть внутренняя потребность самоудостовериться, что ее особенность (предметная, методологическая и т. д.) — это действительная особенность всеобщего, его необходимая составная часть, т. е. нечто необходимое и разумное, а не произвольное и случайное в контексте всеобщего. В этом движении с разных сторон к философии права и философия, и юриспруденция в поисках истины о праве выходят за границы своей базовой сферы и осваивают новую предметную область. Но делают они это по-разному.

В философии права как особой философской дисциплине (наряду с такими особенными философскими дисциплинами, как философия истории, философия природы, философия религии, философия морали и т. д.) познавательный интерес и исследовательское внимание сосредоточены в основном на философской стороне дела, на демонстрации познавательных возможностей и эвристического потенциала определенной философской концепции в особой сфере права. Существенное значение при этом придается содержательной конкретизации соответствующей концепции применительно к особенностям данного объекта (права), его осмыслению, объяснению и освоению в понятийном языке данной концепции, в русле ее онтологии, гносеологии и аксиологии.

В концепциях же философии права, разработанных с позиций юриспруденции, при всех их различиях, как правило, доминируют правовые мотивы, направления и ориентиры исследования. Его философский профиль здесь не задан философией, а обусловлен потребностями самой правовой сферы в философском осмыслении. Отсюда и преимущественный интерес к таким проблемам, как смысл, место и значение права и юриспруденции в контексте философского мировоззрения, в системе философского учения о мире, человеке, формах и нормах социальной жизни, о путях и методах познания, о системе ценностей и т. д. Нередко при этом в поле философского анализа оказываются (в силу их фундаментальной значимости для теории и практики права) и более конкретные вопросы традиционной юриспруденции, такие, напр., как понятийный аппарат, методы и задачи юридических исследований, приемы юридической аргументации и природа юридического доказательства, система права и система законодательства, право как система норм, воля и интерес в праве, правосознание, правоотношение, договор, соотношение прав и обязанностей, правопорядок и правонарушение, природа вины и ответственности, проблемы преступности, смертной казни и т. д. Главное, разумеется, не в том или ином наборе тем и проблем, а в существе их осмысливания и толкования с позиций предмета философии права, его развертывания и конкретизации в общем контексте современной философской и правовой мысли.

Степень развитости философии права, ее реальное место и значение в системе наук (философских и юридических) зависят во многом от уровня правовой (и государственно-правовой) культуры общества, от общего состояния философских и юридических исследований в стране. Заметную роль при этом, помимо прочего, играют политико-идеологические факторы, а также научные традиции.

В нашей философской литературе проблематика философско-правового характера освещается по преимуществу (за редким исключением) в историко-философском плане. Традиционно большее внимание, хотя и явно недостаточное, уделяется философско-правовой проблематике в юридической науке. Дело здесь обстоит т.о., что философия права, ранее разрабатывавшаяся в рамках общей теории права и государства в качестве ее составной части, постепенно оформляется как самостоятельная юридическая дисциплина общенаучного статуса и значения (наряду с теорией права и государства, социологией права, историей правовых и политических учений, отечественной и зарубежной историей права и государства). И в таком качестве философия права выполняет ряд существенных общенаучных функций методологического, гносеологического и аксиологического характера как в плане междисциплинарных связей юриспруденции с философией и рядом других гуманитарных наук, так и в самой системе юридических наук.

Проблема свободы договора является, пожалуй, основной в договорном праве, так как именно определение пределов, отведенных государством для свободного договорного или, можно сказать, локального правового творчества субъектов гражданского права, а также обоснованность такого определения, издавна служит темой для споров и обсуждений не только для цивилистов, но и для философов.

Однако, перед тем как рассмотреть правовое понятие свободы договора, необходимо исследовать этимологический смысл самого слова «свобода», поскольку смысл термина «договор» был уже исследован в первой главе настоящей работы.

Представляется, что таких смыслов существует как минимум три: обыденный, философский и правовой. Причем последний, естественно, наиболее нас интересующий, не может быть исследован в разрыве от первых двух, его предопределяющих.

Историческое «обыденное» понимание свободы исходит из вечного желания человека к освобождению, поскольку неизбежная зависимость жизни человека в течение всего времени его существования от внешних, не управляемых им факторов, представляющих собой как природные явления, так и институты государства и общества, воспринималась в качестве насильственного гнета и вызывала стремление человека к освобождению от нее. Причем, можно без преувеличения сказать, что именно это человеческое желание устранения зависимости своего существования от неуправляемых им явлений стало одним из факторов, движущих прогресс как политической, так и технической мысли, в чем, безусловно, заключается его положительное значение.

Как верно отмечает B.C. Нерсесянц: «Поскольку свобода всегда связана с борьбой за освобождение от прежнего гнета, она прежде всего ассоциируется у большинства с самим процессом высвобождения от прошлого, со свободой от чего-то (или свободой против чего-то)» [1].

Поэтому в Толковом словаре живого великорусского языка В. Даля понятие «свобода» определяется как своя воля, простор, возможность действовать по-своему, отсутствие стеснения, неволи, рабства, подчинения чужой воле.

В философии данное понимание свободы, как субъективной независимости от общепринятых правил поведения, закрепленных, в частности, в законах, нашло свое отражение еще у Демокрита, утверждавшего, что законы это дурное изобретение, и поэтому мудрец не должен повиноваться законам, а жить свободно.

Подобная точка зрения, как представляется, имела в большей степени практический смысл, чем являлась действительно верным определением свободы, поскольку отражает, безусловно, «обыденный» смысл этого слова, сформированный у большинства людей, в субъективном сознании которых происходят терзания от необходимости произведения каких-либо действий, которые они не желают делать, но вынуждены, как, например, трудиться, подчиняться начальству, законам государства и т. д.

Однако, практическая реализация подобной абсолютной свободы, а правильнее сказать, анархии, каковая свободой не является, разрушительна для государства и общества.

Еще Б. Спиноза высказывался по поводу обыденного смысла свободы следующим образом: «Большей частью люди думают, кажется, что они свободны лишь постольку, поскольку им позволено повиноваться своим страстям, а будучи принуждены жить по предписанию Божественного закона, они думают, что поступаются своим правом. Таким образом, уважение к общему благу, благочестие и вообще все, что относится к твердости духа, они считают бременем…» [2].

Г. В. Ф. Гегель несколько позже по этому поводу говорил: «Когда люди говорят, что мы хотим быть свободными, то это прежде всего означает только: мы хотим быть абстрактно свободными, и тогда каждое определение и расчленение в государстве рассматривается как ограничение этой свободы. Поэтому обязанность есть ограничение не свободы, а лишь ее абстракции, то есть несвободы: она есть достижение ее сущности, обретение утвердительной свободы» [3].

Вообще же в философии понятие «свобода» возникло, вероятнее всего, одновременно с возникновением самой философии. Еще согласно теории естественного права, считающегося отражением абсолютного мирового разума или правящей миром божественной сущности, которое противопоставлялось праву действующему и положительному, являющемуся продуктом произвольного человеческого установления, считалось, что изначально все люди свободны и равны. Данная теория получила свою первую формулировку в учении греческих философов, а у римских юристов она приобрела серьезное практическое значение: естественное право и справедливость, jus naturale и aequitas, рассматривались как источники гражданско-правовых норм[4].

Характерно, что первые естественные качества субъектов права: свобода и равенство, в дальнейшем прочно закрепились в качестве основных начал гражданского законодательства.

Но и древние философы осознавали невозможность существования безграничной свободы, поэтому ее понимание как производного от ограничений, восходит к нам еще от Эпикура и стоиков.

Очевидно, подобное диалектическое понимание свободы, которое позднее получило наиболее полное раскрытие в немецкой классической философии, и отразилось в философии марксизма, преобладающей в советской России, повлияло на определение свободы, находящееся в современном Словаре русского языка, согласно которому свобода — способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, опираясь на познание объективной необходимости[5].

Таким образом, мы подошли к философскому смыслу данного термина, который также необходимо исследовать, поскольку именно философское осмысление свободы поможет нам прийти к третьему ее смыслу — правовому, который придается этому понятию непосредственно в законе, его использующем.

О свободе в той или иной мере рассуждали практически все философы, и для перечисления всех точек зрения и высказываний на данную тему недостаточно бы было и целой диссертации, поэтому автором была взята на себя смелость в том, чтобы привести лишь наиболее яркие, с его точки зрения, высказывания по этой проблеме, которые существуют у таких представителей немецкой классической философии, как И. Кант, Г. В. Ф. Гегель, И. Г. Фихте.

Основа их философского осмысления свободы, как уже было сказано, это ее диалектическое понимание как производного от ограничений, позволяющих очертить пределы данного явления, и, тем самым, создающих его.

В субъективном понимании свобода создается разумом человека, сознающим необходимость определенных ограничений и налагающим на себя подобные ограничения, что фактически следует из философии И. Канта. Объективно же свобода индивидов, по его мнению, материализуется в праве, в тех же ограничениях, но налагаемых уже государством в виде законов, «с помощью которых можно определить каждому свос и офадить его от посягательств каждого другого» [6].

И.Г. Фихте определяет необходимость существования права неразрывно от необходимости ограничения свободы. По его мнению, поскольку кроме каждого конкретного человека есть еще и другие люди, то он «…должен ограничить свою свободную деятельность таким образом, чтобы они могли жить, а они, в свою очередь, свою свободную деятельность так, чтобы мог жить он. Так как все равны, то каждый ограничивает на почве права всякого другого как раз настолько, насколько последний ограничивает его свободу. Это равенство ограничения всех всеми лежит в правовом законе и не зависит от произвола». В связи с этим, свое основоположение учения о нравственности И. Г. Фихте определяет в следующей формуле: поступай так, чтобы максиму твоей воли ты мог бы мыслить как вечный закон для себя[7].

Г. В. Ф. Гегель в своих рассуждениях идет дальше, не соглашаясь с подобным пониманием права и государства. Он пишет: «Нет ничего более распространенного, чем представления, что каждый должен ограничивать свою свободу в отношении свободы других, что государство есть состояние этого взаимного ограничения и законы суть сами эти ограничения. В таких представлениях свобода понимается только как случайная прихоть и произвол» .

Он говорит о праве не как об ограничении свободы, а как о собственно свободе, что свидетельствует о качественно ином уровне правосознания в его философии. Он утверждает, что «каждый истинный закон есть свобода, ибо он заключает в себе разумное определение объективного духа и тем самым содержание свободы» [8], а также, что «право состоит в том, что наличное бытие вообще есть наличное бытие свободной воли, тем самым право есть вообще свобода как идея» [9].

В своей работе «Философия духа» Г. В. Ф. Гегель заключает: «…значение получает теперь повиновение закону и основанным на законе государственным учреждениям. Это повиновение само есть истинная свобода, ибо государство есть подлинный, сам себя осуществляющий разум — нравственность в государстве» [10].

Представляется, что понимание законов как собственно свободы, а не как ее ограничений, есть, пожалуй, высший этап развития правосознания, следующий за просто осознанием необходимости ограничений свободы, и понимания в качестве таковых законов государства. К сожалению, в нашем государстве правосознание граждан не достигло еще и этого уровня. Но сформироваться оно может только через подчинение законам государства, которые Г. В. Ф. Гегель сравнивает с законами природы[11], и только при субъективном осознании невозможности нарушения законов может возникнуть истинная свобода.

Как отмечает И. П. Малинова: «Вся мощь, которой только может достигнуть право, выражается в формуле: „Освобождение в подчинении обязанности (закону)“. Возможность ее действенного воплощения держится на тончайшем диалектическом нюансе правового мышления, а именно на понимании относительности содержания закона, в сочетании с возведенной в абсолют формой подчинения ему. Принцип освобождения в законе никогда не может быть реализован полностью и вообще проявляется сколько-нибудь заметно только в высшей степени развитых, живых формах правосознания… В известном смысле вся история государства и права есть история движения к наиболее полной реализации этого идеала» [12].

Характерно, что в рамках этой точки зрения легко объясняется динамика права, так как только принцип безусловного подчинения закону может способствовать сю совершенствованию, поскольку именно при выполнении всех законов, в том числе и устаревших, своевременно вскрываются их недостатки, что влечет изменение таких законов или их отмену. Невыполнение же «плохих» законов не только отрицательно влияет на правосознание граждан государства, позволяющего, тем самым, неуважительно относиться к своей воле, но и тормозит развитие права, ооразуя, по су ги, порочный круг.

В целом же применимый к исследуемой теме философский смысл свободы заключается в том, что, государство, принимая законы, очерчивает пределы «свободы» индивидов, тем самым, создавая ее, поскольку любое явление может существовать только имея определенные пределы. Даже бесконечность вселенной ставится под сомнение теорией о ее расширении, подразумевая наличие каких-то пределов, способных к нему.

Как пишет И.II. Малинова, ничем не ограниченная возможность выбора делает невозможным сам выбор, поскольку отсутствие внешних ограничений не позволяет сформироваться внутренним и, следовательно, исключает самоопределение в поступке[13].

Свобода, отмечает B.C. Нерсесянц, может существовать только в правовой форме, в противном случае наступает произвол. Он заключает: «Дозволения и запреты права как раз и представляют собой нормативную структуру и оформленность свободы в общественном бытии людей, пределы достигнутой свободы, границы между свободой и несвободой на соответствующей ступени исторического развития» [14].

Таким образом, говоря о проблемах, касающихся гражданско-правовой свободы договора, было бы неправильным говорить о пределах свободы договора, как об одной из проблем данного явления, поскольку, как представляется, это единственная и очень широкая проблема, касающаяся самой свободы, так как она определяет се содержание.

Критерии определения этих «пределов», субъекты, осуществляющие такое определение, вот проблемы «свободы» вообще и свободы гражданскоправового договора в частности.

И, несмотря на то, что этимологически данные слова находятся в прямом противоречии, философское рассмотрение данной проблемы показывает, что свобода не существует без четко определенных пределов. Как нет света без тени, добра без зла, так и свобода договора без границ не просто теряет смысл, но и не существует. И дело не в том, что в этом случае невозможен гражданский порядок, и наступает хаос, а в том, что человек теряет само чувство свободы при отсутствии возможности сравнения, и, таким образом, так называемая полная свобода самоуничтожается.

Характерно, что многие философы неразрывно связывали свободу с правом, а право с равенством. Жан-Жак Руссо, в частности, писал: «Именно потому, что сила вещей всегда стремится уничтожить равенство, сила законов всегда и должна стремиться сохранить его» [15]. В связи с этим B.C. Нерсесянц справедливо утверждает, что свобода и равенство неотделимы и взаимно предполагают друг друга.

Как известно методом регулирования гражданского права является метод юридического равенства сторон. Действительно, свободы договора не может быть без равенства субъектов права на эту свободу, то есть равных прав на заключение договоров, определение их видов, условий и контрагентов по договору. Но и подлинное равенство этих субъектов возможно только в свободе, подразумевающей равную возможность совершения каких-либо действий в рамках дозволенного законом. Таким образом, мы приходим к философскому осмыслению первостепенной значимости свободы договора как принципа гражданского права, неразрывно связанного с его методом.

Итак, мы исследовали философский смысл понятия «свобода», отождествляющий свободу с ограничениями, налагаемыми правом, который прямо противоположен смыслу обыденному, заключающемуся в понимании свободы, как свободы от чего-то, то есть от каких-то ограничений. Далее следует перейти к исследованию правового смысла свободы договора, вложенного в данный термин современным российским законодателем.