Учение о психических реальностях

В отличие от принципа реальности 3. Фрейда или трактовки реальности как формы бытия, мира, наше понимание реальности акцентирует внимание на внутреннем мире человека, определяемом одновременно его прошлым опытом, особенностями ситуации, в которой он находится, и самим процессом психической активности.

Приступая к изложению этого учения, нелишне напомнить, что развитые в истории философии и гуманитарной науке представления о человеке рассматривают его в активной жизни как сознательное существо. Он действует и мыслит; его деятельность и мышление направлены на объекты и предметы внешнего мира. Известная схема субъекта, противостоящего объекту или осуществляющего деятельность, вполне отвечает этим представлениям.

Но что человек делает, что с ним происходит, когда он читает, играет, фантазирует, видит сны, смотрит спектакль, короче, живет в символическом мире. Известно, что сюжеты и события искусства или сновидений часто заставляют нас переживать значительно сильнее и интенсивнее, чем перипетии обычной повседневной жизни (физиологи отмечают, что, например, в сновидениях иногда разыгрываются так называемые вегетативные бури, когда показатели пульса и давления отклоняются от нормы чуть ли не в полтора раза). Жизнь человека в искусстве реабилитирована давно (вряд ли кто-нибудь сегодня согласится с Платоном, что искусство в определенном смысле безнравственно), но, спрашивается, что это за жизнь, в чем ее смысл? Почему, каким образом человек переживает холодные, неживые звуки, краски, жесты, как живые, волнующие события; что общего между нарисованным солнцем и горячим, слепящим солнцем на небе; где человек пребывает, когда любуется картиной, — здесь, перед картиной, там, в картине, или в том, что картина изображает?

Естественно, что подобные вопросы могут быть поставлены не только относительно произведений искусства, но и любых событий символической действительности, т. е. событий игры, размышлений, сновидений, переживаний нашего психического состояния и т. п. Каждый раз можно отметить полноценность нашего бытия в этих символических реалиях. Но одновременно нельзя не обратить внимания на условный, иллюзорный характер этого бытия, его кажущуюся ненасыщенность. Однако ведь и наша жизнь протекает в подобных реальностях.

Гуманитарные науки о человеке, действующие в наше время (а именно: философия и психология), конечно, как-то описывают и объясняют символическую жизнь человека, но это объяснение не может удовлетворить. Например, в психологии символическая действительность и явления трактуются или как эпифеномен (слабое инобытие обычной жизни), или как отражение настоящей жизни, или как остаточное или компенсаторное явление психической жизни.

Деятельностный подход в психологии, развитый в разных вариантах и прежде всего советскими психологами С. Л. Рубинштейном и А. Н. Леонтьевым, на первый взгляд, вроде бы делает невозможным противопоставление деятельности и символических форм психической жизни. Действительно, с точки зрения этого подхода символическая жизнь — это или одна из форм деятельности, или же уровень, где деятельность реализуется. Однако, можно обратить внимание, что такие понятия, как зрительная деятельность или деятельность размышления, звучат странно и уже вовсе непонятны такие, как деятельность сновидений или деятельность фантазирования.

Сегодня постепенно расходятся понятия: деятельность как объяснительный принцип (способ теоретического объяснения) и деятельность как предмет изучения. Установка: представить любые психические явления как деятельность, т. е. объяснить на основе деятельностного подхода, с нашей точки зрения, срабатывает лишь в определенной области предметов изучения, прежде всего относительно явлений практической и учебной деятельности. В сфере же символической действительности (жизни) необходимы другие принципы теоретического объяснения, они оказываются более эффективными.

Еще одно соображение. Традиционные представления о психике плохо объясняют жизненную динамику человека (изменения психических структур и процессов в жизненном цикле, роль жизненных программ и т. п.), а также социокультурную обусловленность психических явлений.

Не отрицая традиционную трактовку психики (она имеет смысл в решении многих задач), мы хотим предложить другую. Наше представление психической организации исходит из признания временных аспектов жизни, важной роли прошлого (накопленного) опыта человека, значения языковых реальностей. Психику человека в данном случае мы рассматриваем как естественный феномен: даже сознательные действия человека, направленные на него самого (самоорганизация, совершенствование, смена целей и т. п.), трактуются нами в естественном плане. Но не менее важно другое понимание — психика человека есть продукт культуры, которая его формирует и меняет. Организация психики и ее процессы предопределены особенностями культуры, ее институтами, языковыми системами, характером взаимоотношений людей и т. п.

1.1. Деятельность и опыт — основа психической реальности

Опыт человека, играющий важную роль в психических процессах, подобно всем другим явлениям психики может быть осмыслен с помощью категории «деятельность». Однако как предмет теоретического изучения опыт человека не поддается удовлетворительному описанию. (Например, в теории А. Н. Леонтьева его с некоторой натяжкой можно соотнести с системой значений предмета). Когда же для объяснения психических феноменов, например, визуальных, пользуются понятием опыта, его не связывают с понятием деятельности. В то же время, очевидно, что человек, совершая деятельность, опирается при этом на свой накопленный опыт. Вероятно, эти два понятия (деятельность и опыт) заданы в теоретическом плане так, что, когда описывается деятельность, не остается места для опыта, а, когда мы говорим об опыте — нет деятельности. Преодолеть это затруднение можно, представив (переопределив) и опыт, и деятельность в связи друг с другом. Что такое опыт человека с деятельностной точки зрения?

Вероятно, это кристаллизовавшаяся, свернувшаяся наподобие пружины деятельность, способная, однако, в определенных условиях снова ожить, превратиться в деятельность. Соответственно, деятельность — это и динамика, процесс, преобразование, но и объективированная, опредмеченная, т. е. кристаллизованная, свернутая структура. Следовательно, при таком понимании деятельность может быть рассмотрена в двух планах: как процесс и преобразование; а также, по выражению Л. С. Выготского, подобно психической окаменелости, т. е. в остановленной, опредмеченной форме. Но каким образом можно остановить, опредметить процесс жизнедеятельности? Исследования советских психологов показывают, что остановка деятельности, превращение ее в опыт человека — сложный онтогенетический процесс, в котором задействован ряд моментов: работа сознания (осознание деятельности), памяти, операции синтеза и анализа, знаковые преобразования и другие. И остановка деятельности и формирование опыта (переход деятельности в форму «психической окаменелости») происходят в контексте функционирования и развития психики, в ходе социализации человека. Рассмотрим теперь, какие элементы деятельности останавливаются в этом сложном процессе.

Во-первых, это мотив и предмет, они даны, актуализованы до того, как деятельность осуществилась. Деятельности еще нет как процесса, она еще не развернулась, а мотив и предмет ее уже существуют в сознании человека. В форме опыта мотив и предмет выступают в качестве побуждений, потребностей деятельности, в форме же живого процесса — в качестве своеобразной программы деятельности, как бы плана и отношений его будущих действий и операций. Деятельность, утверждает А. Н. Леонтьев, «отвечает определенной потребности субъекта, стремится к предмету этой потребности», причем предмет деятельности и есть ее действительный мотив, за которым полностью сохраняется «функция побуждения деятельности» [39; 40]. Когда деятельность разворачивается, ее мотив и предмет программируют процесс деятельности (иначе они не имели бы побуждающей функции). Осуществление деятельности приводит к угасанию (насыщению) ее мотива.

Во-вторых, сознание превращает в «психические окаменелости» как относительно простые, так и достаточно сложные цепи предметных событий, связанных между собой в рамках деятельности. Такие цепи событий мы в дальнейшем будем называть «психическими реальностями». Но откуда берутся сами события и их связи? Деятельность, как показали психологические исследования, состоит из отдельных действий и операций. Каждое действие (операция) направлено на преобразование определенной предметной ситуации. Сознавание исходных и конечных состояний этих действий-ситуаций воспринимается и переживается человеком как некоторое предметное событие.

Важным обстоятельством является и то, что сознавание как отдельных предметных событий психической реальности, так и отношений между этими событиями, а также и осознавание самой психической реальности происходит на основе естественного языка. Именно означение (выражение в знаках) отдельных состояний предмета и отношений между ними позволяет человеку фиксировать и удерживать психические реальности.

Поэтому и не удивительно, что именно система значений предмета определяет его восприятие в деятельности. Если мотивы и предмет побуждают и программируют деятельность, то психическая реальность выступает как конкретный механизм опредмечивания ее. Актуализация в деятельности психической реальности выстраивает для человека цепь событий и отношений, которые как раз должны быть реализованы на основе конкретных мотивов деятельности, ее предмета и внешнего материала. В этом плане мотив и предмет деятельности можно сравнить с силой, которая толкает текущую воду, а психическую реальность — с руслом реки, которое успевает прокладываться перед бегущей водой; тогда сама бегущая по руслу вода — это деятельность, ее одинаково направляют и формируют как побуждающая сила, так и берега.

В самом первом приближении психические реальности — это различные области нашего сознания, которые мы, осуществляя деятельность, переживаем как (видимые, слышимые) события. Необходимость в подобном понятии появилась, в частности, тогда, когда искусствоведы стали прибегать к средствам и понятиям смежных наук — психологии, семиотики, культурологии. Так, встав на точку зрения психологии восприятия и семиотики, искусствоведы вынуждены были постепенно переходить от анализа художественной формы произведения к анализу того художественного мира (художественной реальности), который возникает у человека, когда он создает или воспринимает художественное произведение.

В отличие от художественного произведения художественная реальность — это не текст, а структурированный текстом и активностью человека (художника, исполнителя, слушателя) мир, события которого при осуществлении деятельности переживаются человеком, подчиняются определенной логике (закономерности), отграничены от событий других психических реальностей, разворачиваются во времени и т. д. Для понимания психической реальности важно также отрешиться от обычного представления, согласно которому человек просто видит и слышит. То, что человек видит, не только результат отражения предмета на сетчатке глаза, но и особое сложное состояние психики, связанное с другими его состояниями, события, активно переживаемые человеком. На уровне сознания актуальная жизнедеятельность человека вообще протекает именно в форме переживаний событий определенной психической реальности.

Важной особенностью психической реальности является взаимосвязь событий — основа и психической установки и готовности. В любой психической реальности события не случайны, они принадлежат данной реальности и подчиняются определенной логике. Например, в реальности сновидений события могут быть как обычными, так и фантастическими, и являться они могут в любой последовательности. Напротив, в реальности определенного научного предмета рассматриваются только естественные события, а следуют они в определенной, законосообразной последовательности (скажем, сжатие газа ведет к повышению его температуры и давления). В реальностях искусства события и их последовательность удовлетворяют природе вида искусства, жанра, стиля, различным художественным критериям. В реальностях игры события и их последовательность заданы правилами, обычаями, традициями. В результате становятся возможными предвосхищение деятельности, новая ее организация, приготовление психики к будущим состояниям.

Таким образом, психическая реальность — это особый способ объяснения психических явлений, в некоторых отношениях аналогичный деятельностному способу. Отличительная особенность этого способа — возможность представить психику в виде системы психических реальностей. Психические реальности формируются под влиянием социокультурных, в частности, семиотических факторов, задают определенные события и психические процессы, взаимодействуют друг с другом.

Рассмотрим теперь два разных случая реализации в психике мотивов и психических реальностей: в одном случае реальности реализуются как только сформировался мотив деятельности (назовем этот «горизонт» функционирования психики — первичным), в другом — хотя мотивы актуализуются в сознании, но деятельность блокируется, поскольку нет условий для ее осуществления (отсутствуют средства или объект деятельности, сталкиваются противоположные или альтернативные мотивы). В свою очередь, мотивы деятельности актуализуются, кристаллизуются, когда человек оказывается вовлеченным в жизненно значимые для него ситуации (например, возникает чувство голода, или выдвигаются требования со стороны других людей, или приходит ощущение внутренней неудовлетворенности). Актуализация мотивов, как правило, осознаваемых в виде желаний, целей, задач и т. п., выстраивает в психике человека программы будущей деятельности. Они осознаются в определенной реальности в виде последовательности событий и связанных с ними переживаний. Если деятельность может быть осуществлена, эти программы реализуются на определенном чувственноданном психике материале — визуальном, сонорном, тактильном. Осуществление деятельности приводит к тому, что программы распадаются, мотив угасает: психика готова к новому акту функционирования. Другое (помимо чувственно-данного материала) необходимое условие реализации подобных программ — построение и осознание конкретных событий, отвечающих психической реальности.

Таким образом, психическая реальность имеет две основные формы существования: в виде опыта предшествует деятельности, определяя структуру программ деятельности, т. е. способ реализации мотивов; в виде условий осуществляющейся деятельности определяет логику и состав конкретных событий.

Если же деятельность блокируется, актуализированный мотив вытесняется из сознания, а сформированная им программа деятельности уходит на другой «горизонт» психики (соответственно, назовем его вторичным), где и реализуется в новых условиях, они складываются в периоде «быстрого» сна, в ходе переживания определенных произведений искусств, общения, размышлений и в других случаях. Для всех этих «сфер» психики характерна своеобразная изоляция психики от текущих ощущений и впечатлений, наплывающих на человека: во время сна глаза закрыты, чувствительность слуха снижена, мышечная система отключена; при восприятии произведений искусств функцию «изоляции» обеспечивают способности внимания и сосредоточенности. Кроме того, происходит полное или частичное отключение сознания, поэтому отсутствует рассудочный контроль, в результате возникает определенная свобода в конструировании событий. Указанные условия позволяют строить любые события, необходимые для реализации блокированных программ, в результате чего они распадаются.

Здесь может возникнуть законный вопрос: как могут строиться и проживаться события во вторичном горизонте психики, например, в периоде сна, ведь кажется — человек спит и ничего не видит, к нему не поступает никакая чувственная информация. Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется более подробно остановиться на психологических исследованиях природы видения человека и роли в этом процессе прошлого опыта.

1.2. Союз визуальных впечатлений и визуального опыта

Для того, кто не занимается специально психологией зрительного восприятия, естественна точка зрения, что вся необходимая для видения визуальная информация содержится в рассматриваемом глазом предмете (пространстве), роль человеческой психики состоит лишь в переработке этой информации после того, как она проходит через глаз. Впрочем, есть психологи, причем хорошо известные в области визуального восприятия, которые также разделяют подобную точку зрения. Так, Дж. Дж. Гибсон и Э. Дж. Гибсон утверждают, что глаз человека получает о предмете всю необходимую информацию (визуальный стимул на входе, говорят они, содержит все, что имеется в визуальном образе). Другое дело, что в одних случаях глаз способен освоить всю эту сенсорную информацию, а в других — он теряет значительную часть ее в силу неэффективности своей деятельности, неразвитости зрительных способностей различения, дифференцирования и т. д. Ученые, разделяющие это убеждение, пытаются также учесть (но получается это значительно хуже) механизмы переработки визуальной информации — константность формы и величины предмета (если предмет удален не очень далеко, то человек узнает его в любом положении и освещении и не замечает «видимые» сокращения его размеров), а также взаимовлияние одних видимых элементов на другие (что обусловливает, например, различные зрительные иллюзии).

Другая, противоположная точка зрения была намечена еще в конце прошлого века Г. Гельмгольцем и затем углублена современными психологами-экспериментаторами. Кратко ее суть в том, что от предмета приходит только часть визуальной информации, другая же (причем иного характера) привносится самим человеком [18]. То, что человек видит, есть результат слияния визуальных впечатлений от предмета и встречной активности человека, посылающей навстречу этой информации сгустки прошлого опыта, означенного и осмысленного, интегрированного в общей структуре сознания человека. Гибсоны этот подход называют эмпиризмом, в соответствии с ним, все знание приходит из опыта, причем прошлый опыт определенным образом соединяется с настоящим. К эмпирической точке зрения исследователей привели различные наблюдения над визуальным восприятием, а также специально поставленные эксперименты.

Эксперименты, в частности, показывают, что в условиях неясного видения (плохое освещение, удаленный предмет и т. п.) или особого строения визуального материала (в котором представлены равноценные для глаза визуальные интерпретации — шахматная доска, узоры обоев, двусмысленные изображения, где-то одна, то другая часть изображения может выступать в качестве фигуры или фона), визуальное восприятие воссоздает не один предмет, а два или больше и человек в этих условиях видит их поочередно. Впрочем, с этим явлением знаком каждый. Вспомните, что вы видите, приближаясь к удаленным объектам, прежде вам незнакомым, или же приближаясь к ним при слабом освещении, например, при лунном свете? Разнообразные формы, очертания, объекты, которые то возникают, то исчезают, так как плохо подкреплены чувственным опытом.

Вместе с тем известно, что при наличии сильной ведущей установки, ориентированности на определенный предмет, человек отчетливо видит его даже в плохих визуальных условиях, при этом практически не видя других предметов, хорошо доступных зрению, и из всех имеющихся визуальных интерпретаций выбирает ту, которая соответствует имеющейся у него установке. Анализируя действие зрительной установки и привычных норм зрительного восприятия, Ф. X. Олпорт отмечает, что они влияют как на выбор объектов, которые воспринимаются, так и на степень готовности к их восприятию. Последнее проявляется в том, что человек видит объекты более ярко и живо. Сама же установка действует либо в ситуациях выбора, поиска определенных объектов, либо в неопределенных ситуациях, когда их хотят переосмыслить в определенном плане. Установки или состояние готовности в свою очередь вызываются различными жизненными ситуациями и способом их осмысления. Попадая в определенные ситуации, человек оказывается в их власти. Как часто, замечает Олпорт, надгробная плита ночью на кладбище принималась за призрак [54]. Как же объяснить подобные наблюдения?

Прежде всего, обратим внимание на факт, подмеченный многими исследователями, после почти мгновенного или более продолжительного периода «проб и ошибок» предмет узнается (видится) сразу. Нельзя сказать, считает Ф. Олпорт, что это только цветовые впечатления или только конфигурация. Хотя в объекте можно выделить и фактуру, и организацию, и контур, и воспринимается он как фигура на фоне, тем не менее объект представляется как нечто большее, нежели каждое из этих свойств; перед нами не просто качества, свойства или формы, «но именно вещи и события». Олпорт считает, что главным фундаментальным свойством воспринимаемого предмета является то, что он обладает значением. Само же значение — это не только то, что связано с конфигурацией или целостностью объекта или с его величиной, яркостью и т. п. Это также и опыт в отношении данного объекта.

Таким образом, визуальный материал предмета (т. е. его видимая формула, поверхность, положение, характеристика и т. д.) — только одно из условий видения. Другой же исходит от самого человека, его визуального опыта и сознания. Гельмгольц подчеркивал, что в визуальном восприятии прежний опыт и текущие чувственные ощущения взаимодействуют друг с другом, образуя перцептивный образ. Часть чувственного восприятия, отложившаяся в виде опыта человека, утверждал исследователь, действует не менее сильно, чем другая, зависимая от текущих ощущений. Гельмгольц полагал также, что первый шаг визуального восприятия имеет процессуальную природу, представляя собой деятельность по обследованию визуального предмета. С точки зрения Гельмгольца, человек не просто пассивно отдается потоку впечатлении, но и активно действует, настраивает свои чувства так, чтобы видеть с максимальной точностью. Второй шаг связан с конструированием, сознаванием видимого предмета. Он отражает интеллектуальную сторону видения.

Вернемся, однако, к поставленному выше вопросу — какую же роль в визуальном восприятии играет визуальный опыт человека. Очевидно, важную, поскольку без его участия видение не состоялось бы. Но что означает это участие, каким законам оно подчиняется? Опыт ли это или нечто большее, скажем, врожденные биологические программы или, наоборот, результат обучения (т. е. культурная норма)? Вот мнения авторитетных ученых. Известный психолог Ч. Осгуд считает, что человек в процессе визуального восприятия организует сенсорные данные, осмысливая их, и это является результатом научения, а не врожденной перцептивной организации. По мнению Б. Раушенбаха, опыт познания внешнего мира не является суммой накопленной зрительной информации, а включает всю совокупную человеческую практическую деятельность. Деятельность же и индивидуальные формы ее сознавания, утверждает А. Н. Леонтьев, являются продуктами тех «отношений и опосредований, которые возникают в ходе становления и развития общества» [40, с. 181].

Как мы видим, представления ученых близки, однако, понять, какова природа и роль визуального опыта все-таки трудно. Поставим вопрос иначе: где визуальный опыт дан нам в чистом виде, т. е. независимо от визуального восприятия, направленного на предмет? Подобная постановка вопроса, на первый взгляд, может показаться абсурдной, ведь визуальный опыт — это одна из составляющих визуального восприятия, направленного именно на предмет (пространство). Однако каждый сам может понять правомерность этого вопроса, вспомнив, например, о своих снах. Во сне человек видит и часто ярко, хотя его взор не направлен ни на какой предмет. Внешних визуальных впечатлений в собственном смысле здесь нет, и все-таки человек видит. Продумывая этот фундаментальный факт, можно предположить, что в сновидениях наша психика имеет дело прежде всего с чистым визуальным опытом, который оживает и реализуется в форме визуальных представлений (т. е. видимых и переживаемых предметов).

Аналогичные факты получены в специальных экспериментах в случае, когда человек принимал наркотик (например, ЛСД) или у него изолировались основные источники восприятия (для этого человек надевал на голову изоляционную маску и погружался в ванну с морской водой, где он свободно плавал во взвешенном состоянии, причем температура воды совпадала с температурой тела). Из протоколов визуальных впечатлений во время одного из подобных экспериментов, осуществленных известным американским ученым Джоном К. Лилли, видно, что человек попадает как бы в особый мир, воспринимаемый им абсолютно реально (как в глубоком сновидении или наяву). В этом мире реализуются его знания, визуальные образы, фантазии, относящиеся к разным областям и пластам его жизни [41]. То Лилли проникал в узоры мраморной плиты своего стола, то оказывался у трона самого Бога, окруженного ангельскими хорами, херувимами и серафимами, и участвовал вместе с ними в ритуальной процессии прославления Бога. То он воссоздавал живой образ своего отца, проецируя на него не менее живые лица предков и свое собственное лицо, то уносился в глубь тысячелетий, чтобы встретиться там с вымершими животными. Не затрудняло Лилли и движение в будущее: он увидел, каким он будет в девяносто лет, весь в морщинах, очень старый и высохший, видел себя больным и неприятным, но и прекрасным (положительное и отрицательное выливалось из хранилищ его памяти). Интересно, что когда во время второго эксперимента Лилли рассказал врачу о своих наблюдениях, тот заявил: «О, вы галлюцинируете». В ответ Лилли сформулировал следующий любопытный принцип: «В сфере ума то, что считаешь истинным, — истинно или становится истинным в пределах, которые предстоит определить на опыте» [41].

Актуализация визуальных, слуховых, тактильных событий в данном и подобных же случаях, вероятнее всего, объясняется сенсорной депривацией или пребыванием сознания человека в особых «пограничных» состояниях. В экспериментальных, лабораторных условиях такие состояния могут вызываться не только приемом ЛСД или изоляцией в ванне с морской водой, но и, например, лишением сновидений. Описывая эти эксперименты, профессор Вейн, в частности, пишет, что у всех обследованных прерывание сновидений сопровождается однотипными явлениями. «Нарастает эмоциональная неуравновешенность, нарастает утомление… возникают суетливость, ненужные движения, нереальные идеи… зрение становится расплывчатым. Через 90 часов появляются галлюцинации. К 200-му часу испытуемый чувствует себя жертвой садистского заговора. Сон в течение 12—14 часов снимает все патологические проявления» [14, с. 34, 80].

Вдумаемся в эти эксперименты и особенности видения в сновидениях. Не свидетельствуют ли они о закономерностях высвобождения визуального опыта из его скрытого, связанного состояния, когда он не воспринимается как видимый? В период бодрствования основным фактором подобного высвобождения (метаморфозы, превращения невидимого в видимое) является, очевидно, работа глаза, обследование им визуального материала предмета. Лишь встречаясь друг с другом, два потока психики (активность глаза, обследующего предмет, и встречная активность, готовность к реализации визуального опыта) порождают видение и понимание предмета. В период же сновидений и в экспериментах с наркотиками и с изоляцией органов чувств пусковой механизм иной. В этом случае визуальный (аналогично, сонорный или тактильный) опыт высвобождаются и актуализируются без всякой чувственной деятельности глаза (или другого чувственного органа), только за счет блокированных программ (мотивов). Соответственно, проживание событий, обусловленных этим опытом, есть процесс функционирования данного опыта, протекающий без опоры на чувственные данные. Вернемся теперь к обсуждению вопроса о реализации блокированных программ во вторичном горизонте.

1.3. Сферы психической жизни

Хотя процессы реализации блокированных программ играют исключительно важную роль для психического здоровья человека, они обычно не осознаются. Лишь иногда человек может «подглядеть» автоматическую работу своей психики. Например, во время сновидений психика может работать одновременно в двух режимах: реализации блокированных программ, что и образует событийный ряд сновидений, и осознания их в определенной реальности (она принадлежит к ослабленному сном бодрственному состоянию психики). При определенном внимании и натренированности можно заметить реализацию волнующих человека побочных основной линии сюжетов и тем (т. е. блокированных программ) также в ходе общения или переживания произведений искусств.

А что происходит, если человек не имеет условий для реализации блокированных программ, например, несколько дней не спит, не может общаться на волнующие его темы и т. д. В его психике накапливаются нереализованные программы, создающие напряжения, которые с определенного момента начинают определять все основные события, сознаваемые человеком. Например, как мы уже отмечали, если человеку не дают видеть сновидения, будят его, как только он начинает видеть сон, испытуемый быстро устает, становится раздражительным, затем входит в фазу устойчивых галлюцинаций («пробой» сновидений, выход их в сознание) и, наконец, оказывается на грани тяжелого психического расстройства. В этом случае психика строит такую реальность, события которой отвечают сразу двум требованиям: со стороны текущих ситуаций и впечатлений и со стороны блокированных желаний, которые настолько усилились, что «захватывают» управление психикой. Но даже если человек просто, но успевает выспаться, сновидения под видом посторонних событий выходят в сознание; в результате человек не только бодрствует, но и «спит наяву», естественно, не осознавая этого. У него возникают посторонние мысли, впечатления, образы, переплетающиеся со всем тем, что есть в обычном восприятии.

Таким образом, можно выдвинуть гипотезу, что психическая жизнедеятельность осуществляется в двух основных горизонтах (уровнях): первичном и вторичном. Внутри вторичного горизонта условия реализации программ блокированной деятельности различаются в зависимости, во-первых, от биологических возможностей (каналы биологического сна, зрения, слуха, тактильных ощущений), во-вторых, от природы осуществляемых предметных событий. Области вторичного горизонта с разными условиями реализации программ блокированной деятельности можно назвать «сферами психики».

Можно выделить следующие основные сферы психики: сновидений, художественных переживаний, игровых переживаний, переживаний в общении и переживаний в мышлении (на их основе могут формироваться и более сложные, например, сфера переживаний своей личности). Если деятельность блокируется, в одной из сфер психики, как правило, находятся условия для реализации ее программы, т. е. психика выстраивает события, ведущие к распаду этой программы. Хотя во всех сферах, кроме сновидений, основная деятельность имеет свои цели (в искусстве — это эстетические переживания, в общении — реализация личности, в мышлении — получение знаний), побочным продуктом осуществления этих целей является реализация блокированных программ. С определенного момента получение этого побочного продукта может стать и часто становится ведущим процессом, т. е. превращается в относительно самостоятельную цель. В этом случае условием реализации программ блокированной деятельности становится построение определенных реальностей в соответствующих сферах психики. Именно сферы психики с определенного периода развития человека становятся каналами реализации блокированных программ деятельности. Рассмотрим теперь, как психические реальности формируются в онтогенезе и какова основная организация реальностей психики.

1.4. Реальность, культура, развитие человека

Л. С. Выготский видел особенность человеческой психики в механизме опосредования ее процессов культурными и социальными знаками. С помощью знаков, считал он, человек овладевает собственными психическими процессами, конституирует и направляет их. Необходимое условие этого, как неоднократно подчеркивал Выготский, — процесс социализации, в ходе которого происходит превращение с помощью знаков внешней социальной функции и деятельности во внутреннюю психическую. И действительно, социализация, вхождение в совместную деятельность, построение взаимоотношений с другими людьми, усвоение всего этого неотделимы от самоорганизации психики человека; при этом, вероятно, и формируются определенные психические реальности и отношения между ними. Хотя каждая психическая реальность осознается человеком как замкнутый мир предметных событий, подчиняющихся определенной логике, во внешнем плане психические реальности человека регулируют каждую такую часть, устанавливают между частями различные отношения.

Естественно, что психические реальности формируются не сразу, как не сразу осваивается и складывается у человека деятельность. Так, совсем маленький ребенок практически не имеет разных психических реальностей, у него одна «прареальность», где переплетаются и не различаются факты сновидений и обычных визуальных впечатлений, игры и деятельности, он пытается взять в руки и съесть нарисованное яблоко, легко превращает палочку в лошадку и бутылочку из-под молока в молоток. Не появляются психические реальности и у дошкольника, хотя он уже четко различает родителей и себя, сновидения и визуальные впечатления периода бодрствования, обычную деятельность и игру и т. д. Дошкольник много может сказать о самом себе и даже в определенной мере осознавать и оценивать свои желания и возможности.

Психические реальности начинают формироваться только с принятием младшим школьником требований к самостоятельному поведению и реальной необходимости в таком поведении в школьной и внешкольной жизни. Если раньше родитель и взрослый подсказывали ребенку, что делать в новой для него или необычной ситуации, как себя вести, что можно хотеть, а что нельзя, поддерживали ребенка в трудные моменты жизни, управляли им, то с появлением требований к самостоятельности ребенок (обычно подросток) должен сам себе подсказывать, разрешать или запрещать, поддерживать себя, направлять и т. п.

Необходимое условие выработки самостоятельного поведения — обнаружение, открытие подростком своего Я, оно неотделимо от формирования им «образа себя», приписывания Я определенных качеств: я такой-то, я жил, буду жить, я видел себя во сне и т. д. По сути Я человека парадоксально: это тот, кто советует, направляет, управляет, поддерживает и тот, кому адресованы эти советы, управляющие воздействия, поддержка.

Еще одно необходимое условие самостоятельного поведения — собственно формирование психических реальностей. Действительно, выработка самостоятельного поведения предполагает планирование и предвосхищение будущих действий и переживаний, смену одних способов деятельности и форм поведения на другие, причем подросток сам должен это сделать. Подобные планы и предвосхищения, смены и переключения сознания и поведения первоначально подсказываются и идут со стороны, от взрослого (здесь еще нет самостоятельного поведения). Но постепенно подросток сам научается строить эти планы, предвосхищать будущие события и их логику, изменять в определенных ситуациях свои действия и поведение. Именно с этого периода, когда подобные планы, предвосхищения и переключения становятся необходимыми условиями самостоятельного поведения, рассматриваются и осознаются человеком как разные условия, в которых он действует, живет, эти планы будущей деятельности, знание ее логики, предвосхищения событий, способы переключения и т. п. образования превращаются в психические реальности.

Таким образом, психические реальности — это не только цепи событий, определяющих деятельность и ее логику, но также внешние и внутренние условия самостоятельного поведения. Подчеркнем: открытие, формирование Я человека и формирование психических реальностей — две стороны одной монеты. По мере усложнения, дифференциации реальностей человека обогащается и дифференцируется его Я, и наоборот. Но функции их различны: психические реальности характеризуют тот освоенный поведением мир, где человек строит самостоятельное поведение, а его Я задает основные ориентиры и линии развертывания этого поведения. Несколько упрощая, можно сказать, что психические реальности — это проекции самостоятельного поведения на внешний и внутренний мир, а Я — осмысление самостоятельного поведения в качестве субъекта.

Логически очевидно, и наблюдения это подтверждают, что объектом самостоятельного поведения (у кого раньше, у кого позже) может стать и сам человек, его самостоятельное поведение. Этому способствуют наблюдения за собственным поведением (рефлексия), обнаружение в нем противоречий или странностей, неудовлетворенность своей жизнью, желание изменить ее, стремление к совершенствованию и т. д. Распространение самостоятельного поведения на само это поведение ведет к расщеплению Я на несколько относительно самостоятельных персон: Я «идеальное» (каким я должен быть и хочу быть) и Я «реальное» (эмпирически наблюдаемое), Я «рефлексируемое» и Я «рефлексирующее», Я «волящее», «действующее» и Я «сопротивляющееся» («инертное»), «противоположные» Я и т. п.

На основе «взаимоотношений» этих Я и самоопределения человека относительно них (с каким Я я сам солидаризуюсь, а какое отвергаю или не замечаю), складывается и особая реальность — «Я-реальность», играющая в жизни современного человека исключительно важную роль. Развитая личность в нашей культуре, как правило, регулирует свое самостоятельное поведение именно на основе «Я-реальности». Например, человек должен осуществить ценностный выбор между двумя несовместимыми альтернативами — остаться честным и порядочным, но потерять свое место или же добиться положения ценою компромисса со своей совестью. Выбирая, человек актуализирует в «Я-реальности» два своих противоположных Я: «Я остаюсь честным человеком и из этого следует то-то и то-то — живу в ладу со своей совестью, меня уважают друзья» и т. д. и «я добился положения, но перестал уважать самого себя, потерял старых друзей» и т. п. Борьба этих двух Я, к которой подключаются и другие Я личности, прежде всего Я «нормативное» и «волящее», и есть главный момент самоопределения человека, склоняющегося в конце концов к одной из альтернатив (но, естественно, бывают случаи, когда человек в подобных ситуациях не может самоопределиться и мечется от одного Я к другому).

Помимо «Я-реальности» важную роль в жизни современного человека играют еще три типа реальностей: «непосредственные», «производные», «условные», а также «контрреальности».

Непосредственные реальности осознаются человеком как-то, что существует на самом деле, безусловно. Для религиозного человека — это Бог, для атеиста — природа и ее законы, для подростка — его Я, для взрослого — Я и Другие и т. д. В отличие от непосредственной реальности «производные» реальности (сновидения, фантазии, миры искусства, игры и т. д.) — условны, существуют в особом смысле, их события относятся к человеку только через план осознания. Например, то, что приснилось человеку, принимается им, если он верит в сны, и отвергается, если не верит. Бог же ни в каких случаях не может быть отвергнут религиозным сознанием, это значило бы отвергнуть само бытие и самого себя.

Производные психические реальности получают свое значение, смысл от непосредственных и поэтому существуют во многом как бы для них. Именно непосредственные психические реальности поддерживают всю «пирамиду» производных реальностей. Подобно тому, как смерть Кащея Бессмертного находилась на кончике иглы, скрытой в яйце, которое было в утке, спрятанной в сундуке, висевшем на дубе. Пока непосредственные психические реальности «в порядке», человек полон сил и энергии, активен и бодр. Если же по какой-либо причине такие реальности выходят из строя, парализуются, все для него теряет смысл.

Две реальности находятся в контротношениях (т. е. это контрреальности), если при одновременной их актуализации в некоторой жизненной ситуации сталкиваются противоположные мотивы, другими словами, реализация мотивов в одной реальности блокирует деятельность в другой, и наоборот (см., например, рассмотренный выше случай личностного самоопределения человека). Борьба контрреальностей приводит не только к постоянной блокировке деятельности, но и нередко порождает у человека разнообразные проблемы и резкие противоположные колебания в поведении и настроении. Наблюдения показывают, что психические контрреальности часто формируются в детстве (страх перед новыми ситуациями и людьми, неуверенность в собственных силах, стремление к защите и т. п.), однако они могут появляться в более зрелом возрасте.

Таким образом, мы соотнесли представления о разных реальностях («Я-реальности», непосредственных и производных реальностях, контрреальностях) с основными психологическими понятиями. Соотнесем теперь с подобными понятиями некоторые представления о путях и способах формирования психических реальностей.

Вернемся еще раз к вопросу о роли знаков в формировании психической реальности. В жизни постоянно возникает необходимость в замещении знаками различных предметов (например, для координации совместной деятельности с этими предметами или если действия с самими предметами по каким-либо причинам становятся невозможными). Первоначально знаки используются как заместители предметов, однако, в дальнейшем на них переносят представления о самих предметах. В результате такого процесса складывается новая предметная область: единицы опыта, прежде связанные с предметами, переходят на новый, знаковый материал; слияние активности, направленной на обследование знакового материала, с единицами данного опыта и ведет к образованию новой самостоятельной предметности. Поскольку со знаками оперируют иначе, чем с предметами (их легко можно передавать, хранить, различать, группировать, разделять, создавать из них разнообразные комбинации и конструкции и т. д.), новые «знаковые» предметы широко используются вместо самих предметов и для решения новых проблем.

В результате меняется и актуальная реализация деятельности; наличие знакового отображения деятельности позволяет программировать ее построение и устанавливать между ее элементами определенные связи. Побочным, но крайне важным для развития психики процессом является образование психической реальности — такого мира, где одновременно функционируют отображения деятельности, на их основе создаются программы будущей деятельности и происходит реализация этих программ в ходе актуального осуществления деятельности.

Но замещение предметов знаками — только один механизм формирования психических реальностей. Другой механизм — выработка различных ценностных отношений (тоже фиксируемых сознанием и в языке) к определенным процессам жизни и предметам. При этом само разграничение таких процессов и предметов на сходные и отличающиеся происходит при формировании самостоятельного поведения в ходе общения. Именно взрослый (его поведение и отношение) помогает подростку по-разному относиться к определенным процессам жизнедеятельности (к труду, игре, общению, сновидениям и т. д.), предметам и событиям. Третий механизм — усложнение жизнедеятельности за счет знакового опосредования. Оно складывается еще в дошкольном возрасте. Простой пример. Сначала ребенок пугается (плачет), если мать уходит от него далеко или в другую комнату, но с определенного момента остается спокойным, так как знает, что мать скоро вернется к нему. Появление подобного знания-опосредования позволяет свести более сложную и угрожающую ситуацию (исчезновение матери) к более простой, знакомой (возвращение ее). Подобное регулярное сведение способствует кристаллизации целой системы связанных между собой ситуаций и сложной жизнедеятельности, на основе которых позже при выработке самостоятельного поведения формируются реальности. По сути — это один из важнейших механизмов формирования психики человека. По мере того, как усложняется язык и способы оперирования со знаками языка, человек получает возможность открывать вовне и внутри себя все более сложные реальности.

В общем случае можно утверждать, что первая предпосылка формирования новых реальностей — это изменение самой практики жизни, возникновение в ней принципиально новых для человека ситуаций, позиций, отношений с другими людьми и т. п. Вторая предпосылка — самоорганизация психики, она предполагает выработку самостоятельного поведения и идет с опорой на механизмы означения, опосредования, осознания и обособления. Но сама практика жизни человека обусловлена культурой, в которой живет человек. Следовательно, можно предположить, что характер реальностей человека в конечном счете детерминирован культурой. Осталось только показать, как использовать представления о визуальной деятельности.

Восприятие многозначных фигур. В условиях неясного видения или особой организации визуального материала (который можно «осмыслить» по-разному), как я отмечал, человек видит то один, то другой предмет в зависимости от установки, привычки, использования специальных приемов восприятия. Что при этом происходит? Опознание предмета для взрослого человека, очевидно, хотя и простая, но самостоятельная визуальная задача, требующая от него некоторого усилия, определяемого желанием узнать, какой предмет перед ним. Следовательно, у человека кристаллизуется вполне определенный визуальный мотив и предмет, которые и побуждают деятельность видения. Однако реализация мотива предполагает актуализацию для сознания определенной визуальной реальности. Но какой? Очевидно, той, которая во всяком случае не противоречит визуальным данным, подкрепляется ими и, кроме того, более актуальна в данный момент для человека. Но визуальные впечатления в таком случае меняются (в силу ориентировочного характера активности глаза и многозначности визуальной организации предмета). Поэтому, вероятно, главное значение приобретают такие моменты, как несознаваемое человеком желание реализовать вполне определенные мотивы (опредмечиваясь, мотив умножается) или же стереотип выбора определенной визуальной реальности.

В результате человек из альтернативных визуальных впечатлений автоматически отбирает одну группу, с опорой на нее происходит реализация мотива и определенной визуальной реальности, т. е. восприятие и узнавание предмета. Но после того как предмет опознан, складывается новая ситуация: поскольку один мотив угас, исчерпан, возникает возможность для кристаллизации другого под альтернативную группу визуальных впечатлений. Однако состоится ли акт восприятия нового предмета зависит от того, в какой мере человек может реализовать соответствующую новую визуальную реальность (иногда это сделать легко, иногда трудно).

Сновидения. Объяснение природы сновидений можно начать с простого наблюдения: к ним ведут определенные ситуации, возникающие днем, в состоянии бодрствования, чаще всего те, где человек по какимлибо причинам не может осуществить жизненно важные, необходимые для него действия или желания. Например, человек стремится совершить несколько значимых для него действий, причем одни затрудняют или делают невозможными другие. Как правило, это происходит потому, что такие ситуации сознаются и переживаются человеком сразу в двух реальностях сознания, действующих друг против друга. Другой пример — действия человека в условиях нескольких альтернатив. По условиям места и времени они не могут быть осуществлены одновременно, так же как и последовательно, поскольку непрерывно наплывают новые события и жизненные ситуации.

Во всех подобных случаях при наличии «контрреальностей» сознания или альтернативных ситуаций, или отсутствия средств деятельности, человек в состоянии бодрствования может осуществить и прожить только небольшую часть своей активности. Основная же активность, вызванная к жизни его желаниями, затормаживается, блокируется. Ранее я отмечал, что когда деятельность блокируется, актуализированный мотив вытесняется из сознания, а сформированная им программа деятельности уходит на другой горизонт психики, где и реализуется в новых условиях, в частности в сновидениях, в ходе переживания определенных произведений искусств и в других случаях.

Итак, что же такое наши сновидения? Это реализация в периоде быстрого сна программ и планов блокированной деятельности, осознание этой реализации, переживаемое в виде событий определенной реальности (собственно, сновидения). Вспомним, что говорил И. М. Сеченов: «Сновидения — это небывалая композиция бывалых впечатлений», или Гильдебрант: «Сновидения черпают свой материал из того, что человек пережил внешне и внутренне». Для психики в период сна нет различия между тем, что есть, и тем, что было, между явью и воспоминаниями, между реальным и миражом, для нее весь прошлый опыт человека снова оживает как впечатления от внешнего мира, как актуальные действия и переживания. Психика соединяет прожитый опыт таким образом, чтобы приостановленные желания были реализованы, прожиты, хотя бы и во сне.

Когда реализация программ и планов блокированной деятельности не осознается, говорить о сновидениях нельзя, просто идет автоматическое ремонтирование скопившихся программ и планов. Какие же следствия вытекают из предложенной гипотезы сновидений?

Прежде всего в силу различий условий реализации программ и планов деятельности в периоде бодрствования и сна, рисунок и сюжет сновидений чаще всего не совпадает с сюжетом деятельности, которая могла бы развернуться в бодрствующем состоянии, имей на то она такую возможность (хотя иногда такие совпадения и случаются). Поскольку программы и планы блокированной деятельности приходят из самых разных ситуаций нашей жизни, т. е. сюжетно не связаны, часто сюжетно не связаны и части наших сновидений. Каждая часть — это осознаваемая реализация определенной программы, все сновидение — непрерывная реализация многих программ.

Как можно себе представить общую картину ночных сновидений? В периодах быстрого сна, каждый из которых длится минут 40—50, реализуются несколько программ и планов блокированной деятельности. Одни из них порождены альтернативными ситуациями или отсутствием необходимых условий, другие — проблемами, с которыми мы не справились, третьи — сильными раздражениями в ходе самого сна. Бывают периоды, когда наше сознание полностью выключено, и мы снов не видим, в другие — сознание присутствует, и сон видится. Рассмотрим подробнее еще один источник сновидений.

Как возникают сновидения, вызванные раздражениями в ходе сна, — сильные звуки, тепло, свет и т. п. Предположим, человек спит, а мы направляем на него яркий источник света или включаем звонок.

Поскольку основная психическая активность во сне — построение сновидений, именно этим способом и должны осваиваться возникшие раздражения, т. е. можно предположить, что во сне психика, как бы она ни была занята текущим сновидением, должна включить в него и возникшие раздражения. Иногда возникшее сновидение просто вытесняет и гасит текущее, но в общем случае мы имеем органическое включение в текущее сновидение новых сюжетных элементов, вызванных раздражениями у спящего человека. Этот случай можно назвать «психическим замыканием», поскольку раздражения, минуя бодрственное состояние, сразу вызывают определенное сновидение.

Вероятно, именно этим феноменом пользуются гипнотизеры. Голос гипнотизера вызывает у пациента определенные желания, которые тут же блокируются. Затем гипнотизер склоняет пациента ко сну, но не обычному, а вынужденному, поскольку гипнотизер всеми силами стремится сохранить установленную с пациентом связь, т. е. поддерживает его в состоянии возбуждения. Засыпание и сон с текущим непрерывным возбуждением — типичный случай психического замыкания.

Получается, что гипноз — это сновидение, управляемое извне гипнотизером. Но, что интересно, события, навязанные пациенту во время гипнотического сеанса, строятся им самим, его психикой и поэтому при определенных условиях могут сохраняться и после сеанса.

Психическое замыкание иногда может сочетаться во сне с «психическим программированием». Последним мы называем феномен, когда сновидения влекут за собой определенную биологическую активность человека, например, двигательную или речевую. Всем известно, что многие люди во сне разговаривают или двигаются. Можно предположить, что в этих случаях (как вполне нормальных, так и патологических) люди делают то, что им снится. Это предположение позволяет объяснить даже сомнамбулическое поведение человека. Лунатик, вставая с постели и отправляясь на прогулку, действует под влиянием текущего сновидения: то, что он делает, и то, что ему снится, совпадает в двигательной части с точностью до отображения (прогулка как тема сновидения «программирует» реальную прогулку в сонном состоянии). Прекрасную ориентировку лунатиков в пространстве (они, продолжая спать, уверенно ходят, и даже натолкнувшись на предметы, обходят их) можно объяснить сочетанием психического программирования с психическим замыканием.

Сновидения имеют разное значение в жизни отдельных людей. Одни люди плохо справляются со сложными ситуациями жизни, драматизируют даже самые обычные события, т. е. у них блокируется много деятельностей. Другие обладают четким сознанием, сильной волей, устойчивыми навыками поведения, у них в сравнении с первыми блокированных деятельностей значительно меньше. Поэтому первая категория людей, очевидно, нуждается в большом количестве сна, точнее — в большем времени для сновидений, а вторая может спать меньше, причем разница может быть существенной, в несколько часов.

Галлюцинации. Иногда блокируется не только обычная визуальная деятельность, но и деятельность во вторичном горизонте психики. Например, в экспериментах, о которых мы говорили выше, человеку не дают видеть сновидения, его будят в тот момент, когда они начинаются. Примерно к девяностому часу эксперимента у большинства испытуемых наблюдаются устойчивые галлюцинации. Спрашивается, почему? Вероятно, потому, что психика выстраивает уже не во вторичном, а в первичном горизонте такие психические реальности, в которых все-таки можно осуществить блокированные программы визуальной деятельности. Одновременно, в этих же условиях реализуются текущие визуальные мотивы, именно поэтому галлюцинации перемежаются с обычными визуальными впечатлениями. Нужно заметить, что выстраивание психической реальности под давлением двух разных по природе мотивов — вещь не такая уж редкая. Многие наши ошибки, посторонние мысли, неожиданные образы и фантазии обусловлены реализацией блокированных мотивов, незаконно проникших из вторичного горизонта.

Таким образом, к галлюцинациям ведет блокировка визуальных деятельностей, принадлежащих сферам психики вторичного горизонта (главным образом сфере сновидений и сфере искусства, меньше сфере общения и мышления).

Галлюцинации возникают и в более сложных случаях, например, при некоторых психических заболеваниях (шизофрения и пр.) Анализ показывает, что к этим заболеваниям ведут различные проблемы в «Я-реальности». В свою очередь, эти проблемы обусловливаются особенностями генетического наследования, воспитания личности человека, образом его жизни. Такая личность имеет много контрреальностей и часто ищет выход из своих затруднений в идеальном мире (он придумывается самим человеком или берется напрокат), т. е. в одной из производных реальностей. В этих случаях человек культивирует производную реальность, поддерживая ее своим поведением, одновременно он подавляет те реальности, которые противоречат данной. События, если они заходят достаточно далеко, могут принять такой оборот, что все реальности, поддерживающие непосредственную, оказываются подавленными, т. е. все их деятельности блокируются. (Этот процесс как раз и сопровождается галлюцинациями и другими нарушениями психики.) В результате может произойти подавление и самой непосредственной реальности, на место которой становится производная реальность (идеальный мир). Начинается перерождение психики человека: на основе новой непосредственной реальности разворачиваются новые производные реальности, складывается новое поведение и деятельность человека. В частности, формируется и новое видение, насыщенное галлюцинациями.

Однако старые реальности тоже дают о себе знать, они реализуются как в обычных сферах психики, так и контрабандным путем в новой производной реальности. В этом случае она сама выступает как особая сфера психики. Дальнейшее развитие течения психических заболеваний определяется взаимодействием трех основных моментов: процессом реализации сюжетов новой непосредственной реальности (они конечны), искажением таких процессов под влиянием реализации старых реальностей и неподтверждением (или подтверждением) ожиданий личности в новом мире. Если ожидания личности в новом идеальном мире не подтверждаются, снова могут возникнуть проблемы в «Я-реальности», и весь процесс может пойти в обратном порядке (стихийное выздоровление), впрочем, это бывает достаточно редко.

А что собой представляли галлюцинации в опытах Лилли, о которых я говорил выше? Ученый, как мы помним, добивался, во-первых, полной изоляции своей психики от текущих впечатлений (т. е. заставлял ее работать во вторичном горизонте, в режиме реализации блокированных программ деятельности); во-вторых, стремился настроиться на определенную психическую реальность (для этого он предварительно читал на заданную тему, смотрел соответствующие картины, фильмы и т. д.). Интенсивная настройка на определенную психическую реальность влекла за собой блокировку соответствующих деятельностей, принадлежащих этой реальности. Погружаясь в изоляционную ванну и принимая наркотик, Лилли входил в сноподобное состояние (представляющее нечто среднее между сновидением и галлюцинациями), в результате его блокированные программы деятельности могли реализоваться. И реализовались они как раз в тех психических реальностях, на которые Лилли настраивался перед погружением. Именно поэтому ему снились в одном случае божественные сюжеты, в другом — эволюционные, в третьем — физические.

Две первые тактики ведения допроса по В. Журбину. Для их объяснения предлагается различать несколько реальностей: «Я-реальность», реальность «следствия, суда, жизни в заключении», назовем ее условно «фрустрирующей», и реальность «защитного поведения». Для многих людей, утверждает В. Журбин, «Я-реальность» и «фрустрирующая» реальность «находятся в контротношениях, т. е. одновременная актуализация обоих реальностей ведет к блокировке желаний, стремлений каждой реальности. Если „Я-реальность“ предполагает свободу выбора способа жизни, занятий, социальных связей, то, например, для „реальности заключения“ характерна зависимость человека от воли других и изменение его социального статуса. Жизнедеятельность человека в нашей культуре всегда разворачивается в „Я-реальности“, которая является одной из базовых реальностей человека; в ситуацию лишения свободы (т. е. во фрустрирующую реальность. —В. Р.) человек вовлекается не по своей воле, он вынужден подчиняться ее логике, переживать определенные события, многие из которых блокируют два основных условия нормальной жизнедеятельности — реализация личности и подтверждение своего Я» [28, с. 47—48].

Именно в ответ на угрозу «Я-реальности», обуславливающую фрустрацию личности, последняя выстраивает защитное поведение.

Реальность защитного поведения, пишет В. Журбин, «определяет восприятие ситуации допроса, действий следователя, выработку тактики собственного поведения, а также эмоциональную оценку и переживание происходящих событий. Логика такова, что на каждое представление следователем картины событий преступления (принятие которой неприемлемо для подследственного ввиду вовлечения его в контрреальность Я и разрушения защитного поведения) должны находиться средства для противодействия, переинтерпретации, перепредставления ситуации» [28, с. 49—50].

Реальность защитного поведения неоднородна, по сути, она состоит из нескольких слоев:

• — своеобразной «состязательной реальности» (ее события напоминают события, совершаемые и переживаемые дуэлянтом — в частности, проигрыш грозит тяжкими последствиями для личности);
• — «Я-реальности», претерпевающей фрустрацию в связи с возможным конечным проигрышем, а также текущими обстоятельствами состязания;
• — «квазиправовой реальности», регулирующей ответные шаги состязания (они не должны приводить к нарушению закона или возможности использовать закон против подследственного);
• — наконец, «обычная жизненная реальность», к которой относятся конструируемые подследственным события.

По формальной логике реальность защитного поведения близка к реальностям игрового типа (здесь есть свои правила, ходы, выигрыши и проигрыши), но содержательно — она больше напоминает экзистенциальную реальность, определяющую кардинальные повороты жизни человека. Следователь и суд стремятся «переиграть» подследственного (обвиняемого), но это удается лишь в том случае, если последний принимает «игру», втягивается в нее, что бывает не всегда. На стороне подследственного стоит адвокат, профессионализм которого во многих случаях в значительной степени должен уравнивать шансы состязающихся сторон.