Особенности языковых показателей цветонаименований и светообозначений у современных поэтов-женщин

Для выявления особенностей цветои светообозначений у поэтов-женщин нами было проанализировано 121 поэтический текст 19-ти современных поэтов-женщин (Анна Асеева, Екатерина Боярских, Светлана Михеева, Инга Седова, Любовь Сухаревская, Анна Чернигова, Кристина Эбауэр, Жанна Сизова, Екатерина Ишимцева, Оксана Горич, Наталья Майдукова, Елена Шестобоева, Евгения Самусева, Татьяна Безридная, Ольга Бабаченко, Вера Павлова, Марина Акимова, Ольга Седакова, Светлана Кекова). Языковой материал располагается на 107 страницах. Работа велась методом сплошной выборки.

Зафиксировано 83 случая употребления цветообозначений. Из них употреблено 45 лексем со значением «холодных» цветов и оттенков, 20 — «теплых» и 18 — «нейтральных». Это представлено 43 разными лексемами цветообозначений, число которых по категориям почти одинаковое: «холодных» цветообозначений — 15, «теплых» — 15, «нейтральных» — 13.

Также выявлено 230 случаев употребления светообозначений. Из них — 159 единиц реализуют значение «большей степени освещенности», 71-на- «малой степени освещенности». Это выражено 68 разными лексемами, из которых 47-мь принадлежат к группе «большей степени освещенности» и 21 — к «малой степени освещенности».

Кратко проанализируем языковые показатели обозначения цвета и света в поэтических текстах каждого вышеназванного автора.

В приложении к магистерской диссертации приводится анализ особенностей цветои светообозначений (иллюстрирующие выводы примеры и результаты статистических подсчетов, оформленные в виде таблиц) по каждому проанализированному поэтическому тексту поэтов-женщин. Ниже приведена сводная таблица видов и количества цветообозначений и светонаименований, употребленных в поэзии современных поэтов-женщин и комментарии к ней.

Из представленной таблицы видно, что поэты-женщины значительно чаще употребляют в поэтических текстах лексемы светообозначений по сравнению со цветообозначениями (так количество употреблений светообозначений — 230 единиц, а цветообозначений — 68), кроме того, ряд лексем светонаименований (83 единицы) шире, чем ряд лексем цветообозначений (43 единицы).

Характеристика наиболее частотных цветообозначений Среди всех выявленных цветообозначений не было обнаружено таких, которые бы встречались абсолютно у каждого автора. Тем не менее, можно назвать языковые единицы, наиболее частотные в употреблении.

Белый — встречается 13 раз, употребляется 6-ю авторами (С. Михеева, И. Седова, Л. Сухаревская, Е. Шестобоева, О. Седакова, М. Акимова). Чаще создает образ романтики, загадочности, неизведанности, чего-то чарующе-манящего, но в то же время с оттенком грусти: Что было — август золотой, Зимы ли белое убранство, Когда мы встретились с тобой Вне времени и вне пространства? (Л. Сухаревская «Что было — август золотой») / О Боже, как там холодно и бело. Трактир, запруда, люди, колокольня, А дальше — горы колют камнем зиму — Я здесь во всем, но все это невольно Опять покину («охотники на снегу»). Реже вызывает негативные ассоциации, связанные с темными силами, злобой: В боли, ломающей страхи и смыслы земные, Есть водяное начало гниющей луны — Все города в этот белый комок влюблены (С.Михеева «Страсть») / Их белые кости впитают В драконьи хребты буруны: Из этих костей вырастает Упрямство и ярость волны (С. Михеева «Рыбаки»).

Черный — встречается 6 раз, употребляется 4 авторами (Е. Боярских, С. Михеева, И. Седова, С. Кекова) и ассоциативный план растворен в общем потоке сознания стихотворного текста, дает сумбурное нечеткое представление: В этом золоте есть любовь, Добра, как смерть, и черна, как мать (Е. Боярских «Шрам») / Что без меня останется от меня: Старые-малые, тихие острова — Звери-слова, цветы-слова и следы-слова, Ровные, четкие, черные, без огня, Как далеко сквозь воздух — видные сквозь меня (Е. Боярских «Воздух»). Также лексема несет информацию негативного содержания, связанного с нечистой силой: Средь хищных разломов и трещин Растет, точно ужас во сне. И вот уже днище скрежещет О черные зубья камней (С. Михеева «Рыбаки»)/ Как знак беды чернел еловый лес, И звезды плыли в глубине небес, Их блеск тревожно отражали рыбы (С. Кекова «Как знак беды чернел еловый лес»).

Зеленый — встречается 5-ть раз, лексема зафиксирована у 5-ти поэтов (Е. Боярских, С. Михеева, Е. Самусева, Т. Безридная, С. Кекова) и ассоциативный план негативного содержания, связанного как с тоской и безнадежностью: Долго. В холодном доме, словно в разбитом шаре, Сесть на чужой кровати в зеленом шарфе (Е. Боярских «Долго. В холодном доме»)/ Выходят морскою страдою Бурлящую тьму осязать И рыб, изможденных водою, С зеленой тоскою в глазах (С. Михеева «Рыбаки»). К рукам твоим — Зеленой гроздью И прочь — ступив в капризный воздух… А хочешь прозы — стану прозой (Т. Безридная «Б.А.»).

Золотой — повторяется 3-ри раза, встречается у 2-х авторов (Л. Сухаревская, С. Кекова). Лексема окружена ореолом загадочности, романтики и надежды: Что было — август золотой, Зимы ли белое убранство, Когда мы встретились с тобой Вне времени и вне пространства? (Л. Сухаревская «Что было — август золотой»)/ Он пахал с утра целый день, А когда настало темно. Он в земную влажную тень Бросил золотое зерно (Л. Сухаревская «Где-то на далекой звезде»). Также лексема присутствует в атмосфере негатива, в среде мыслей о смертях и трагедиях: А душою брошенное тело, Бедное, усталое дитя, Видит: солнце золотое село, Дождь идет, листвою шелестя (С. Кекова «В устье Нила зацветает лотос»).

Синева — повторяется 3-ри раза, встречается у 3-х авторов (Е. Боярских, С. Михеева, Е. Ишимцева) и вызывает негативные ассоциации, связанные с безысходностью, страхом и отчаяньем: Вот синева домов, нагота платформ. Толстая женщина, девочка с рюкзаком. Как их утешить, что им пообещать? Воздухом стану, чтобы не закричать (Е. Боярских)/ уходила через кровь и через пот, Через слезы, через крики уходила. Синева моих морских бездонных вод Утекла и всю мне жизнь пересолила (Е. Ишимцева «А в меня входило море по волне»). Кроме того, создает атмосферу неизведанного, фантастичного мира, несет негативный оттенок: Вот он подрос и вышел, наконец, Из раковины, где слоился снами, Предчувствуя утробу синевы, Где грозовые гривы носят львы, Где радужные царствуют цунами. На пальцах дряблых дряхлых тополей, Усеянных звездами, как перстнями (С. Михеева «Превращение месяца»).

Серый — повторяется 3-ри раза, встречается у 2-х авторов (И. Седова, А. Чернигова) и окружена загадочностью, игрой цветами, имеет оттенок грусти, зависимости от чужой воли: Возможно, сейчас и пространство и время — В эпохе затишья. И кто-то меня — серой точкой на сером — Уверенно пишет (И. Седова «Вот так я всегда»). Кроме того, лексема употреблена в негативном смысле неприязни: Я ненавижу пьяных и курящих, Укутавшихся в серый дым плащей, С их жутким рвеньем видеть суть вещей. Их пульс не станет реже или чаще (А. Чернигова «Я ненавижу заводить знакомства»).

Седой — повторяется 3 раза, встречается у 3-х авторов (Т. Безридная, М. Акимова, С. Кекова). Растворена в атмосфере негативных воспоминаний, в среде мыслей о смерти и старости: то ли бес от бессонницы сед… То ли просто тоской пропахший, Полуспившийся, злой, пропадщий — Абсолютно земной сосед…(Т. Безридная «Л. Суворовой»)/ как это небо постареть успело, Совсем седым и величавым стало И заслужило называться небом, Когда весь свет на землю расплескало Январским снегом (М. Акимова «охотники на снегу». Кроме того, лексема растворена в атмосфере волшебства, загадочности: Пройти меж волн, не замочивши ног, Из сорных трав сплести себе венок, Убрать с крутого лба седую прядь, На дудочке пастушечьей сыграть (С. Кекова «Пройти меж волн, не замочивши ног»).

Пестрый — повторяется 3 раза, встречается у 1-го автора (Н. Майдукова). Ассоциируется с недосягаемой свободой, легкостью и красотой, имеет оттенок грусти: Яркие сны — все это бредни, но Живая душа здесь лишь на треть. Пестрая бабочка, лети медленно, Дай, бабочка, тебя рассмотреть (Н. Майдукова «Яркие сны»)/ К чему ангелы, к чему ведьмы нам — Цвет их тускл в наших краях. Пестрая бабочка, лети медленней, Им недоступна дерзость твоя (Н. Майдукова «Яркие сны») / И мне недоступен, хоть стала взрослая, Хрупкий твой трепет в чужой руке. Лети, бабочка, крыло пестрое — Сердце в радости, душа налегке (Н. Майдукова «Яркие сны»).

Цветонаименования, встречающиеся в стихотворном тексте дважды: красный, желтый, синий, зелень, лазурный, радужный, яркий, цвет. Чаще всего данные лексемы окружены загадочностью, создают образ неопределенности, употреблены в неком сумбурном значении: Ответа нет. Но ты иди туда, Где желтый ветер пыль несет с востока, Где оживляет беглая вода Заржавленные жилы водостока (С. Кекова «Октябрь на страже. Близится Покров»)/ Вот он подрос и вышел, наконец, Из раковины, где слоился снами, Предчувствуя утробу синевы, Где грозовые гривы носят львы, Где радужные царствуют цунами (С. Михеева). Также часто прослеживаются негативные ассоциации: Зелень морская тонка, как слюда. Канешь в нее — пропадешь без следа (Л.Сухаревская «По морю рыбы плывут косяком»)/ Я лицо росой умою, чтоб глаза мои закрыл Ангел с траурной каймою по краям лазурных крыл (С. Кекова «Два разговора о смысле жизни»)/ И дальше по нисходящей просто как-то устала гладить Губой губой и не слышать ни звука прячась в картонный Ящик нахожу там других таких же ушедших в дзен Изрисованных акварелью неземных будней и чем ярче я Помню запах постельных сцен тем ты громче кричишь (К. Эбауэр «300 слов о вечном»).

Характеристика цветонаименований по структуре.

Поэты-женщины употребляют лексемы цветообозначений простые, сложные и составные по структуре. Доминируют в употреблении и в разнообразности лексем простые по структуре — 36 (коричневый, розовый, лазурный, тусклый, цветной, яркость, расцвечен, цвет, радужный и т. д.). В основном они несут информацию негативного смысла, либо растворены в загадочности и сумбурной ситуации стихотворного текста: Листья осени падают ниц, Сны черны, как летучие мыши. С неба стаи кочующих птиц Пух роняют на плоские крыши. (С. Кекова «Восточный калейдоскоп»)/ Одинокие девочки тоже мечтают жить и поэтому не спешат завершить Паденье и не так чтобы очень просто хотелось есть и Вернуться в свой ящик к выкрашенным буддистам только Даже за лето набранный лишний вес не помог в этом деле Падать легко и быстро (К. Эбауэр «300 слов о вечном»).

В поэтических текстах встречается 4 составных цветообозначения (цвет ламинарии бурой, бархатно-коньячный, цвет крови, обреченно-серый). Такого рода языковые единицы создают негативную обстановку в тексте, растворены в общем потоке сознания: Вот она, эта ветхая жертва, Кровь из артерии тихой овечки (не Долли, конечно) Дымится, курится и звон из себя извлекает. Солоновато и с привкусом рыбы, Окрашено в цвет ламинарии бурой (Ж. Сизова «не заклеивай окна») / Где закаты Бархатно-коньячны, Впрочем, что я Собственно распелась (Е. Самусева «Полетели?») / Где цвета крови сладкое вино, Как свет заката в облаке багровом. Пришел октябрь. Так что нам суждено Увидеть и узнать перед Покровом (С. Кекова «Октябрь на страже. Близится Покров») / Небо с утра нахмурилось и посерело-Дети играют в игры на жизнь и смерть. Дочь моя видит мир обреченно-серым, Странным сплетением страха, счетов и смет (К. Эбауэр «Недарованные»).

Употребляют также 3 сложных по структуре цветообозначения (красноязыкое, златокудрый, белоснежный). Эти лексемы растворены в общем потоке сознания поэтического текста, носят негативный оттенок: Иоганн Вир Завершает мир. Уже и звезды сияют ближе, Ровнее, тверже покров земной. Камни поющие надо мной Красноязыкое утро лижет (С. Михеева «Иоганн Вир»)/ Быть может, в полуметре полутьмы Плывут, как ламантрины, Ламартины, Живые белоснежные картины Медлительной поэзии зимы (Е. Боярских «Стихи про сне»). А также создают романтичную обстановку с оттенком иронии: Златокудрый ребенок с открытки ретро, Большеглазый, откормленный и крылатый, Заступись за поющую против ветра, За идущую под руку по канату (В. Павлова «Златокудрый ребенок с открытки ретро»).

Характеристика цветообозначений по значению Среди лексем цветообозначений, употребляемых поэтами-женщинами, можно вычленить различные подгруппы по значению. Цветообозначения:

• 1) Образованные от названий драгоценных камней, полезных ископаемых: золотой, позолоченный, златокудрый, свинцовый. В тексте предстают в качестве атрибутов загадочности, сказочности, величественности: Он пахал с утра целый день, А когда настало темно. Он в земную влажную тень Бросил золотое зерно (Л. Сухаревская «Где-то на далекой звезде») / Эта башня срисована с блюдца, С леденца — позолоченный гусь. Я сюда собираюсь вернуться. Я сюда никогда не вернусь (В. Павлова «Эта башня срисована с блюдца») / Златокудрый ребенок с открытки ретро, Большеглазый, откормленный и крылатый, Заступись за поющую против ветра, За идущую под руку по канату (В. Павлова «Златокудрый ребенок с открытки ретро»). А также создают негативную обстановку: А душою брошенное тело, Бедное, усталое дитя, Видит: солнце золотое село, Дождь идет, листвою шелестя (С. Кекова «В устье Нила зацветает лотос») / Как ключ, покоится в реке, Упущен — в корм свинцовым рыбам, В мечты о замке и замке… Его забудут, либо…(М. Акимова" Как ключ").
• 2) Образованные от названий природных явлений: белоснежный, лазурный, цвести, радужный. Употреблены в роли атрибутов загадочности, красоты, необычности: Быть может, в полуметре полутьмы Плывут, как ламантрины, Ламартины, Живые белоснежные картины Медлительной поэзии зимы (Е. Боярских «Стихи про сне»)/ Предчувствуя утробу синевы, Где грозовые гривы носят львы, Где радужные царствуют цунами. На пальцах дряблых дряхлых тополей, Усеянных звездами, как перстнями (С. Михеева «Превращение месяца»). Создают негативную обстановку: Я лицо росой умою, чтоб глаза мои закрыл Ангел с траурной каймою по краям лазурных крыл (С. Кекова «Два разговора о смысле жизни»)/ Свет в разрушенном доме горит, Маргаритки цветут у порога, А уснувшая плоть говорит, Как пророк, отвергающий Бога (С. Кекова «Восточный калейдоскоп»).
• 3) Образованные от названий продуктов растительного мира: цвет ламинарии бурой. Лексема окружена атмосферой скорби: Вот она, эта ветхая жертва, Кровь из артерии тихой овечки (не Долли, конечно) Дымится, курится и звон из себя извлекает. Солоновато и с привкусом рыбы, Окрашено в цвет ламинарии бурой (Ж. Сизова «не заклеивай окна»).
• 4) Образованные от названий цвета волос: златокудрый, седой, седина. Выступают в качестве атрибутов романтики: Златокудрый ребенок с открытки ретро, Большеглазый, откормленный и крылатый, Заступись за поющую против ветра, За идущую под руку по канату (В. Павлова «Златокудрый ребенок с открытки ретро»). Также создают тяжелый эмоциональный фон: то ли бес от бессонницы сед… То ли просто тоской пропахший, Полуспившийся, злой, пропадщий — Абсолютно земной сосед… (Т. Безридная «Л. Суворовой»)/ Что от меня останется без тебя? Воздухом стану, воздухом — без гнилья, Без седины, без паузы. Всех обнять (Е. Боярских «Воздух»).
• 5) Образованные от обозначений внешнего вида человека: зарумяниться, рябой. Данные языковые единицы создают образ мечтательности, романтики: Не тревожил нас осиновый страх. Мы на Родину летели — туда, Где небесный зарумянился край, где земная опрометчива даль…(Т. Безридная «А. Брызгалову») Мне кажется порой просвет среди осин В нем небо чуть теплей, а море и подавно Рябые ткани волн… ну кто их не носил? Любой мой брат поэт! И славно… (М. Акимова «я — сумрачной рукой»).
• 6) Со значением действия (глагольные цветообозначения): пожелтеть, посереть, зарумяниться, чернеть, красить. Также эти лексемы создают тяжелый эмоциональный фон, негативный настрой обреченности: Лист ольхи пожелтел и иссох, Кровь горячая высохла в жилах. В государстве зыбучих песков Только ивы растут на могилах (С. Кекова «Восточный калейдоскоп»)/ Небо с утра нахмурилось и посерело — Дети играют в игры на жизнь и смерть. Дочь моя видит мир обреченно-серым, Странным сплетением страха, счетов и смет (К. Эбауэр «Недарованные»)/ Как знак беды чернел еловый лес, И звезды плыли в глубине небес, Их блеск тревожно отражали рыбы (С. Кекова «Как знак беды чернел еловый лес»)/ найдут, рассыплется в руках, Пыльцою ржавой крася пальцы. И — навсегда уже скитальцы — В ладонях ключий прах (М. Акимова «Как ключ»).
• 7) Образованные от названия частей живого организма: красноязыкое, цвет крови. Эти лексемы в атмосфере загадочности поэтического текста создают негативную обстановку: Иоганн Вир Завершает мир. Уже и звезды сияют ближе, Ровнее, тверже покров земной. Камни поющие надо мной Красноязыкое утро лижет (С. Михеева «Иоганн Вир»)/ Где цвета крови сладкое вино, Как свет заката в облаке багровом. Пришел октябрь. Так что нам суждено Увидеть и узнать перед Покровом (С. Кекова «Октябрь на страже. Близится Покров»).

Найдены цветообозначения, характеризующие основные цвета цветового спектра, «обычные» цветонаименования: красный, желтый, черный, зеленый, зелень, синева, синий, белый, серый. Чаще несут негативные ассоциации: Облачная пелена, проблески сознанья… на миру и смерть красна в зале ожиданья (В. Павлова «Облачная пелена»)/ Лист ольхи пожелтел и иссох, Кровь горячая высохла в жилах. В государстве зыбучих песков Только ивы растут на могилах (С. Кекова «Восточный калейдоскоп»)/ Я ненавижу пьяных и курящих, Укутавшихся в серый дым плащей, С их жутким рвеньем видеть суть вещей. Их пульс не станет реже или чаще (А. Чернигова «Я ненавижу заводить знакомства»).

Есть лексемы, относящиеся к цвету: фон, цветной, цвет, тусклый, ясный, яркий, яркость, пестрый, выкрашенный, красить, расцвечен. Такие языковые единицы несут негативную информацию: Не превращай детеныша в чертов голем. Не разрушай их горем и алкоголем. Не посылай в западню за цветными снами. Не делай с ними то, что ты сделал с нами (Е. Боярских «Детское море») / Дай бабочкам такие имена, Чтоб цвет их крыл звучаньем был угадан, Дай зимним пчелам меда и вина, А детям — смирну, золото и ладан (С. Кекова «Дай бабочкам такие имена»). Также негативный смысл разбавляет сказочная обстановка, когда преобладают детские наблюдения: К чему ангелы, к чему ведьмы нам — Цвет их тускл в наших краях. Пестрая бабочка, лети медленней, Им недоступна дерзость твоя (Н. Майдукова «Яркие сны») / летний зимний пруд ясные деньки как же мне идут ласты и коньки (В. Павлова «летний зимний пруд»).

В текстах поэтов-женщин есть лексемы цветообозначения нежных, изящных оттенков: розовый, бархатно-коньячный, багровый, белоснежный, лазурный. Данные языковые единицы имеют как негативное значение: Рек предзакатных розовое кино — Воздухом стану, чтобы не искажать. (Е. Боярских «Воздух») / Где закаты Бархатно-коньячны, Впрочем, что я Собственно распелась (Е. Самусева «Полетели?»)/ Я лицо росой умою, чтоб глаза мои закрыл Ангел с траурной каймою по краям лазурных крыл (С. Кекова «Два разговора о смысле жизни»); так и создают образ романтики, загадочности: Быть может, в полуметре полутьмы Плывут, как ламантрины, Ламартины, Живые белоснежные картины Медлительной поэзии зимы (Е. Боярских «Стихи про сне»).

Есть цветообозначения «грязных» оттенков: свинцовый, рябой, цвет ламинарии бурой. Встречаются в негативном контексте: Как ключ, покоится в реке, Упущен — в корм свинцовым рыбам, В мечты о замке и замке… Его забудут, либо…(М. Акимова «Как ключ»).

В поэтических текстах авторов-женщин мы заметили цветообозначения особые, индивидуально-авторские, наделяющие значение лексем цвета торжественностью: красноязыкое, обреченно-серый. Иоганн Вир Завершает мир. Уже и звезды сияют ближе, Ровнее, тверже покров земной. Камни поющие надо мной Красноязыкое утро лижет (С. Михеева «Иоганн Вир»); а также обреченностью: Небо с утра нахмурилось и посерело — Дети играют в игры на жизнь и смерть. Дочь моя видит мир обреченно-серым, Странным сплетением страха, счетов и смет (К. Эбауэр «Недарованные»).

Наиболее полная цветовая картина мира наблюдается в поэтических текстах С. Кековой, количество лексем цветообозначений у которого достигает 13 единиц при 15 случаях употребления: Пройти меж волн, не замочивши ног, Из сорных трав сплести себе венок, Убрать с крутого лба седую прядь, На дудочке пастушечьей сыграть («Пройти меж волн, не замочивши ног»). Самая скудная цветовая картина мира выявлена в поэтических текстах А. Черниговой, Ж. Сизовой, О. Горич, Е. Шестобоевой — по 1-му цветообозначению при 1-ом случае употребления. У А. Асеевой, О. Бабаченко вообще отсутствуют цветообозначения.

Светообозначений, как мы уже отмечали ранее, среди поэтов-женщин гораздо больше, нежели цветообозначений (светообозначения встречаются 200 раз при количестве лексем 68 единиц, а лексемы цветообозначений — 112 раз при 43 лексемах).

Характеристика наиболее часто употребимых светонаименований.

Среди лексем светонаименования не зафиксировано таких языковых единиц, которые употребляли бы абсолютно все поэты, но можно выявить светонаименования, которые чаще всего встречаются.

Свет — встречается 26 раз. Лексема обнаружена у 10 авторов (Е. Боярских, С. Михеева, А. Чернигова, Е. Ишимцева, Е. Самусева, Т. Безридная, В. Павлова, М. Акимова, О. Седакова, С. Кекова) и характеризует ситуацию загадочности, сумбура вне времени и пространства, чаще всего с негативным оттенком: Я вижу горе и птичий свет. И племя нерпы, и сон совы, Я вижу горы, которых нет, Мужчин и женщин — они мертвы (Е. Боярских «Шрам»)/ Упадет с языка, разлетится мое «извините». И в фарфоровых чашках дрожащие ложки заплачут. Первый росчерк весны — пожелание вечной удачи, Свет течет по рукам — значит, солнце осталось в зените (А. Чернигова «Упадет с языка, разлетится мое „извините“»)/ Я знаю, веры нет! Тому, что звук, тому, что свет. Фиалки просто так не зацветают (Е. Самусева «Из города исчезли птичьи голоса»).

Тень — встречается 18 раз, зафиксировано у 6 поэтов (Е. Боярских, С. Михеева, Л. Сухаревская, Ж. Сизова, О. Седакова, С. Кекова). Данные языковые единицы являются атрибутами негативных образов, связанных с одиночеством: Горе меня не видит, город меня не помнит. Тени. Как будто в небе много холодных комнат (Е. Боярских «Долго. В холодном доме) / В грядущее несомы облака Облаткой ветра, тенью кулака, И запахами — дыма, пота, хлеба, Случайными, как лишний леденец… (С. Михеева «Превращение месяца»)/ Летит, и быстро мчится тень его, и внятен нам его полет, и целый день над речкой дерево стоит и молча слезы льет (С.Кекова «Халкидонские лилии»); создают загадочные образы: Он пахал с утра целый день, А когда настало темно. Он в земную влажную тень Бросил золотое зерно (Л. Сухаревская «Где-то на далекой звезде»).

Звезды — встречается 15 раз, употребляется 6-ю поэтами (С. Михеева, Л. Сухаревская, Т. Безридная, О. Бабаченко, О. Седакова). Лексема несет атмосферу величественности, загадочности: Иоганн Вир Завершает мир. Уже и звезды сияют ближе, Ровнее, тверже покров земной. Камни поющие надо мной Красноязыкое утро лижет (С. Михеева «Иоганн Вир») / Все стало общим на земле — Пространство, время и дорога. Звезда дрожала на стекле — Примета вечности и Бога (Л. Сухаревская «Что было — август золотой»)/ Нас пощипывал осенний озноб… Мы на Родину летели туда, Где сияло что-то этой весной, Говорила со звездою звезда (Т. Безридная «А. Брызгалову»)/ Каждый вечер Персей Андромеду спасает — и каждый Знает, какая звезда спасает его, подхватив Того, кто больше не с нами. Что хочешь ему, то отдай (О.Седакова «Кувшин. Надгробье друга»).

День — встречается 14 раз, зафиксирована у 8 поэтов (Е. Боярских, С. Михеева, Л. Сухаревская, Н. Майдукова, Е. Шестобоева, Е. Самусева, В. Павлова, С. Кекова). Лексема реализует негативное значение: И наступает день, когда я тень. Иду в снегу по следу за собой. Приснись, аминь, рассыпься под ногой (Е. Боярских «Стихи про сне») Тяжелой дверью вздохнув украдкой, На день восьмой от истомы сладкой Очнется сад. И никто чужой Уж не проникнет в мою ограду, Никто, несущий ко мне усладу (С. Михеева «Иоганн Вир») / в день девятый девятой луны выпьем чашу, смятение пряча, словно звук от задетой струны чем-то жалобней детского плача (С. Кекова «Восточный калейдоскоп»). Также замечена атмосфера сказочности, легкости: Он в линеечку косую День затушевал. Вместе с дождиком рисую Шорох, шелест, шквал (Л. Сухаревская «Мне на лоб упала капля»)/ Поднебесная склонна к изменам — День сменяется ночью, а осень зимой, Лисы меняют хвосты на одежды из перьев (Е. Самусева «Поднебесная склонна к изменам»).

Ночь — встречается 13 раз, употребляется 7-ю авторами (А. Асеева, Е. Боярских, С. Михеева, Л. Сухаревская, Е. Самусева, О. Седакова, С. Кекова). Выявлен негативный подтекст, связанный с отчаяньем, усталостью: От бессонных ночей и искусанных пальцев, Философии лузера — быстрее и дальше, Сломя голову, руки и ноги. Беги. Все равно этот мир будет сдавлен и смолот… (А. Асеева)/ Ты ночью тяжко спишь в подлунной красоте, И только голос мой во сне тебя тревожит. И ты встаешь ко мне и следуешь на ложе. А я прошу тебя: не трожь меня, не трожь (С. Михеева «Лилит») / И в предчувствии мы проживаем То, чего жить не придется. Великую славу. Брачную ночь, премудрую бодрую старость. Внуков — детей того сына, которого нет (О. Седакова «Играющий ребенок»). Также контекст загадочности, веселья: А между тем от неба до земли Все — перелетный снег, и фонари, Как будто их на волю отпустили, Гуляют всю-то ночку до зари (Е.Боярских «Стихи про сне»).

Утро — встречается 13-ть раз, обнаружен у 6-ти авторов (Е. Боярских, С. Михеева, Л. Сухаревская, К. Эбауэр, Е. Шестобоева, В. Павлова). Лексема растворена в сумбурной атмосфере грусти: О том, что между небом и землей Есть тени, о которых невозможно… Неважно, до утра они уйдут. Сонет души, забытой под подушкой (Е. Боярских «Колоколов не слышно») / я засыпаю где-то вблизи Стокгольма, я просыпаюсь где-то Внутри Парижа. Если сегодня утром немного больно, это еще не значит, Что ты не выжил (К. Эбауэр «В качестве последней точки»). Способствует созданию образа величественности, загадочности, позитива: Иоганн Вир Завершает мир. Уже и звезды сияют ближе, Ровнее, тверже покров земной. Камни поющие надо мной Красноязыкое утро лижет (С. Михеева «Иоганн Вир») / Ты говоришь — надо Выходить в это утро Чувствуя себя школьницей — За хлебом как за пятеркой (Е. Шестобоева «Ты говоришь — надо»).

Солнце — повторяется 10 раз, встречается у 7 авторов (Е. Боярских, И. Седова, А. Чернигова, Ж. Сизова, О. Горич, Е. Самусева, С. Кекова), характеризует ситуацию загадочности, сумбура вне времени и пространства, чаще с негативным оттенком сожаления, грусти: Есть тени между солнцем и землей, Предметы, о которых ни полслова, Сонета о которых не сложить, Ни выстирать, ни высушить, ни сгладить (Е. Боярских «Колоколов не слышно») / Упадет с языка, разлетится мое «извините». И в фарфоровых чашках дрожащие ложки заплачут. Первый росчерк весны — пожелание вечной удачи, Свет течет по рукам — значит, солнце осталось в зените (А. Чернигова «Упадет с языка, разлетится мое „извините“») / Там, далеко — ковыльны степи, Полынь доносит ветер шалый, И, солнцем утомленный персик Обернут шкуркою шершавой…(О. Горич «Я забываю запах моря»)/ Это вышиты на ткани солнце, звезды и луна. Это жизнь моя на грани то ли смерти, то ли сна. Волк, как ветер, завывает, Как луна, вода блестит. И лицо от нас скрывает. Мать дитя свое растит (С. Кекова «Два разговора о смысле жизни»). Прослеживается ярко негативный контекст: Я не ропщу, я знаю — будет хуже, Когда наступит лед В распахнутые лужи И солнце, как проклятие взойдет (И. Седова «В моем Макондо дождь»).

Огонь — употребляется 10 раз, зафиксирован у 2 поэтов (Е. Боярских, С. Михеева). Является атрибутом загадочности и в то же время — боли, стыда, обиды: А я не та, я не там, никта — Я след от зубов огня, Собачий бег по следам огня, Горячий пар над моей рукой, вина на том, кто утратил жар (Е. Боярских «Шрам») / Может быть, будет доля моя в огне. Но разводить огонь — чудеса других. Огонь упадет, уступит, не примет бой (Е. Боярских «Воздух») / Мир погасил, имени не спросил — По ним вечный огонь горит. Он не погас. Он горит за нас. Из нас. Из последних сил (Е. Боярских «Долго. В холодном доме»); а также наделена негативными ассоциациями тоски и пренебрежения: Все города и огромные птицы ночные, Нету огня. Есть густая, как лава, вода Вечной разлуки: возьми — и уйди навсегда (С. Михеева «Страсть»).

Тьма — встречается 8-мь раз, употребляется 4-мя поэтами (Е. Боярских, С. Михеева, Т. Безридная, С. Кекова). Лексема негативно окрашена: Я вышел в имя из тьмы лесов, Я вижу сердце — оно дрожит. Я выполз в имя из тьмы болот, Меня от каждого слова рвет (Е. Боярских «Шрам») / Тени. Как будто в небе сходятся тропы, травы или такие раны (Е. Боярских «Долго. В холодном доме»)/ Выходят морскою страдою Бурлящую тьму осязать И рыб, изможденных водою, С зеленой тоскою в глазах (С. Михеева «Рыбаки»).

Луна — встречается 8-мь раз, употребляется 2-мя поэтами (С. Михеева, С. Кекова), наделены негативными ассоциациями тоски и пренебрежения: В боли, ломающей страхи и смыслы земные, Есть водяное начало гниющей луны — Все города в этот белый комок влюблены (С. Михеева «Страсть»)/ в день девятый девятой луны выпьем чашу, смятение пряча, словно звук от задетой струны чем-то жалобней детского плача (С. Кекова «Восточный калейдоскоп»)/ Отчетлив след раздвоенных копыт, И кровь по телу движется рывками, А мозг не спит, а думает, что спит И видит сон: луна за облаками (С. Кекова «Какой-то шум, как будто шум дождя»).

Закат — встречается 5-ть раз, употребляется 4-мя поэтами (Н. Майдукова, Е. Самусева, В. Павлова, С. Кекова). Характеризует ситуацию загадочности: если есть она. Здесь хоть тресни, но Не схватишь главного налету. Танцуй, бабочка, свою песню; К закату день, булавка — к листу (Н. Майдукова «Яркие сны») / Где закаты Бархатно-коньячны, Впрочем, что я Собственно распелась (Е. Самусева «Полетели») / Где цвета крови сладкое вино, Как свет заката в облаке багровом. Пришел октябрь. Так что нам суждено Увидеть и узнать перед Покровом (С. Кекова «Октябрь на страже. Близится Покров»).

Назовем лексемы, которые встречаются в поэтических текстах авторов-женщин 4-ре раза:

Сияние — употребляется 4-мя поэтами (Е. Боярских, Л. Сухаревская, Ж. Сизова, С. Кекова). Лексема несет атмосферу грусти, растворенную в загадочности: Свет нерожденный, вечность! Видишь ли свет рожденный — сияние человечков? Они все сходят и сходят в злобу, в чуму, в заразу. Дай им сразиться. Не искажай их сразу (Е. Боярских «Детское море»). Также лексема создает атмосферу величественности: Обличитель твой — темный нектар Из таких же сырых закромов, Только кем-то облученный, легким каким-то сияньем…(Ж. Сизова «не заклеивай окна») / Город спит на песчаных холмах, И сиянье вокруг, запустенье — словно крыльев невидимый взмах и бамбуковых ангелов пенье (С. Кекова «Восточный калейдоскоп»).

Фонари — употребляется 2-мя поэтами (Е. Боярских, С. Кекова). Сопровождается негативными эмоциями, связанными с горечью потерь, страхом, погружена в атмосферу загадочности: А мы светим, словно фонари, У нас по две и по три головы В старинном стиле, Стоим, сквозь снег протягивая свет. Я человек, а значит, я предмет (Е. Боярских «Стихи про сне»)/ Узнают и крестьянин, и царь Час свой смертный по свету и звуку, Ангел держит зажженный фонарь И больного ребенка за руку (С. Кекова «Восточный калейдоскоп»).

Сиять — употребляется 4-мя поэтами (С. Михеева, Л. Сухаревская, Т. Безридная, С. Кекова), несут в себе атмосферу величественности: Иоганн Вир Завершает мир. Уже и звезды сияют ближе, Ровнее, тверже покров земной. Камни поющие надо мной Красноязыкое утро лижет (С. Михеева «Иоганн Вир»)/ Верю друзьям — они меня не предавали. Верю в то, что про всех нас написано в Книге Судеб. Верю тебе, сказавшему, что глаза у меня сияют И что имя мое — любовь (Л. Сухаревская «Не верю политикам»)/ Также замечена ситуация загадочности: В узкой речке сияющий линь Ловит свет ускользающий лунный. Ах, настрой свой нефритовый Цинь, Свой нефритовый Цинь семиструнный (С. Кекова «Восточный калейдоскоп»).

Зажечься — употребляется 2-мя поэтами (Л. Сухаревская, С. Кекова). Встречается в контексте загадочности, величественности: И заснул — не Бог и не бес. Зерна светляков улеглись… И над ними в просторе небес Звезды светляками зажглись (Л. Сухаревская «Где-то на далекой звезде») / Глас Господень, рождающий пламень, Зажигает огонь в небесах, Разрешает от бремени ланей, Обнажает деревья в лесах (С. Кекова «Три вариации на тему Псалмов»)/ Войди в мой дом и я зажгу свечу, В глухой ночи лицо в ладонях спрячу. Скажи мне: «Замолчи» — и я замолчу. Скажи: «Заплачь» — и я как дождь заплачу (С. Кекова «Дай бабочкам такие имена»).

Гореть — употребляется 2-мя поэтами (Е. Боярских, О. Седакова). Встречается в атмосфере загадочности с негативным подтекстом душевного надрыва: Мир погасил, имени не спросил — По ним вечный огонь горит. Он не погас. Он горит за нас. Из нас. Из последних сил (Е. Боярских «Долго. В холодном доме») / Странное, странное дело: Почему огонь горит на свете, Почему мы полночи боимся, И бывает ли кто счастлив (О. Седакова «Конь»).

Выявлены светообозначения, которые встречаются среди авторов-женщин 3-ри раза:

Рассвет — употребляется 3-мя поэтами (Е. Боярских, С. Кекова). Характеризует ситуацию негатива, грусти, надрыва души: Долго. В холодном доме сидеть на чужом пороге По времени — на рассвете, у времени — на дороге (Е. Боярских «Долго. В холодном доме») / Где начинаю — распад, рассвет, В облике оборотня я гость, В облаке облика свет спет, Пусть и прожжет насквозь (Е.Боярских «Шрам»). Также отмечен контекст мечтательности, романтики: Как влюбленный с синицей в руке Ждет во сне журавля до рассвета, Как колеблется в мелкой реке Мир в одежде зеленого цвета (С.Кекова «Восточный калейдоскоп»).

Светить — употребляется 2-мя поэтами (Е. Боярских, И. Седова). Встречается в негативном контексте: Теперь кусай меня, убивай … свети. Из соленых слов слез. Из слез слов, Из разумов моря и рек умов Веди меня, уходи (Е. Боярских «Шрам») / Недосыпаю, в страхе перебрать. Мой сон внутри. В него играют дети Моих ошибок. И над ними светит Лик Магдалины секс-календаря (И. Седова «На улице»).

Звездный — употребляется 2-мя поэтами (Е. Боярских, О. Горич). Встречается в ситуации загадочности, мечтательности: Нужен только предлог, чтоб меня найти, Перекрывая заводи облаков, Невыразимо огромные звездные корабли, Каждый на полземли, как моя любовь (Е. Боярских «Воздух»). Также встречается в атмосфере грусти: Звездный сумрак тасуют спицы — Невесомое млечное облако. Снова заполночь и не спится, Мысли вьются вокруг да около (О. Горич «Звездный сумрак тасуют спицы»).

Луч — употребляется 2-мя поэтами (Л. Сухаревская, О. Седакова). Встречается в негативном контексте: Не верю солнышку — лучи его канцерогенны. Не верю ветру — он несет радиоактивную пыль. Не верю страсти — она заканчивается Еще одним дефицитом (Л.Сухаревская «Не верю политикам»)/Несчастен, кто беседует с гостем и думает о завтрашнем деле. Несчастен, кто делает дело и думает, что его делает, А не воздух и луч им действуют (О. Седакова «Несчастен»).

Блеснуть — употребляется 2-мя поэтами (Л. Сухаревская, С. Кекова). Лексема встречается в позитивном контексте: Дождь вдалеке блеснул и был таков! И каждый лист вопит от возмущенья, Что в небесах ни звука, ни движенья, Ни тени влаги в недрах облаков (Л. Сухаревская «Жажда»). Также в атмосфере загадочности: Потому, что все вокруг трепещет, Слезы ослепительные льет, Под луною странным блеском блещет И хвалу Всевышнему поет (С. Кекова «В устье Нила зацветает лотос»).

Темно — употребляется 2-мя поэтами (Е. Боярских, Л. Сухаревская). Лексема растворяется в атмосфере негатива, выражает крик души и боль: Рек предзакатных розовое кино — Воздухом стану, чтобы не искажать. Не прерываться, даже когда темно. И никогда не падать. И ничего не ждать (Е. Боярских «Воздух»)/ Пока темно, по улицам идет Испанец из семнадцатого века И думает: «Измена бытия Не так меня терзает, как измена» (Е. Боярских «Колоколов не слышно»).

Вечер — употребляется 3-мя поэтами (С. Михеева, Е. Шестобоева, О. Седакова), создает атмосферу величественности, негативно окрашена: Перед зимой. Когда хрустящий снег Обгладывает оттепель дневная. А вечером, морозы проклиная, Скользит нетерпеливый человек (С. Михеева «Превращение месяца»)/ Каждый вечер Персей Андромеду спасает — и каждый Знает, какая звезда спасает его, подхватив Того, кто больше не с нами. Что хочешь ему, то отдай (О.Седакова «Кувшин. Надгробье друга»).

Сумрачный — употребляется 2 поэтами (С. Кекова, М. Акимова), создает образ загадочности, торжественности, но имеет негативный оттенок: Таков пейзаж забытых мною снов, Расцвечен он тяжелым летом сов, Садящихся на сумрачные ели (С. Кекова «Как знак беды чернел еловый лес») Что обрадует зренье? Узор ли извилистых линий — Птиц свободных паренье над сумрачной водной пустыней, Или лиственный лес, наделенный способностью мыслить? Не пугайся чудес, ибо их невозможно исчислить (С. Кекова «Что обрадует зренье?»). Отмечен ярко негативный контекст: я — сумрачной рукой бросаю «Мегалот» Пусть полежит в снегу не принося удачу Несчастному цветку, который не взойдет Суровой невесной… мне кажется, я плачу…(М. Акимова «я — сумрачной рукой»).

Дважды встречаются светонаименования: светило, светляки, светло, утренний, полдня, созвездье, блеск, свеча, пламя, темнота, темный. Чаще всего данные языковые единицы погружены в атмосферу загадочности, торжественности: Октябрь на страже. Близится Покров. Парад светил поет согласным хором. Что видит мир над розою ветров Владычицу с воздушным омофором (С. Кекова «Октябрь на страже. Близится Покров») / И заснул — не Бог и не бес. Зерна светляков улеглись… И над ними в просторе небес Звезды светляками зажглись (Л. Сухаревская «Где-то на далекой звезде»); а также несут негативную информацию: Как знак беды чернел еловый лес, И звезды плыли в глубине небес, Их блеск тревожно отражали рыбы (С. Кекова «Как знак беды чернел еловый лес») / Определенность исхода. Исчезновение в настоящем. Не панихиды зову — проповедь по болящему. Денно и нощно. С утренним сквозняком зову (Ж. Сизова «Элементы полуденной скорби»).

Стоит отметить, что особых, индивидуально-авторских светообозначений мы не обнаружили.

Характеристика светонаименгований по структуре.

Поэты-женщины употребляют лексемы светонаименований простые и сложные по структуре. Доминируют в употреблении и в наличии лексем простые по структуре, их 49 (рассвет, свет, освещать, просвечивать, мерцать, звезды, солнце, солнечный, потемневший и т. д.). Создают образ загадочности: Книги у них появляются сами собой И способность к изгнанию бесов. Загадочный неба цветок распускается После захода солнца (Е. Самусева «Поднебесная склонна к изменам») / По морю рыбы плывут косяком. По небу звезды бегут босяком. Небо, где рыбы плывут косяком, Море, где звезды стоят босяком (Л. Сухаревская «По морю рыбы плывут косяком»); либо негативно окрашены: Небо с утра нахмурилось и посерело — Дети играют в игры на жизнь и смерть. Дочь моя видит мир обреченно-серым, Странным сплетением страха, счетов и смет (К. Эбауэр «Недарованные»)/ Узнают и крестьянин, и царь Час свой смертный по свету и звуку, Ангел держит зажженный фонарь И больного ребенка за руку (С. Кекова «Восточный калейдоскоп») / я — сумрачной рукой бросаю «Мегалот» Пусть полежит в снегу не принося удачу Несчастному цветку, который не взойдет Суровой невесной… мне кажется, я плачу…(М. Акимова «я — сумрачной рукой»).

Сложных по структуре светообозначений 5: полуденный, полдень, полночь, заполночь, полнолунный. Встречается в атмосфере негатива, связанного с одиночеством, грустью: Крылом опыляя шелка диковатым узором (никому он не смог пригодиться), В элементах полуденной скорби Так тесно посажен… (Ж. Сизова «не за Пелевиным») / Я забываю запах моря, Шуршанье волн и гул прибоя. Уже не снятся — яркость полдня И розы, терпкие от зноя (О. Горич «Я забываю запах моря»). Окружены ореолом загадочности: Звездный сумрак тасуют спицы — Невесомое млечное облако. Снова заполночь и не спится, Мысли вьются вокруг да около (…

Характеристика светонаименований по значению Среди лексем светонаименований, употребляемых поэтами-женщинами, можно вычленить подгруппы по значению данных языковых единиц. Светообозначения:

• 1) «Природные» (их большинство): предрассветный, рассвет, свет, светит, светило, светло, сияние, утро, утренний, день, дневной, полуденный, огонь, горит, заря, звездный, звезды, солнце, полнолунная, сиять, пламенно, блеск, ни зги, ночь, мутный, темно, темнота, тьма, полутьма, тень, предзакатный, мрак. (Беги, Лола, беги! Не разбирая ни зги, Ни дороги, ни слов, ни поступков, уроки Не извлекая, упреков не избегая, беги (А. Асеева «Беги, Лола, беги!») / Всем уходящим выдали, во мраке Вослед всегда голосят собаки. Прощайте, тени любви земной. Дышу последним — твоим — дыханьем (С. Михеева «Иоганн Вир»).
• 2) Созданные посредством человеческого фактора: фонари, свеча. (Освещает волшебный фонарь Жизнь и смерть небогатую нашу, И летящую в небе Фомарь, Руфь, Сусанну, Галину, Наташу (С. Кекова «Восточный калейдоскоп») / Чем заплатишь? Звездной пылью, молоко из чашки вылью. За спиною пряча крылья, ангел дует на свечу. Как спокойно и бесстрастно бог пускает время в рост! Безвоздушное пространство служит пищею для звезд (С. Кекова «Два разговора о смысле жизни»).
• 3) Глагольные: светит, горит, сиять, зажечься, блеснуть, облученный, мерцать, просвечивать, освещать, полыхающий, потемневший. (Все, что было, и все, что не было, Что — прошло и что — не сбылось… Чуть мерцает нитью неведомой Время, пройденное насквозь (О. Горич «Звездный сумрак тасуют спицы»)/ Верю друзьям — они меня не предавали. Верю в то, что про всех нас написано в Книге Судеб. Верю тебе, сказавшему, что глаза у меня сияют И что имя мое — любовь (Л. Сухаревская «Не верю политикам»).

Светообозначения присутствуют в поэтических текстах всех авторов-женщин. Самая широкая световая картина поэтического текста выявлена у С. Кековой — 27-мь лексем при 59-ти употреблениях, при этом лексемы светонаименований чаще негативно окрашены: Узнают и крестьянин, и царь Час свой смертный по свету и звуку, Ангел держит зажженный фонарь И больного ребенка за руку («Восточный калейдоскоп»).

Среди поэтов-женщин меньше всего лексем светонаименований встречается у О. Бабаченко — 1-на лексема и по 1-ом случае употребления: Близко-близко небо, Когда звезды забывают падать («Читаю хокку»).