К истории артикля и теории артикля

Не только у людей и книг, но часто и у научных понятий поразительная судьба. С исторической точки зрения понятно выражение articulus (по-гречески aruron) в значении «сочленяющее слово», если трактовать его так же широко, как это делали Теофраст и стоики, то есть рассматривать как обозначение всех анафорических указательных слов.

Вряд ли можно найти более точный образ для показа функции анафорических слов, чем задача «сочленения» речи. Достаточно подумать, как и для чего в индоевропейских языках нами используются относительные местоимения в последовательности слов в высказывании. Целое состоит из «предложений», а относительные местоимения функционируют, как шарниры в каком-нибудь устройстве, они помещаются в подвижных местах как бы сочлененной суставами последовательности предложений. Позже мы увидим, что этот технический образ можно отчасти объяснить более тонко, отчасти же заменить более подходящим, а также узнаем, как это сделать. Но до поры до времени следует признать, что грекам пришла в голову неплохая идея образно обозначить структуру высказывания как «членение», а анафорические указательные слова — как средства сочленения.

Остается неопровержимым и даже может быть углублено при историческом аспекте рассмотрения представление о том, что всюду, где формировался артикль, он происходит из категории указательных местоимений. Греки догадались об этом, исходя из данных своего собственного языка. Аналогичным образом позднелатинские писатели при переводе греческих авторов прибегали к использованию слов hic, ille или ipse, заменяя ими отсутствующий в родном языке артикль, тем самым предоставляя будущему историку языка указание на материал, из которого романские языки в последующем сформируют свою категорию артикля.

Сужение понятия, выраженного термином «артикль», началось с обнаружения греческими грамматистами той другой, синтаксической функции, которую выполняли Demonstrativa и Personalia и которая с тех пор закрепилась за классом «местоимений» и неуклонно попадала во главу грамматического анализа. Быть заместителем имен — такова неоспоримая синтаксическая функция местоимений. Что же касается сформировавшегося артикля, то он в нашем понимании независимо от возможных эффектов его употребления, безусловно, не заместитель, а нечто совсем иное, скорее, спутник некоторых имен. Поэтому было непонятно, куда его отнести в новой терминологии, и перед современными лингвистами стояла задача заново определить его функцию или функции. С исторической и дескриптивной точек зрения эта задача, насколько я могу судить, была решена весьма удачно. Известно, что артикль представляет собой относительно молодое явление, и ход его развития можно проследить шаг за шагом в греческом — начиная от Гомера, в германских языках — с готского перевода Библии. Филологи-романисты полностью исследовали текст «Песни о Роланде», а англисты — «Сагу о Беовульфе», дав филологически точную интерпретацию начальных стадий развития артикля. Наряду с этим существует латынь, не имеющая артиклей, подобные же вещи обнаруживаются, по всей видимости, и в других языковых семьях, например в семитской. «Здесь не имеют артикля ассирийский язык на севере и эфиопский на юге; в других он представлен, но совершенно различными типами. Поразительная вещь. Латынь превратилась во всемирный язык, не пользуясь артиклем, без него вполне обходятся славяне. Зачем же понадобился греческому, германским и романским народам один «определенный» и еще один или несколько «неопределенных» артиклей?

Тонкий стилистический анализ, проведенный филологами-романистами, имел своей целью проследить использование артикля как художественного средства, начиная с первичных форм и позже. Представляется уместным дополнить данные и проиллюстрировать все более широкое употребление артикля в обиходном языке обыкновенными статистическими обзорами частоты встречаемости. Продолжает ли артикль в немецком языке оставаться на пике частоты употребления или то тут, то там, как в английском языке, уже заметны тенденции к отступлению?