Русский футуризм: охлократический проект функционирования зрелищ как способа выражения дионисийской стихии

Социальную психологию истекшего столетия, в контексте которой начало развиваться искусство XX в., с наибольшей очевидностью выражал футуризм. В этом мироощущении можно обнаружить ответы на вопросы не только о судьбах зрелищ, но и о психологических причинах возникновения диктаторов, тоталитарных режимов. Не случайно С. Булгаков относился к футуризму как к художественному пророчеству охлократии¹⁶⁸. Универсальным мировосприятием футуризм становится потому, что наиболее очевидной его особенностью стал культурный нигилизм. Обращение к футуризму позволит точнее разобраться не только в процессах функционирования зрелищ, но и в мудрости схемы исторического процесса Сыма Цяня. Для начала поставим вопрос о том, что послужило основой для столь быстрого распространения идей футуризма и созвучности этого направления общественной психологии начала XX века. В данном случае становится неизбежным обращение к Сыма Цяню, показавшему, что в истории народов возвращение к культу природного, естественного начала всегда происходило в эпохи восприятия культуры как чего-то искусственного, нормативного, стесняющего свободное развитие личности и общества. Футуризм как общественное настроение, ставший психологической основой для художественного направления, утверждает себя в этом контексте. Он возникает в эпохи столь ненавистного, например, для Ф. Ницше преклонения перед прошлым, но не выражает это преклонение, а восстает против него, апеллируя к природе. В этом заключается особенность не только футуризма, но и вызвавшей его к жизни социальной психологии.

Интерес к прошлому в предпоследнем десятилетии XIX в. отметил еще К. Леонтьев:

Теперь за пятнадцать лет до окончания XIX века у нас пробудилось как бы эстетическое раскаяние; мы разочаровались в надеждах наших на «новых» людей, которые дадут миру или по крайней мере России нечто вовсе уж особенное, нечто небывалое и неслыханное на всех поприщах. У нас — раскаянье и возврат к идеалам прошлого…¹⁶⁹

В. Брюсов точно дает понять, что футуризм — лишь один из входящих в оппозицию элементов и по-настоящему понятен лишь в сопоставлении с противостоящим ему настроением:

Я вполне понимаю возникновение футуризма. Это — порождение современных больших городов, той культуры, о которой так хорошо сказал Игорь Северянин, что она «гнила как рокфор». С одной стороны, началось повальное увлечение стариной. Маринетти и его товарищи стоном застонали от того преклонения перед старой Италией, которое современным итальянцам жить не дает.

А у нас разве лучше? Да одна эпидемия неожиданного восторга перед старыми иконами, которая охватила сейчас всю Россию (а, кажется, и не одну Россию), чего стоит! Понятно, что художники завопили: «К черту старину! Мы хотим жить сегодня, а не третьего дня!»¹⁷⁰

Один из признаков социальной психологии конца XIX в. — интерес к старчеству. Вопрос о возрождении интереса к старчеству в России обсуждал в романе «Братья Карамазовы» Ф. Достоевский¹⁷¹. Получившие выражение в футуризме процессы «ювенилизации» вне этих оппозиционных настроений — тяготения к старчеству и отталкивания от него понять трудно.

Новый аспект функционирования зрелищ оказал воздействие на разные направления в искусстве XX в. Задаваясь вопросом о различии между древним греком и современным европейцем, X. Ортега-иГассет утверждает, что первый подчинял будущее заповедям прошлого, второй же отрывается от прошлого, устремляясь в будущее. Противопоставление разных типов человека философ выражает оппозицией «футурист — архаист». Это суждение позволяет «вписать» футуризм как направление в искусстве начала XX века в контекст социальной психологии. Достаточно ознакомиться с манифестами футуристов, чтобы понять, что зрелища они склонны были культивировать. Футуризм отвергал традиционный театр, но не отвергал зрелищность. Он приветствовал эстрадно-театральные или малые театральные формы (например, мюзикл-холл). Футуристы прославляли такие элементы «малых зрелищ», как мускулы, эротизм, силу, рекорды, машинность, смех, развлечение, пантомиму, динамизм форм и красок, танец, жонглеров, гимнастов, наездников, ритм, инстинкт, страсть, похоть, плотское обладание, пародирование классических шедевров, аттракцион, эквилибризм, акробатизм, уродство, красоту, абсурд, эксцентрику и т. д. Нечто среднее между театром и кино они видели в мюзик-холле:

Только мюзик-холл пользуется сегодня кинематографом, обогащающим его неистощимым количеством зрительных видений и неосуществимыми зрелищами (битвы, мятежи, бега, состязания, авто и аэро, путешествия, трансатлантики, глубины города, деревни, океана и неба)¹⁷².

В «малых» зрелищах футуристы усматривали кузницу нового «чувствования»:

Сегодня мюзик-холл — горнило, где кипят элементы нового чувствования. В нем можно найти ироническое разложение всех избитых прототипов Прекрасного, Великого, Торжественного, Религиозного, Светлого, Обольстительного, Ужасного, а также абстрактную выработку новых прототипов, которым заменяют старые¹⁷³.

Ясно, что чем больше внимания демонстрируемому «большими» и «малыми» формами чувственному началу, тем меньше внимания литературе, причем, литературе, возникшей в рамках аристократических обществ. Так, в возникающей в контексте футуристических настроений социальной психологии объявляется война психологизму. В футуризме сознательно провозглашается уничтожение «я» в литературе и вообще в психологии¹⁷⁴. Как и в символизме, человек уподобляется марионетке, только на этот раз — приравненной к вещи:

Скорбь человека нам также интересна, как скорбь электролампы, страдающей спазматическими привскоками, кричащей самыми раздирающими душу выражениями цвета¹⁷⁵.

Идеальным средством освобождения от психологии воспринимается мюзик-холл:

Современный театр возбуждает внутреннюю жизнь, профессорское размышление, библиотеку, музей, монотонную борьбу совести, тщательный разбор переживаний, короче, эту отвратительную вещь и отвратительное слово психологии¹⁷⁶.

Изгнание психологизма — частное проявление нигилизма по отношению к наследию прошлого:

Мы хотим разрушить музеи, библиотеки, сражаться с морализмом, феминизмом и всеми низостями оппортунистическими и утилитарными¹⁷⁷.

Музеи ассоциируются с кладбищами, разложением, мертвецами, погребальными урнами, склепами, всем изъеденным червями.

Систематически проституировать всякое исканье классического на сцене, например, давая в один вечер все греческие, французские, итальянские трагедии в сокращении. Воскресить произведения Бетховена, Вагнера, Баха, Беллини, Шопена, перебивая их неаполитанскими песенками¹⁷⁸.