О французском языке и русской языковой личности (по рассказам А.П. Чехова)

О французском языке и русской языковой личности (по рассказам А.П. Чехова)

Проблема «человек и его язык» получила разностороннее освещение в трудах ряда лингвистов, которые обращали внимание на то, что ее изучение должно «опираться не только на описание функционирования языка, но и на осмысление подобного функционирования людьми определенной эпохи и определенного общества» [2, с. 136]. Развивая эту проблематику, Ю. Н. Караулов строит ее основы на понятии «языковая личность», в которой фокусируется художественный образ и образ автора, его мировоззрение, философские и эстетические взгляды [4, с. 43]. Одной из главных опор для фундамента национального самосознания и формирования языковой личности служит национальный литературный язык и художественная литература. В этом ракурсе обратимся к прозе А. П. Чехова, в частности, к его ранним рассказам с тем, чтобы составить представление о значении французской картины мира в пределах русской языковой личности.

Творчество А. П. Чехова развивалось на фоне острых дискуссий в обществе о судьбах России, о ее месте в европейской цивилизации. Известно, что писатель стремился к свободе от всяческих политических ярлыков: «Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индеференцист. Я хотел бы быть свободным художником и только…» [7, т. 11, с. 251]. Однако желание писателя оставаться вне социально-философских споров вызывало в обществе, охваченном острой полемикой, негативную реакцию. По словам В. Е. Хализева, «упорное нежелание писателя погружаться в сферу отвлеченно-созерцательного мышления или присоединяться к „радикализму“ любого рода казались проявлением узости кругозора, обывательской ограниченностью» [6, с. 35]. Между тем, в последнее время внимание исследователей (В.Б. Катаев, К.А. Баршт) всё больше привлекает изучение мировоззрения Чехова-философа, оригинального мыслителя, исповедующего философский релятивизм.

Французская культура занимала особое место в жизни российского обывателя, который стал главным героем чеховских рассказов. Создается впечатление, что русский обыватель стремится идентифицировать себя как личность, прежде всего, сквозь призму французской культуры. И в этом психологическом настрое не было ничего исключительно русского. На протяжении всего XIX века степень приобщения к французской культуре делала ту или иную страну в большей или меньшей степени европейской. Франция, по словам философа К. Леонтьева, одного из наиболее активных участников дискуссий о будущем русской культуры, это «Европа par excellence» [5, с. 346]. Но в целом, как отмечают культурологи, причины счастливой судьбы французского языка в Европе даже с течением времени трудно объяснить [8, с. 249]. Французский язык был признан повсеместно «красивым языком» читать по-французски, говорить на нем было престижно во всей Европе.

Воспитание и воспитанность вот чеховская тема, ярко окрашенная французским колоритом. Чехов понимал воспитанность как постоянную борьбу со своими недостатками, как усилие воли. «Воля, то, чего часто нет у чеховских людей, у него самого как раз была, и над собой он много работал», писал Б. К. Зайцев в своих воспоминаниях о Чехове [3, с. 346]. Безволие, невоспитанность русского обывателя станут одной из обычных тем чеховских рассказов, объектом его юмора. «Мать всех российских зол это грубое невежество, а оно присуще в одинаковой степени всем партиям и направлениям», с грустью замечал писатель [7, т. 11, с. 379].

Европейское воспитание внедрялось на протяжении двух веков в русский быт, но изменило ли оно его коренным образом? Может ли использование в речи иностранного языка облагородить мышление? Французский язык в устах нуворишей стал одним из распространенных комических приемов в русской литературе, которым пользовался и Чехов. Французские словечки (оревуар, мон-шер, компрене? и другие) говорят о том, что массовый слой мещанства, возникший из вчерашних крепостных, стремительно приобщается к столичному образу жизни, реализуя собственные представления о престиже, в которых французская культура занимает далеко не последнее место.

«Жили-были себе дед да баба… и породили Сержа» [7, т. 1, с. 481] в этом почти сказочном зачине ярко выражен взгляд писателя на культурные изменения в обществе, стремящегося к европейской культуре, хотя и не всегда прямыми путями. Чехов подчеркивает культурный диссонанс между действительностью и внешним лоском. Коммерсант Механизмов на именинах своей дочери, угощая своих гостей, выпил лишнего, «икал, брался говорить по-французски, сквернословил».

Французский мир в жизни русского обывателя «сверкал» разными гранями. С одной стороны, он органично вливался в городской быт, с другой контрастировал с ним, подчеркивая тем самым неприятную манерность и претенциозность людей, пытающихся во всем подражать французам. «Офранцуженные» имена героев используются только для создания комического эффекта, в сниженном стилевом варианте. Солдатку Акульку барин прозвал Наной и объяснял так: «В ней есть что-то, напоминающее Нану… привлекательное» [7, т. 2, с. 131]. В этом имени слышится намек на известный персонаж одного из романов Эмиля Зола.

Общение на французском языке становится в русском обществе признаком не только образованности, но и материального достатка. Преуспевающая актриса построила весь свой быт на европейский лад, с мужем говорит только по-французски. Для них Париж «столица, резиденция, остальная же Европа скучная, бестолковая провинция» [7, т. 1, с. 273]. Смешна не сама по себе любовь к французскому языку и культуре, а стремление осуществить свои претензии необоснованные и жалкие на то, чтобы в своей стране сойти за иностранца.

Особенно часто такой неблаговидной чертой, как подобострастное отношение к Западу, награждаются чиновники. Градоначальник одного провинциального городка намерен установить экономические связи с заезжим иностранцем из Персии. Он пытается наладить с гостем беседу с глазу на глаз, без лишних свидетелей, используя свои жалкие познания во французском языке: «Я городской голова… То есть лордмэр… муниципале… Вуй? Компрене? Как лорд-мэр и муниципале я предлагаю вам сделать маленький променаж… Компрене? Променаж… По русскому обычаю, не мешало бы тово… пюре, антрекот, Шампань и прочее… Компрене?» [7, т. 5, с. 425 426]. Прощаясь с иностранным гостем, градоначальник говорит: «Поклонитесь от нас Персии. Скажите ей, что мы ее любим!» [7, т. 5, с. 428]. Эта сценка как будто создана для иллюстрации высказывания К. Леонтьева: «Жалкая и презренная сторона русского характера какое-то желание заявить о своей деликатности, подобострастное и тщеславное желание получить одобрение этой массы самоуверенных куаферов» [5, с. 574].

Если писатель отмечает в своих соотечественниках невоспитанность, отсутствие должного образования, жалкое преклонение перед всем европейским, то представленные в его рассказах французы вполне вписались в этот, казалось бы, неевропейский быт (учителя, гувернеры, парикмахеры, держательницы сомнительных пансионов). Его французы безропотно переносят все странности русской жизни и никогда не критикуют ее. В рассказах Чехова действуют жалкие, дрожащие от страха учителя, гувернеры, держательницы домов развлечений с говорящими фамилиями (Алиса Анкет, г-н Трамблян, мадам Жевузем).

Писатель как бы сопоставляет два менталитета, два характера русский и европейский. В этот узел противоречий попадает не только тяготение к европейской культуре, но и ее отторжение. Чехов бесстрашно (учитывая резкий накал в обществе цивилизационных споров) изобразил в смешном виде, как апологетов западничества, так и непримиримых борцов с ним. Так, помещик Камышев беседует за обедом с бывшим гувернером своих детей, г-ном Шампунем. Начав свою критику Франции издалека, с недовольства французской горчицей, Камышев переходит на обобщения по поводу французского менталитета, воспитания: «Вообще не нравятся мне французы! Безнравственный народ! Наружностью словно как бы и на людей походят, а живут как собаки… Надо беспристрастно: свиньи, так и есть свиньи» [7, т. 3, С. 275 276].

Писатель смеется над невоспитанностью обывателя, а не выступает против славянофильской идеи: жалок тот человек, кто пресмыкается перед Европой, но не меньшего презрения заслуживает и тот, кто не способен воспринимать достоинства иной культуры.

Французский язык в устах чеховских героев выполняет двойную функцию. Во-первых, полуграмотные французские реплики чеховских персонажей говорят о плохом знании иностранных языков, но при этом они свидетельствуют о стремлении этих же людей приобщиться к более престижной, с их точки зрения, культуре. Французский язык как бы примиряет российского обывателя с Европой. Он легко «входит» в русскую речь, с помощью окончаний и суффиксов можно создавать новые слова, лишенные смысла, но самим своим звучанием передающие эмоциональный настрой говорящего: «Ну-с, господа? По христианскому обычаю. По маленькой… Мадемуазель-стриказель, бараньи ножки, же ву при!» [7, т. 1, с. 389].

Таким образом, французский язык в устах чеховских героев выполняет функцию «лакмусовой бумажки». С одной стороны, русский обыватель, используя французские слова и знание французского этикета, стремился показать некое превосходство над окружающими. С другой, плохим произношением, коверканьем французской речи, жалкими попытками подражать европейскому воспитанию в том виде, как он его понимал, он в определенной мере терял человеческое достоинство, подчеркивал свою необразованность.

Некоторые критики обвиняли Чехова в мрачном изображении русской жизни. Его, действительно, удручала отсталость России, особенно косность общественной жизни и нравов. Вместе с тем, его отталкивало и подобострастное отношение ко всему европейскому. Выразителями самого восторженного отношения к Западу становились недалекие, ограниченные натуры. Чеховские персонажи не теряют своей актуальности во многом потому, что писатель развил, насытил оригинальным языковым содержанием понятие русской языковой личности и личности вообще.

французский чехов прозаический языковой.

• 1. Баршт K.A. О формах событийности в произведениях Чехова // Известия Российской академии наук. Серия литературы и языка. 2010. Т. 69. № 4. С. 12 21.
• 2. Будагов P.A. Человек и его язык. М., 1976.
• 3. Зайцев Б. Чехов // Собр. соч.: В 5 т. М., 1999. Т. 5. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М., 2010.
• 4. Леонтьев К. Восток, Россия и Славянство. М., 2007. С. 641.
• 5. Хализев В. Е. Чехов в XX веке: contra et pro // Известия Российской академии наук. Серия литературы и языка. 2010. Т. 69. № 4. С. 31 39.
• 6. Чехов А. П. Собр. соч.: В 12 т. М., 1962.
• 7. Calvet L.-J. La guerre des langues et les politiques linguistiques. Paris, 1999.