Адвокатура в период «судебной контрреформы»

Давно подмечена печальная цикличность российской истории: вслед за периодом реформ обязательно приходят контрреформы. С глубоким сожалением отмечал А. Ф. Кони, что русское общество и в своей совокупности, и в своих отдельных представителях обладает особенностью «быстро нагреваться, но недолго хранить в себе приобретенный жар». По мере того, как эпоха великих перемен уходила в прошлое, в новые мехи просачивалось старое вино, все чаще священнодействие правосудия превращалось «политической целесообразностью» в бюрократическую расправу, служение призванию уступало место служебному рвению, а судебный деятель — судейскому чиновнику. При этом власти оправдывали сворачивание реформ тем, что Судебные Уставы якобы не соответствовали некоторым особенностям государственного и общественного быта России.

Подобные трансформации не могли не отразиться на институте присяжных поверенных, выражаясь, прежде всего, в выхолащивании его демократических начал. Так, уже 19 октября 1865 г. были утверждены «временные правила», согласно которым должности вновь принятых адвокатов утверждал министр юстиции, чем нарушалось гарантированное Судебными Уставами исключительное право советов присяжных поверенных принимать в состав сословия новых лиц. Высочайше утвержденная инструкция от 1 апреля 1871 г. сохранила все пункты этих правил во вновь судебных палатах и окружных судах. Более того, 5 декабря 1874 г. был издан «временный» закон, приостановивший дальнейшее учреждение советов присяжных поверенных, поскольку те якобы не оправдали возложенных на них задач. Появление данного закона явилось частью общего наступления правительства на прерогативы адвокатуры, проводившегося, однако, без заранее разработанного плана, стихийно, сообразно потребностям текущего момента. Только в 1904 г. власти исправили этот закон, в результате чего советы присяжных поверенных открылись при многих судебных палатах.

По мере продвижения ползучей «судебной контрреформы» последовательно сокращалась гласность судопроизводства, что, естественно, ограничивало право на защиту. Лишь до 1881 г.

публиковались весьма подробные и впечатляющие отчеты о процессах. Порой они печатались на первых полосах газет, причем из номера в номер, однако после «дела цареубийц» подобная практика была сочтена неуместной, что, впрочем, не мешало журналистам публиковать репортажи из зала суда. Но наступление на гласность продолжалось: закон от 12 февраля 1887 г. разрешил министру юстиции по собственному усмотрению объявлять тот или иной процесс закрытым, а циркуляр министра внутренних дел от 18 января 1879 г. вообще запретил публиковать какие-либо отчеты о политических процессах, кроме официальных.

Осуществляя защиту в политических процессах, российская адвокатура тем самым содействовала борьбе с произволом. Наибольшую известность приобрело дело Веры Засулич, покушавшейся на жизнь петербургского градоначальника генерала Трепова, приказавшего выпороть розгами политзаключенного Богомолова. Петербургскому присяжному поверенному П. А. Александрову удалось раскрыть перед присяжными подлинную мотивацию действий его подзащитной. После оглашения оправдательного приговора ликующая толпа на руках пронесла адвоката по Литейному проспекту.

Всего же, по подсчетам историков, в период 1866—1895 гг. в судах состоялось 226 политических процессов. Суду были преданы 1342 человека; в отношении 137 из них вынесли смертные приговоры, причем исполнили 44, а 93 заменили вечной или срочной каторгой. По одному только «Процессу 193-х», проходившему в 1877—1878 гг., было оправдано 90 подсудимых. Давая оценку деятельности присяжных поверенных на политических процессах, газета «Сибирские вопросы» в 1909 г. писала: «Суду при всем его искреннем желании угодить министру, не удалось натянуть по политическим обвинениям более 50—60% обвинительных приговоров» .

Естественно, власть пыталась контролировать деятельность присяжных поверенных в политических процессах. 14 из них подверглись арестам, еще трое были отправлены в административную ссылку, где, впрочем, имели право выступать в уголовных процессах. Допуск присяжных поверенных к политическим делам ограничивался и судебными властями, которые произвольно отказывали в приглашении избранных подсудимыми защитников, назначая вместо них более «благонадежных». Особенно часто отказывали в приглашении адвокатов военные суды, где защитниками обычно назначались офицеры, официально подчиненные прокурору. И в этом была своя логика, а именно — логика противостояния законности и произвола. Поскольку именно власть насаждала произвол, постольку деятельность присяжных поверенных в защиту законности неизбежно приобретала «противоправительственный» характер.

В свою очередь, власти не брезговали никакими средствами для обуздания свободолюбивых адвокатов. Так, в 1913 г. по наущению местных жандармских начальников профессор полицейского права Томского университета Н. Я. Новомбергский публично обвинил присяжного поверенного М. Р. Бейлина в использовании своих публицистических выступлений в газете «Сибирская жизнь» для саморекламы, а также в лоббировании интересов пароходного и осветительного синдикатов в ущерб интересам города. Более того, чтобы добиться лишения Бейлина статуса присяжного поверенного, Новомбергского снабдили клеветнической информацией о том, что при осуществлении защиты томского врача Мессароша, оставившего во время операции внутри больного тампон, адвокат якобы подкупил экспертов, заплатив им 500 руб. По сути, это был уже не частный вызов, а попытка дискредитировать адвокатуру. М. Р. Бейлин подал в суд и блестяще провел процесс. 18 февраля 1916 г. Томский окружной суд вынес приговор, которым признал клеветника виновным и определил наказание в виде ареста сроком на полтора месяца на военной гауптвахте.