Попытки осуществления политических и экономических реформ

Развитие экономики СССР упиралось в ее чрезмерную централизацию. Все экономические вопросы, большие и малые, решались только в центре, а местные хозяйственные органы были строго ограничены в решении любых дел. Основные материальные и денежные ресурсы, необходимые для выполнения плановых заданий, распределялись через большое количество бюрократических инстанций. Ведомственная разобщенность, бесхозяйственность и неразбериха приводили к постоянным простоям на производстве, штурмовщине, огромным материальным издержкам, абсурдным транспортным перевозкам из края в край необъятной страны.

Поскольку путь прогрессивных изменений политического характера был заблокирован, сузившись до возможных (и то не очень серьезных) поправок на либерализацию, наиболее конструктивные идеи, появившиеся в первые послевоенные годы, касались не политики, а сферы экономики. Центральный Комитет ВКП (б) рассматривал различные предложения экономистов на этот счет. Среди них — рукопись «Послевоенная отечественная экономика», принадлежащая С. Д. Александеру. Суть его предложений сводилась к следующему: преобразование государственных предприятий в акционерные или паевые товарищества, в которых держателями акций выступают сами рабочие и служащие, а управляет полномочный выборный совет акционеров; децентрализация снабжения предприятий сырьем и материалами путем создания районных и областных промснабов вместо снабсбытов при наркоматах и главках; отмена системы госзаготовок сельскохозяйственной продукции, предоставление колхозам и совхозам права свободной продажи на рынке; реформа денежной системы с учетом золотого паритета; ликвидация государственной торговли и передача ее функций торговым кооперативам и паевым товариществам.

Эти идеи можно рассматривать в качестве основ новой экономической модели, построенной на принципах рынка и частичного разгосударствления экономики, — весьма смелой и прогрессивной для того времени. Правда, идеям С. Д. Александера пришлось разделить участь других радикальных проектов, они были отнесены к категории «вредных» и списаны в «архив».

Первая попытка реформирования командно-административной системы тесно связана с окончанием в марте 1953 года сталинского периода в истории СССР, когда управление страной сосредоточилось в руках трех политиков: Председателя Совета Министров Г. М. Маленкова, министра внутренних дел Л. П. Берии и секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева. Между ними разгорелась борьба за единоличную власть, в ходе которой каждый из них рассчитывал на поддержку партийно-государственной номенклатуры. Этот новый слой советского общества (секретари ЦК республиканских компартий, обкомов, крайкомов и др.) готов был поддержать одного из этих руководителей страны при условии предоставления ему большей самостоятельности в решении местных вопросов и, главное, гарантий личной безопасности, прекращения политических «чисток» и репрессий.

Вследствие сложной борьбы на политическом «Олимпе» к власти пришел поддержанный номенклатурой Н. С. Хрущев, стремительно оттеснивший своих соперников. В 1953 году был арестован и расстрелян Л, Берия по абсурдному обвинению в «сотрудничестве с империалистическими разведками» и «заговоре с целью восстановления господства буржуазии». В январе 1955 года подал в вынужденную отставку Г. Маленков. В 1957 году была изгнана из высшего руководства «антипартийная группа» в составе Г. Маленкова, Л. Кагановича, В. Молотова и др. Хрущев, будучи первым секретарем ЦК КПСС, в 1958 году стал еще и Председателем Совета Министров СССР.

Политические изменения в СССР требовалось закрепить изменениями и в экономике. Выступая в августе 1953 года на сессии Верховного Совета СССР, Г. М. Маленков четко сформулировал основные направления экономической политики: резкий подъем производства товаров народного потребления, крупные инвестиции в отрасли легкой промышленности. Такой коренной поворот, казалось бы, навсегда должен был изменить принципиальные ориентиры развития советской экономики, устоявшиеся в предыдущие десятилетия.

Но этого, как показала история развития страны, не произошло. После войны несколько раз проводились различные административные реформы, но они не вносили коренных изменений в сущность планово-административной системы. В середине 1950;х годов были предприняты попытки отказа от применения мобилизационных мер при решении хозяйственных проблем. Через несколько лет стало ясно, что эта задача является неразрешимой для советской экономики, поскольку экономические стимулы развития были несовместимы с командной системой. По-прежнему нужно было организовывать массы людей для выполнения различных проектов. В качестве примеров можно привести призывы к молодежи участвовать в освоении целины, в возведении грандиозных «строек коммунизма» в Сибири и на Дальнем Востоке.

Первые результаты реформы управления были вполне успешными. Так, уже в 1958 году, т. е. через год после ее начала, прирост национального дохода составил 12,4% (по сравнению с 7% в 1957 году). Возросли масштабы производственной специализации и межотраслевого кооперирования, ускорился процесс создания и внедрения новой техники в производство. Но, по мнению специалистов, полученный эффект — следствие не только самой перестройки. Дело также в том, что на какой-то период предприятия оказались «бесхозными» (когда министерства фактически уже не функционировали, а совнархозы еще не сформировались), и именно в этот период они стали работать заметно продуктивнее, не ощущая никакого руководства «сверху». Но как только сложилась новая система управления, прежние негативные явления в экономике стали усиливаться. Более того, появились новые моменты: местничество, более жесткое администрирование, постоянно растущая «своя», местная бюрократия.

И хотя внешне новая, «совнархозовская» система управления существенно отличалась от прежней, «министерской», ее суть оставалась той же. Сохранялся прежний принцип распределения сырья, продукции, тот же диктат поставщика по отношению к потребителю. Экономические рычаги просто не могли стать определяющими в условиях абсолютного господства командно-административной системы.

Все реорганизации, в конечном итоге, не приводили к заметным успехам. Более того, если в 1951;1955 годах промышленное производство увеличилось на 85%, сельскохозяйственное — на 20,5%, а в 1956;1960 соответственно на 64,3 и 30% (причем рост сельскохозяйственной продукции шел, в основном, за счет освоения новых земель), то в 1961;1965 эти цифры стали снижаться и составили 51 и 11%.

Ученые экономисты и практические работники пытались разрабатывать новые подходы к экономическому развитию страны, особенно в области долгосрочного планирования и прогнозирования, определения стратегических макроэкономических целей. Но эти разработки не были рассчитаны на быструю отдачу, поэтому им не уделялось достаточного внимания. Руководству страны нужны были реальные результаты в настоящее время, а посему все силы направлялись на бесконечные корректировки текущих планов. Например, так и не был составлен детальный план на пятую пятилетку (1951;1955), а в качестве отправного документа, направлявшего работу всей экономики в течение пяти лет, стали Директивы XIX съезда партии.

Отражение политических и экономических преобразований в любой период и в любой стране можно проследить в художественной литературе. Проблемы экономической политики советского государства в отечественной литературе отражены достаточно слабо. Главная причина такого положения — отсутствие фактических знаний о механизме принятия решений в высших властных структурах страны — в Политбюро ЦК партии и Совете Министров СССР. Сказалась также и идеологическая заданность советской науки, призванной не изучать проблему, а лишь «озвучивать» партийные и правительственные решения. В одной из немногих работ, непосредственно относящейся к данной проблеме, под экономической политикой советского государства понималась «деятельность социалистического государства по планомерному регулированию народного хозяйства, экономических отношений между людьми». Позже один из авторов этой книги отмечал, что экономическая модель народного хозяйства, реализованная в России после октября 1917 г., была не случайной, поскольку «представляла собой вариант отображения реальных экономических тенденций мирового развития в начале XX века». Авторы этой работы (Л. И. Абалкин и другие экономисты) не объясняют, почему в странах, имевших в начале века сходную с Россией модель экономического развития (Италия и Германия), в конце XX столетия были достигнуты совершенно иные результаты, чем у нас, причем все три страны имели не только схожие экономические модели, но и пережили периоды господства авторитарных политических режимов, прошли через гражданские конфликты и мировые войны. Следовательно, важны не только сходства, но и отличия, нуждающиеся в конкретном историческом изучении. Важнейший результат ранее воспетой экономической политики КПСС ныне определяется теми же авторами как «крах огосударствленной олигархической системы», а в качестве главной характеристики советской экономики называются ее «командный, директивно управляемый характер», «инерционно-экстенсивный характер с односторонним акцентом на тяжелой индустрии и военном производстве». Радикальная смена оценок свидетельствует: или экономическая политика, проводимая КПСС, не учитывала объективных законов и реалий экономической жизни страны и надстройка «обогнала» базис, превратившись в олигархическую систему (чего не заметили в 1970;е годы ведущие советские экономисты), или же советская теоретическая мысль серьезно разошлась с советской практикой, оставив за последней решающее слово. Значит, имеются все основания для изучения экономической политики советского государства с точки зрения ее практической реализации, которая только и может раскрыть действительные цели этой политики.

Перевод российской экономики с капиталистических на социалистические рельсы потребовал гораздо больше времени и жертв, чем оформление новых политических институтов. Последние — Политбюро, Совнарком, ВЦИК, ВЧК, ВСНХ и пр. — оформились уже в годы Гражданской войны, а затем лишь совершенствовались и эволюционировали, принципиально не меняя своей сути. Экономический же базис под них был подведен только тогда, когда в ходе сплошной коллективизации большая часть населения страны — крестьянство — была превращена в абсолютно зависимое от новой власти крепостное сословие — колхозников. После войны власть, обеспокоенная ростом антиколхозных и антисоветских настроений среди населения, усилила государственный террор в отношении народа; она по-прежнему хотела властвовать в стране бесконтрольно и безраздельно.

Как показывают современные строго документированные исследования, создание Коминформа имело целью «ускорить претворение в жизнь плана установления монопольного контроля над собственной сферой влияния», создать в этих странах внутренние режимы, соответствующие советской модели развития.

План 4-й пятилетки, принятый по докладу председателя Госплана СССР Н. А. Вознесенского, предусматривал восстановление довоенного уровня промышленного производства уже в 1948 г., а к концу пятилетки его превышение на 48%. В докладе Вознесенского отмечалась необходимость первоочередного восстановления и развития тяжелой промышленности и железнодорожного транспорта, создания в стране «обилия основных предметов потребления» для обеспечения материального благополучия народов СССР, достижения технического прогресса во всех областях, повышения обороноспособности страны.

Выдвигая подобные задания, наше правительство не собиралось, однако пересматривать основы советской экономической системы, характерные для периода индустриального рывка и военного времени. Об этом убедительно свидетельствует речь Сталина перед избирателями, произнесенная 9 февраля 1946 года, в которой изложены итоги закончившейся войны, оценивается политика партии, намечены планы на ближайшее будущее. Сталин придавал большое значение своей речи, о чем свидетельствуют материалы его личного архива. Подготавливая в 1952 году эту речь 1946 года к новому изданию отдельной брошюрой, Сталин дал указание Поскребышеву выделить в тексте жирным шрифтом те предложения, которые помогли бы читателю понять, при помощи какой политики Коммунистической партии удалось правильно использовать материальные возможности страны для развертывания военного производства и снабжения Красной армии необходимым вооружением. Вся сталинская речь сводится к подчеркиванию преимуществ советского общественного строя перед несоветским, строя, который «выдержал испытания в огне войны и доказал свою полную жизнеспособность». Тем самым всем давалось понять, что будущее переустройство мира будет проводиться под эгидой Советского Союза и что за образец должен быть взят не только советский общественный, но и экономический строй. В связи с этим ясно, почему Сталин в своей речи считал необходимым подчеркивать, что советский метод индустриализации коренным образом отличался от капиталистического, поскольку, в отличие от последнего, индустриализация СССР начиналась не с легкой, а с тяжелой промышленности. Тем самым еще раз подтверждалась неизменность довоенного курса на первоочередное и преимущественное развитие тяжелой промышленности. Упоминание Сталиным в февральской речи 1946 года коллективизации как составной части политики партии по созданию материального базиса социалистического общественного строя также должно было подтвердить незыблемость колхозной системы. В конце речи, обосновывая необходимость поднять в перспективе уровень отечественной промышленности втрое по сравнению с довоенным, Сталин прямо заявил, что только при этом условии можно считать страну гарантированной «от всяких случайностей» .

Троекратное увеличение объемов промышленного производства должно было, по мнению вождя, занять «три новых пятилетки, если не больше». При такой стратегии проблема темпов экономического роста выдвигалась в разряд первоочередных. Следует также учесть, что борьба СССР за мировую гегемонию обусловливала достижение максимально высокого прироста промышленной продукции. Величина прироста задавалась уровнем промышленного развития западных стран. Чтобы выдержать экономическую конкуренцию как необходимое условие удержания политической власти в стране, советское руководство было вынуждено утверждать плановые показатели отечественной промышленности на пределе возможного, каждый раз склоняясь в сторону плана-максимума и заведомо смиряясь с неизбежным срывом в отдельных отраслях. Поэтому советские пятилетки никогда не достигали в полном объеме показателей, заданных плановыми цифрами. Эта хроническая болезнь преследовала советскую экономику и в послевоенные годы. Факты невыполнения плановых заданий по отдельным, зачастую ведущим отраслям промышленности были явлением обычным для советской экономики, но они, как показал опыт предвоенных пятилеток и войны, не оказывали решающего воздействия на исход экономического противостояния СССР с капиталистическими странами. Более того, до тех пор, пока основа советского народного хозяйства — тяжелая промышленность и военно-промышленный комплекс развивались более быстрыми темпами, чем промышленность ведущих капиталистических стран, Советский Союз в перспективе мог надеяться на окончательную победу нового общественного строя во всем мире.

Личная власть вождя над всеми, в том числе и в первую очередь над административным аппаратом, и составляла, по мнению Сталина, государственную власть. Мнение самого аппарата по этому принципиальному вопросу было иным. Сподвижники вождя не хотели мириться с вождизмом как непременным атрибутом сталинской власти. Не случайно в известном докладе Хрущева XX съезду партии «О культе личности и его последствиях» была фраза о том, что «Сталин все больше и больше перестал считаться с членами ЦК партии и даже с членами Политбюро. Сталин полагал, что он может теперь сам вершить все дела, а остальные нужны ему как статисты». Но хотя Сталин и вершил все дела сам, высшее чиновничество страны не смирилось с ролью статистов.

Важной корректировке Сталин подверг и некоторые более ранние партийные экономические установки. Так, в одном из проектов новой программы партии, представленном М. Б. Митиным и П. Ф. Юдиным и едва ли не единственно удостоенном внимания среди всех доложенных ему проектов, Сталин против слов о том, что «решающей экономической задачей СССР для перехода к коммунизму является задача догнать и перегнать в экономическом отношении наиболее развитые капиталистические страны мира, в том числе США», начертал свое знаменитое «не то» .

Социальный заказ правящего класса в 1965 — 1984 годах состоял в том, чтобы любой ценой сохранить существующее положение. Курс на стабильность требовал от властей укрепления «властной вертикали», которую в эти годы упорно разъедали ведомственный монополизм и падающая политическая активность, апатия советских людей. Поворот нового руководства к более жесткому, более консервативному курсу был продиктован стремлением правящего класса восстановить разрушенную хрущевской «оттепелью» целостность советской системы. Укрепление Советского государства, и, прежде всего Советов, рассматривалось как главные вопросы внутренней политики. Однако на практике повысить роль местных Советов не далось. Они по-прежнему целиком зависели от центра и оставались бессильными и безгласными. Верховный Совет СССР по существу был декоративным органом, призванным «единогласно» одобрять подготовленные аппаратом решения. Высший законодательный орган практически не контролировал правительство, расходы отдельных министерств и ведомств. Советы мало влияли на реальную жизнь общества.

С завершением процесса формирования номенклатурной системы фактически утрачивает свой элитный статус Коммунистическая партия. Формально она остается стержнем советской политической системы. Все крупные государственные и хозяйственные вопросы решались в партийных «инстанциях». Общественному мнению навязывался тезис о «возрастающей руководящей роли КПСС и ее становлении как партии всего советского народа». Ряды КПСС стремительно росли, достигнув к середине 80-х годах 19 млн. человек, однако былое значение членства в партии снижалось.

Правящий класс был заинтересован в стабильности высшего политического руководства, жесткой централизации управления, позволяющей на деле контролировать общество и саму номенклатуру. Кадровые перестановки в 1965 — 1984 гг. в высших эшелонах власти были сведены к минимуму, формируются клановые структуры, наращивается бюрократический аппарат.

На рубеже 70 — 80-х годов в мире начинается «микроэлектронная революция». По этому показателю СССР отставал от западных стран на десятилетия. Сырьевые ресурсы страны все больше истощались. Лишь малая часть советской экономики составляли современные производства высокой технологии, которые полностью работали на военные заказы. Экономика страны работала в основном на ВПК. Чрезмерная военная нагрузка на народное хозяйство привела к колоссальным диспропорциям. В стране не было единой денежной системы.

К середине 80-х годов возможность постепенного, безболезненного перехода к новой системе общественных отношений в России была безнадежно упущена. Стихийное перерождение системы изменило весь жизненный уклад советского общества: перераспределялись права руководителей и предприятий, усилилась ведомственность, социальное неравенство. Изменился характер производственных отношений внутри предприятий, начала падать трудовая дисциплина, массовыми стали апатия и безразличие, воровство, неуважение к частному труду, зависть к тем, кто больше зарабатывает.

В начале 80-х годов все без исключения слои советского общества страдали от несвободы, испытывали психологический дискомфорт. Интеллигенция хотела подлинной демократии и индивидуальной свободы. Большинство рабочих и служащих необходимость перемен связывали с лучшей организацией и оплатой труда, более справедливым распределением общественного богатства. Таким образом, к началу 80-х годов советская тоталитарная система фактически лишается поддержки в обществе и перестает быть легитимной. Ее крах становится вопросом времени. Однако, в конечном счете, совсем другие силы определили направление и характер реформирования советской власти. Этими силами была советская номенклатура, тяготившаяся коммунистическими условностями и зависимостью личного благополучия от служебного положения.

Смерть в ноябре 1982 года Л. И. Брежнева и приход к власти более здравомыслящего политика Ю. В. Андропова пробудили в обществе надежды на возможное изменение жизни к лучшему. Но попытки Андропова придать эффективность бюрократической системе без структурных изменений, усиление требовательности и контроля, борьба с отдельными пороками не вывели страну из кризисного состояния.

Избрание в марте 1985 года М. С. Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС вновь возродило надежду на возможности реальных перемен в жизни общества. Энергичные выступления нового Генерального секретаря показали его решимость приступить к обновлению страны.

В условиях монопольного господства в обществе одной партии — КПСС, наличия мощного репрессивного аппарата перемены не могли начаться «снизу», народ ждал изменений «сверху» и готов был их поддержать.

Ядром экономических преобразований стала концепция ускорения социально-экономического развития страны на основе использования новейших достижений научно-технического прогресса. Провозглашая курс на ускорение, М. С. Горбачев надеялся с минимальными затратами за счет «скрытых резервов» в короткий срок добиться подъема экономики. Однако все попытки в рамках старой системы провести преобразование экономики были обречены на провал.