Падение политической культуры

Политическая арена Америки конца XIX века была весьма своеобразной. Увы, факт, что поставляемые стране республиканской партией президенты были посредственностями, не подлежит сомнению. Даже самый восторженный из американских историков не нашел бы достаточно оснований для уважительных слов в адрес президентов Гаррисона, Артура, Гарфилда, Хейса. Водораздел между демократами и республиканцами, всегда достаточно узкий, в эти годы стал особенно неубедительным. Если Белый дом большую часть последних десятилетий XIX века являлся республиканским поместьем (прорыв сделал лишь нью-йоркский демократ Г Кливленд), то в палате представителей в основном преобладали представители демократической партии.

Одно время критерием партийной принадлежности пытались сделать отношение к внешнему тарифу (республиканцы выступали за тарифное ограждение национальной промышленности, демократы — за дешевые импортные товары). Однако тарифный билль Вильсона, принятый в 1894 году, смял и это различие. Лишь хвала и хула давно минувших лет, битва Севера и Юга служили делу партийного разграничения. И если в экономическом смысле наблюдался фантастический бросок Соединенных Штатов вперед, к мировому первенству, то в политическом развитии страны образовался тридцатилетний застой.

Теодор Рузвельт написал эссе «Подлинный американизм», в котором утверждал, что единство интересов народа приведет к снижению общественной значимости расового и этнического происхождения. Рузвельт выдвинул концепцию «честного курса», согласно которой для каждого жителя Америки проблема борьбы с расовой и религиозной нетерпимостью должна стать самым важным вопросом общественной жизни. Рузвельт был большим оптимистом, чем Лодж, в отношении новой иммиграции, серьезно изменявшей этническую картину многокомпонентной Америки. Он верил в действенность «плавильного тигля», создающего обобщенный, цельный и единый тип «хомо американус». Лодж смотрел на прилив иммигрантов из Восточной Европы панически, пребывая в ужасе от захлестывающей большие города Восточного побережья эмигрантской волны, тогда как Рузвельт верил, что все эти новопришельцы будут со временем ассимилированы. Правда, и он полагал, что некоторые новые иммигранты — бунтари из Восточной Европы, азиаты, чудом добравшиеся до американских берегов, нищие из европейских стран — способны отравить общий плавильный котел. Он не без опасений смотрел на гигантский Нью-Йорк, где к началу XX века три четверти населения составляли иммигранты и прямые потомки иммигрантов.