Новая институциональная теория

Предпосылки новой институциональной теории

Одним из наиболее перспективных теоретических направлений в исследовании государственного управления и политики наряду с менеджериальной, синергетической и сетевой концепциями является новая институциональная теория. Она ведет свое происхождение от двух дисциплин — прародительниц: неоклассической экономики и традиционного институционализма. Неоклассический подход трактует нерегулируемые взаимодействия субъектов на политическом поле аналогично рыночным, а нормы и правила (от конституционных основ до внутриорганизационного распорядка) — как продукт рационального выбора индивидов. Так, например, трактовка феномена власти основывается на факте добровольной рациональной передачи части прав от подчиненного — Агента руководителю или Принципалу: «Главным стимулом отказа Агента от своей автономии служит либо вера в то, что под руководством Принципала он быстрее достигнет собственных целей (случай согласованных властных отношений), либо надежда на получение от Принципала материальной компенсации за подчинение его командам „случай рассогласованных властных отношений“» [Coleman, 1990, 66—76]. Однако неоклассический анализ рынков (в том числе и политического) испытывает следующие существенные теоретические ограничения: 1) структура рынка должна быть близка к совершенной конкуренции (т. е. оптимальна по Парето); 2) информация доступна каждому из участников рыночных обменов, т. е. она должна свободно циркулировать на рынке; 3) все участники рынка являются «рациональными эгоистами», их поведение утилитарно, т. е. направлено на максимизацию личной выгоды и целерационально в веберовском смысле. Очевидно, что полностью данные условия на практике не соблюдаются почти никогда, особенно в отношении внеэкономических взаимодействий. Об этом, в частности, писал Дж. М. Кейнс: «Постулаты классической теории применимы не к общему, а только к особому случаю, так как экономическая ситуация, которую он рассматривает, является лишь предельным случаем возможных состояний равновесия» [Кейнс, 1993, 224]. Нельзя не отметить и то, что любые нормы предполагают существование высокой степени согласия между участниками взаимодействия и их желание в полной мере нести издержки по реализации норм. Здесь встает целый ряд проблем, подробно описанных в работах Дж. Бьюкенена, М. Олсона, К. Эрроу и других: проблема «безбилетника», проблема «дурной бесконечности» в ситуации выбора так называемых предконституционных правил, проблема невозможности недиктаторского решения в случае коллективного выбора («теорема невозможности» Эрроу) и др. Кроме того, следует упомянуть и достаточно широко представленную в литературе критику так называемого «экономического империализма», возникающего всякий раз при попытке распространения неоклассической методологии на всю сферу социальных взаимодействий. Негативный эффект «экономического империализма» заключается прежде всего в упрощении самого процесса взаимодействия, который сводится к простому калькулированию акторами своих издержек и выгод.

Институционализм или институциональный подход получил широкое распространение не только в экономике, но и в других гуманитарных дисциплинах. К основным представителям институционализма, или точнее сказать, старого, классического институционализма традиционно относят Т. Веблена, У. К. Митчелла, Дж. М. Кларка и Дж. Коммонса. Представители этого методологического направления отстаивают в своих работах точку зрения противоположную неоклассическому подходу. Резкой критике подвергается центральная для неоклассического подхода модель индивида как рационального оптимизатора собственной выгоды. По мнению основоположника институционального подхода американского социолога Т. Веблена, человек не является «калькулятором, мгновенно вычисляющим удовольствие и боль» [Веблен, 1984, 202], его поведение предопределено целями индивида и, самое главное, институтами, детерминирующими конкретные методы достижения этих индивидуальных целей. Т. Веблен дает и общее определение понятия институт. По его мнению, это — «привычный образ мышления, который имеет тенденцию продлевать свое существование неопределенно долго» [там же]. Таким образом институционалисты с самого начала актуализировали значение не только формальных институтов, но и привычки, традиции, оказывающей подчас гораздо более серьезное влияние на поведение индивида нежели статьи законов. Однако институционализм впал в другую крайность: поведение индивидов оказалось полностью предопределено институциональными рамками, теми социальными структурами, в которые был вписан данный конкретный индивид, практически не оставив ему свободы для принятия самостоятельных решений.

Новый институциональный подход или новый институционализм попытался отыскать золотую середину между двумя крайностями: неоклассикой и старым институционализмом, синтезировав основные положения этих подходов. Впервые термин «новая институциональная концепция» был применен О. Уильямсоном в работе «Рынки и иерархии» [Williamson, 1975] и достаточно быстро вошел в научный оборот. Более того, широкий интерес к концепции и многочисленные интерпретации породили серьезную проблему: в различных социальных науках существуют и развиваются собственные версии неоинституционализма, имеющие самостоятельные методологические основания, более близкие той или иной дисциплине. При этом неоднократно предпринимались попытки по преодолению этих различий и созданию комплексной неоинституциональной теории, но большинство исследователей так и остались в границах своих дисциплин и соответствующих им направлений институционального анализа. Можно выделить лишь несколько работ, представляющих собой удачный пример комплексного неоинституционального подхода. Это работы П. Ди Маджио, У. Паулла, П. Холла и Р. Тэйлора. [DiMaggio, 1988; Powell & DiMaggio, 1991; Hall & Taylor, 1994]. Один из ведущих теоретиков комплексного подхода Ди Маджио различает три основных направления, существующих и развивающихся сегодня в неоинституционализме: это подход, основанный на теории рационального выбора, подход, базирующийся на социальном конструктивизме и, наконец, неоинституциональный подход, актуализирующий функцию институтов как посредников в разрешении конфликтов. Все они различаются по следующим основаниям: актуализация формальных или неформальных норм и правил, представление об акторе и причины институциональных изменений.

Неоинституциональный подход, базирующийся на предпосылках теории рационального выбора актуализирует прежде всего способ организации рационального действия, т. е. рассматривают институты как правила игры, преимущественно обращая внимание на формальные законодательные акты, описывающие эти правила (последнее вовсе не исключает обращения и к неписаным правилам). Акторы при этом рассматриваются как устойчивые и экзогенные. Институциональные изменения в данном подходе понимаются чаще всего как последствия или эффекты рациональных решений индивидов или особого механизма отбора.

Неоинституциональный подход, базирующийся на предпосылках социального конструктивизма, напротив, доказывает, что все элементы модели рационального выбора: акторы, интересы, предпочтения являются социально «сконструированными» и поэтому носят эндогенный характер. Интерес исследователей в рамках данного подхода сфокусирован преимущественно на неформальных институтах, таких как система воззрений (традиций, привычек), предписанных сценариев поведения и т. д. Институциональные изменения рассматриваются в данном случае как процесс распространения (диффузии) через механизмы институционализации и легитимации поведенческих сценариев, возникающих в процессах обучения и социальной практики.

Неоинституциональный подход, актуализирующий роль институтов как посредников в конфликторазрешении, фокусирует внимание на том, как государство и другие институты структурируют конфликты между группами с противоположными интересами и выполняют посреднические функции в их разрешении. Таким образом они исследуют институты и институциональные изменения как результат институционального посредничества в разрешении конфликтов.

Сравнение этих трех подходов, проведенное по четырем ключевым параметрам: доминирующему виду действия, доминирующему типу институтов, интересам агентов и механизмам институциональных изменений представлено в табл. 12.1.

Таблица 12.1

Сравнение трех направлений в современном неоинституционализме¹

Нетрудно догадаться в каких дисциплинах доминирует тот или иной из обозначенных выше подходов. Первый, очевидно, доминирует в экономике и отчасти в политических исследованиях (по крайней мере тех из них, которые основываются на методологии рационального выбора), второй — в социологии и теории организаций и, наконец, третий доминирует в политических исследованиях.

Один из ведущих исследователей нового институционализма, профессор университета Калифорнии, Беркли (США) Нил Флигстин весьма точно и емко обозначил отличительные черты новой институциональной теории, характерные для всех направлений и подходов, развивающихся внутри этой теории [Флигстин, 2001, 29—30]. Это общая направленность на анализ конструирования локальных социальных порядков, признание их «конструируемое™», т. е. формирования акторами в процессе их взаимодействия в рамках того или иного поля, актуализация роли институтов не столько как ограничителей действий людей, сколько как условий, обеспечивающих возможность социального взаимодействия и делающих возможным развитие различных стратегий^[1]

такого взаимодействия. Институты в трактовке нового институционального подхода понимаются как: «правила и разделяемые участниками взаимодействия смыслы, подразумевающие, что люди знают об их существовании или что они могут быть осознаны… Они интерсубъективны [т. е. могут быть признаны другими, когнитивны], [т. е. зависят от познавательных способностей акторов и в какой-то степени требуют саморефлексии со стороны акторов» [Флигстин, 2001, 30—31].

Основные причины широкого исследовательского интереса со стороны политологов и государствоведов к методологическим предпосылкам новой институциональной теории заключаются в возможности по-иному взглянуть на природу государства, а также некоторые процессы и элементы государственной политики и управления. Новая институциональная теория значительно расширяет исследовательские возможности в этой области за счет признания возможности существования множества точек равновесия, разработки новой концепции рациональности — интерпретативной, учета нестабильности и разнообразия предпочтений в процессе принятия решений, а также актуализации проблемы трансакционных издержек.

Рассмотрим эти методологические предпосылки подробнее.

Во-первых, новая институциональная теория отказывается от модели равновесия Вальсара — Эрроу — Дебре (равновесие по Парето) как единственно верной и принимает допущения, предложенные теорией игр: допускается существование множества точек равновесия, не обязательно совпадающих с точками оптимума по Парето; равновесия может не существовать вообще [Олейник, 1999]. Эта предпосылка вполне согласуется с синергетическим подходом, актуализирующим многообразие возможных траекторий развития систем в процессе достижения ими равновесного состояния.

Во-вторых, новая институциональная теория признает ограниченную рациональность индивидов, отказавшись от постулата оптимизации, лежащего в основе теоретической модели поведения homo oeconomicus. Наиболее полно критика постулата оптимизации представлена в работе американского экономиста Герберта Саймона «Административное поведение» (1947), где он, в частности, утверждает следующее: «Способность человеческого сознания формулировать и разрешать сложные проблемы сопоставима с размером проблемы. Очень сложно достичь объективно рационального поведения в реальном мире… или даже приемлемого приближения к такой объективной рациональности» [Simon, 1976, 34]. Теория рационального выбора допускает, что выбор сдерживается только такими внешними факторами, как полезность, цена, технология и время. Ограниченная рациональность предполагает, что список сдерживающих факторов должен быть дополнен такими чисто человеческими «ограничениями», как ошибки памяти, неадекватно рассчитанная сила (власть) и склонность «удовлетворяться» принятием решений (settle for decision), которые просто «достаточно хороши». Эти выводы поставили под сомнение.

(или, как минимум, значительно ограничили) классическую концепцию рациональной бюрократии и привели к созданию новой теоретической модели чиновника-управленца — модели «административного человека», ограниченно рационального в принятии решений.

В-третьих, новая институциональная экономика отказывается от тезиса о стабильности субъективных предпочтений индивидов. Здесь также очевидны параллели с синергетическим подходом, обосновывающим разнообразие и нестабильность как на организационном, так и на индивидуальном уровне.

• [1] Di Maggio. 1988. С. 698.