Гиагнис. 
Музыка древней греции и рима

«Паросская хроника» или «Паросский мрамор» — интереснейшая греческая надпись на мраморе с текстом на аттическом диалекте.

Она была обнаружена в XVI в. на острове Паросе — одном из Кикладских (КикХа5б? — круговые) островов, расположенных кругообразно вокруг Делоса. В 1627 г. ее купил в Смирне уполномоченный лорда Арунделя и перевез ее в Лондон, где она была установлена в саду одного из родственников лорда. Во время английской буржуазной революции Арундель вынужден был бежать из Англии и его собрание древностей очень пострадало. В 1667 г. внук Арунделя предложил «Паросский мрамор» Оксфордскому университету, где он и хранится до сих пор.

По мнению ученых «Паросская хроника» была создана в Афинах неизвестным автором во время архонтства Диодмета (264—263 гг. до н. э.). Это хронологическая таблица с краткими сообщениями о наиболее важных исторических событиях от времен Кекропса до периода жизни Диодмета. В ней зафиксированы также некоторые факты, касающиеся литературы, музыки и театра, национальных игр и художественных состязаний.

Впервые «Паросский мрамор» был издан архиепископом Кентерберийским Сельденом в 1628 г. Полностью памятник не уцелел. Его текст обрывается на событиях 355—354 гг. до н. э. Правда, в 1897 г. был найден новый его фрагмент, повествующий о событиях, начинающихся со времени смерти Александра Македонского (336 г. до н. э.), вплоть до 299 г. до н. э.

На девятнадцатой строке этого мраморного документа выбито:

«Фригиец Гиагнис сыграл на авлосе в К (еленах и) первый сыграл гармонию, называемую „по-фригийски“, а также другие номы в честь Матери 1богов Кибслы), Диониса [и] Пана».

Таким образом, согласно «Паросской хронике» первые музыкальные произведения, созданные и исполненные на авлосе, прозвучали в Малой Азии, в главном городе Фригии. Обратим внимание: в приведенном документе говорится только о том, что Гиагнис был первым, а влетом и не более. Однако у некоторых писателей древнего мира сложилось представление, что до Гиагниса вообще не было музыки. Апулей («Флориды» III 11) пишет о времени Гиагниса и искренне верит, что «тот век не ведал еще музыки», ибо она являлась тогДа «открытием и только начала появляться на свет».

К такому утверждению привела удивительно простая логика: Гиагнис первый сыграл на авлосе, но авлос — простейший инструмент (а тем более ранние его разновидности) — более доступен для освоения, чем даже примитивная форма лиры. Следовательно, человек раньше смог овладеть игрой на авлосе, чем на лире. Но если первый освоил авлос Гиагнис, значит до него вообще не существовало музыки как таковой.

Для нас понятно, что музыка зародилась одновременно с человечеством. Но древнее познание должно было для себя установить: когда и где началась музыка и кто был первым музыкантом. Без таких данных вообще не могли существовать античные представления об истории музыки, ибо без них они были лишены точки отсчета. А без точки отсчета не мыслился весь дальнейший процесс развития музыкального искусства.

Фигура Гиагниса была очень подходящей для такой роли, так как, судя по всему, в эллинской истории не сохранилось имени человека более древнего, известного в качестве музыканта-инструменталиста (мифические персонажи — не в счет). Так от Гиагниса и начался отсчет музыкально-исторического времени.

Из поля зрения древних хронистов начисто выпало то обстоятельство, что еще задолго до становления инструментального музицирования человечество постоянно использовало вокальную музыку, и именно она была первой формой художественно-звукового опыта. Но в античные времена рассуждали иначе: пение, как таковое, доступно всем, оно может быть хуже или лучше, но само, но себе не является результатом профессионального мастерства. Вспомним, что древнейшие аэды были певцами, аккомпанировавшими себе на каком-либо струнном инструменте. Сольное же пение «а cap ре 11а» отсутствовало в их репертуаре. Поэтому в сознании древних ремесло даже поющего музыканта было неотделимо от умения играть на инструменте и именно оно давало право причислить исполнителя к профессионалам. В результате такого толкования «первым музыкантом» мог стать только тот, кто владел каким-либо инструментом.

Правда, знакомясь со всем комплексом материалов, иногда ощущаешь робкий след подсознательно существовавшей мысли о том, что инструмент — явление вторичное после песни, исполняемой голосом. Например, тот же Апулей в продолжение приведенной мысли пишет, что «до Гиагниса большинство людей понимало толк в музыке нисколько не больше, чем пастух и волопас в Вергилии». И далее он приводит строчку из Вергилиевых «Буколик» (III 27), где говорится, как звучание примитивной пастушьей дудки искажает песню, то есть мелодия песни, исполнявшаяся прежде голосом, при воспроизведении на примитивной свирели искажается. Разве это не свидетельство реалистичной оценки взаимоотношений между вокальным и инструментальным началом?

Признавая приоритет Гиагниса как «первого музыканта», древние не могли не задать себе вопроса: каким образом он научился своему искусству и не было ли у него учителя?

Вопреки твердой уверенности в том, что начало музыкального искусства связано с именем Гиагниса, предание говорит, что у него действительно был учитель. Даже известно его имя — Мариандин, «создатель тренетической авлодии», то есть жалобно-скорбных тренов, певшихся под аккомпанемент авлоса. Возможно, посредством имени указывается на музыканта из племени мариандинов, проживавшего на северном побережье Малой Азии, в восточной Вифинии в Гераклее. Географическая близость Гераклеи и Фригии подтверждает предположения, что фригиец Гиагнис мог обучаться у музыканта, пришедшего сюда из соседней области.

Благодаря этому сообщению легко почувствовать, насколько зыбки были устои греков, положенные ими в основу музыкально-исторических представлений. Оказывается, самый первый музыкант имел учителя — также музыканта и, значит, цепь начинается не с Гиагниса.

Однако, все эти плодотворные подспудные тенденции, иногда просматривающиеся в античных материалах, были буквально подавлены желанием во что бы то ни стало найти того, кто своей деятельностью открывает историческое шествие знаменитых музыкантов. Например, Александр Полигистор, написавший сочинение под названием «Подбор (сведений) о фригийской истории», утверждал, что «Гиагнис первый сыграл на авлосе». Об этом фрагменте из книги Александра Полигистора сообщается в трактате Псевдо-Плутарха (5), тогда как сам первоисточник утрачен. Точка зрения Александра Полигистора, буквально процитировавшего сообщение «Паросской хроники», и толкование Апулеем предгиагнисовой эпохи хорошо выражают античные воззрения на историю музыки.

Подобный подход был характерен не только для Эллады. В Ветхом Завете также указывается «первый музыкант» — Иувал: «Отец всех играющих на кинноре и угаве» (Бытие 4, 21; киннора и угава — древнеиудейские инструменты, отдаленно напоминающие античные лиру и авлос). Иначе говоря, Иувал начал род музыкантов — и в узком, и в широком смысле понятия, — в котором знание ремесла передавалось от отца к сыну.

Такова была особенность древнего познания. Ему нужно было указание не на конкретную дату или эпоху (такие сведения отсутствовали или представления о них были недостижимы), а на конкретную личность. Гиагнис как раз был той фигурой, которая могла быть представлена первой.

Как видно, для этого была и другая, хотя и менее важная причина. В приводившемся ранее фрагменте Апулея («Флориды» III 11), автор утверждает, что Гиагнис первый стал играть на двойном авлосе. По его словам, «Гиагнис был первым, кто, играя, развел в стороны руки, первый, кто, одним дыханием сразу оживил две тибии, первым, кто воспользовавшись отверстиями слева и справа, создал стройную гармонию Соединив) высокое звучание с низким гудением».

Даже если сообщение Апулея верно, и Гиагнис действительно был инструменталистом, владеющим двойным авлосом, то, конечно, не следует считать его, опять-таки, первым исполнителем на этом инструменте. Скорее нужно думать, что его выдающееся мастерство способствовало его широкой славе, затмившей имена других музыкантов. В результате, в памяти о прошлом сохранилось лишь его имя и на место «первого музыканта» не оказалось иных претендентов.

Гиагнис не только начинает античную историю музыки, но и открывает знаменитую триаду фригийских музыкантов, прославивших ее. Как говорится в трактате Псевдо-Плутарха (5): «Гиагнис был первым авлетом, затем (шел1 его сын Марсий, а затем — Олимп».