Великое княжество Литовское и Польша

Король, сенат и шляхта

Литовско-польские статейные списки русских послов первой половины XVI в. очень лаконичны, таковыми они и должны были быть. В то же время это показывает, что описание ряда ключевых для послов мест: церемонии, краткие вести о войнах короля и войнах сопредельных государей, какие-то сведения о его отношениях с некоторыми радными панами (сенаторами) удовлетворяло потребностям московской дипломатии. С одной стороны посольские разведывательные наказы предписывали выведать широкий круг вопросов, с другой пристальному вниманию к ситуации в ВКЛ и Польше статейные списки уделяют только со времени бескоролевья, отмечая до этого довольно разрозненные события. Речи Посполитая представляет хороший пример, иллюстрирующий развитие русского посольского опыта в условиях необходимости восприятия и упорядочивания представлений об иной стране, претерпевавшей в XVI в. заметные политические изменения. Информационный рост объема статейных списков во время Стефана Батория позволяет обратить на посольские материалы последней трети XVI в. гораздо более пристальное внимание. Представление об иерархии (местничестве), лежавшее в основе описания политической системы ВКЛ и Польши. Неясные или новые формы политической жизни при трудности их занесения в привычные рамки политического мировоззрения московской монархии приковывали внимание вестей как ошибочные и разрушительные для порядка явления. Это подкрепляло веру российской монархии в своем превосходстве. Подобным образом произошло с взглядом на Люблинскую унию, правление короля Стефана Батория и его взаимоотношения с радными панами и шляхтой. Сословная монархия Литвы и Польши как таковая в убедительном виде не нашла отражения в посольских списках первой половины XVI в., но со времени польско-литовского бескоролевья статейные списки претерпевают качественное изменение, в первую очередь возрос интерес к сейму. Причиной тому стало сначала бескоролевье, вынудившее русских посланников в отсутствии короля вращаться в кругах литовской и польской знати, но в еще большей мере правление Стефана Батория, при котором в Речи Посполитой утвердился на практике опыт последовательного созыва вального сейма. В оценке сейма как совета и собрания (съезда) всей земли его возросшие сила и возможности представляются наглядным маркером устройства Речи Посполитой. С приходом к власти царя Федора Ивановича русские послы продемонстрировали умение вести дипломатическую работу фактически на сейме Речи Посполитой, что было результатом накопленного опыта. Анализ, исходя из источников, в данном случае фокусируется на разборе восприятии русскими послами политических следующих слоев «польско-литовской» монархии: король, старшая знать, младшая знать. В действительности она представляет лестницу не из трех ступеней, а из множества, где каждый занимает свое место. Цементирует представленную систему иерархия, выраженная в местничестве.

В конце XV и до 40-х гг. XVI в. посольские списки дел представляют достаточно ограниченный круг участвующих в придворном церемониале лиц. Посольское дело в первую очередь строится на связи двух государей, двор короля — посредник между их волей. В связи с этим можно заметить, что важным пунктом развития восприятия московскими послами устройства Короны и Литвы является фиксирование роста значения рады. В первой половине XVI в. рада представлена на посольской церемонии фактически в рамках придворного совета (в основном ближней рады), участвующая на приеме послов и ведущая переговоры в ответной палате. Рада, то есть собрание сенаторов, имеет силу только при государе, аналогично московскому совету (думе). Рады были: пана-рада (польская или литовская или они вместе), ближняя рада (она же именуется королевской радой) и тайная рада. Во время посольства князя Василия Патрикеева и князя Семена Ряполовского в 1494 г. в Вильно, согласно списку дел посольства, с литовской стороны участвовал узкий круг королевского двора. Послы зафиксировали в отчете несколько маршалков (высшие должностные лица Великого княжества Литовского), а докончание с посольским дьяком сверял один писарь СИРИО. Т. 35. С. 141−142. Данное докончание должно было подтвердить вечный мир, заключенный в Москве в 1494 г., что требовало присутствия на дворе короля не только ближней рады. Посольство совершенно не оставило сведений о переговорах, краткий список посольских дел отобразил в основном только процедуру заключения мира. Посольство Василия Григорьевича Морозова и Андрея Никитича Бутурлина 1522 г. побывало в Кракове. Перед тем как послы узнали, что король примет их там, посольский пристав поочередно сообщал разные места предполагаемой аудиенции: сначала Вильно, потом Берестье, потом Петркув и, в конце концов, Краков Там же. С. 667. Основанием для этого была необходимость принять послов от других государей. В отличие от прошлого посольство здесь описаны переговоры в ответной палате. Описание переговоров представлено без подробностей: «да после того, государей поговорили с нами о миру, да не договорились ничего» Там же. С. 669. Следующее посольство, также бывшее в Кракове, Ивана Васильевича Ляцкого и Елизария Цыплятева в 1527 г. оставило очень краткое описание придворного церемониала Там же. С. 748−752. Посольская книга зафиксировала результаты фактически сугубо церемониального дела посольства И. В. Ляцкого: проследить за оформлением грамоты и подтверждением перемирия. В списке дел посланника Тимофея Хлуднева 1536 г., описание хода правления посольства в Вильно дано уже подробно, приведены речи короля и речи его придворных СИРИО. Т. 59. С. 60−61. Но это нельзя сказать о следующем списке дел посольства Василия Григорьевича Морозова, бывшего в Кракове в 1542 г. Там же. С. 200−203. В 1549 г. посольством Михаила Яковлевича Морозова подробно описан посольский церемониал Там же. С. 328−330. В списке дел посланника Романа Олферьева в 1559 г., количество бывших на церемонии приема лиц, заметно больше, чем в прежних описаниях Там же. С. 547. Чтобы оценить развитие описания воспроизведения посольского обычая на дворах Литвы и Польши обратимся к тому, как отразилось восприятие русскими послами польской и литовской рады? Еще в 1502 г. литовская рада пожаловалась московской: «а тотъ листъ толко писанъ на послы господаря нашего, а на имя не выписуючи, ни коруны Полской, ни великого князства Литовского» СИРИО. Т. 35. С. 340. Взгляд на польскую и литовскую элиты как отдельные политические силы не был актуален для видения политического устройства королевских панств на протяжении всей первой половины и середины XVI в. Рада есть там, где присутствует король. Это подтверждают упомянутые мной списки дел посольств первой половины и середины XVI в.

Политические условия второй половины XVI в. изменят порядок. В 1560 г. посольство Ф. Сукина должно было установить мирное докончание и заключить брачный договор Ивана IV на младшей сестре короля Екатерине Ягеллонке. Примечательным выглядит уклончивый ответ Сигизмунда II, откладывавшего с решением, ссылаясь на необходимость по данному вопросу связаться с иными государями и с отсутствовавшей на тот момент польской радой. Сестра короля родилась в Польше, чтобы собрать скарб и вено, требовалось, по словам короля, согласие польской рады СИРИО. Т. 71.С. 13. Ф. Сукин с товарищами попросили короля объявить, кто именем отправится в Москву в составе великого посольства, ближняя рада заявила: «и вы видите сами, что при государе нашемъ литовские рады нетъ, и государь нашъ послалъ по литовскую раду» Там же. С. 18. При короле тогда не был собран сейм ВКЛ, хотя, судя по материалам посольства, присутствовала как ближняя рада, так и паны, не входившие тогда в раду Там же. С. 11−12. Но на этот раз соглашение не могло быть заключено привычным порядком. В этот раз король противопоставил требованиям послов обычай сословной монархии, который послы не рассчитывали встретить, так как ранее для решения дела достаточно было наличие королевского двора. В 1567 г. в памяти послу Федору Колычеву был дан измененный разведывательный формуляр, с наказом узнать взаимоотношения польской и литовской рад между собой Rassmussen К. On the Information Level of the Muscovite Posol’skij Prikaz in the Sixteenth Century. S. 92−93. Тяжелое физическое состояние короля могло подвигнуть посольскую службу поставить новые вопросы. В середине 50-х гг. Сигизмунд II Август тяжело болел, а отсутствие детей мужского пола у короля сделало вопрос о новом короле для русских посольств в центре внимания. Тем не менее это не изменило установившиеся традиционные рамки посольского восприятия рады, тому свидетельствует внимание послов к проблеме избрания государя. Посольство И. В. Воронцова 1556 оставило по поводу возможной королевской кончины вести, но там нет ни намека на что-то подобное сеймовой борьбе, хоть и упоминается напряженная атмосфера среди элиты СИРИО. Т. 59. С. 530−531. Впрочем, выздоровление Сигизмнуда II временно приводит все в былое равновесие. В 1571 посол Г. Ф. Мещерский привез более подробные новости о внутриполитическом положении Речи Посполитой. Его отчет передает кризисное положение государства. Состояние короля: слаб, болен и бездетен, быть на королевстве не хочет, хочет жить в особых городах, в Кнышине и Тыкоцыне, также предпочел польскую землю литовской. Король также предложил раде выбрать нового государя, откуда они хотят СИРИО. Т. 71. С. 800−807. В этих словах отражаются некоторые итоги Люблинской унии Ход сейма и его итог в Люблине см.: Любавский М.К. Литовско-русский сейм. М., 1900. С. 815−850. Известно, что по решению сейма король предоставил сеймовым сословиям свободное право выбрать себе монарха, а также отказался от династических прав на ВКЛ. Сигизмунд II, как и все Ягеллоны до него, был государь, унаследовавший корону по рождению, поэтому, несмотря на ряд дипломатических инцидентов, нарушение порядка привычной иерархии, отобразившееся в посольских вестях, произошло только после бескоролевья и связано со знакомством послов с необычным для московской традиции польско-литовского понимания избранного сеймом государя. Русское посольство 1571 г. также добыла вести о желании панства видеть своим новым государем Грозного или его сына. Царь путем разбора генеалогического древа Рюриковичей притязал на владения Литвой еще после взятия Полоцка в 1563 г. Граля И. Иван Михайлов Висковатый. М., Радикс, 1994. Сведения о наследовании польско-литовского трона не могли не быть особенно актуальными. Кроме этого послы сохранили слухи в Варшаве о приготовлении и ношении сенаторами одежды по московскому обычаю: «А сказываютъ: платья однорядки и кафтаны, и шубы, и шапки лисьи черные, и сапоги, и седла, и садаки радные паны причинаютъ делати, и многие любятъ носити ныненее съ московского обычая, а въ королевину казну збираютъ бархаты и камки и сукна всякие цветные, черлены, светлозелены, белы, ценинны, на платье съ московского жъ обычая» СИРИО. Т. 71. № 25. С. 803−804. Почти весь отмеченный наряд — предметы обычая царского жалованья, по словам посла польская элита готовила себя к подданству царю.

В 1576 г. на престол Речи Посполитой взошел трансильванский воевода Стефан Баторий. Положению Стефана Батория в иерархии государей русские послы стали уделять более пристальное внимание. Правитель Семиградского воеводства находился под верховной властью Османов, соответственно, с точки зрения взгляда царя, новый король Речи Посполитой был голдовником султана. В 1579 г. посольство П. И. Головина и К. Грамотина извещало Грозного о казни по повелению Батория нелегитимного молдавского господаря Ивана Подковы в Львове. Казнь была осуществлена по требованию турецкого султана РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 34−34 об. В 1582 г. посольство Д. П. Елецкого, И. Пушкина и Д. Петелина принесло известия о казни в Львове другого молдавского господаря, Янки Сасула, но уже по требованию Стефана Батория РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 535−535 об. Послы фактически объяснили неоговоренную старым посольством причину казни Ивана Подковы в 1578 г. Стефан султану «послушен» и имеет докончание с турецким султаном на том, что «грубых» людей с обеих сторон по требованию друг друга казнить Там же. Л. 540 об.-541. Посольство Елецкого также описало иерархию посольского приема при пиршестве на дворе султана Мурада III: выше всех сидел имперский посол, ниже него сидел кизилбашский (сефевидский посол), ниже — испанский, а еще ниже — посол литовского короля Там же. Л. 540 об. Но помимо этого Ивана IV интересовало, насколько новый государь встроен в иерархическую лестницу самой Речи Посполитой, так как по уровню был, с точки зрения царя, равен ее высшим магнатам. Посольство П. И. Головина сообщило о сложностях принятия литовскими магнатами Батория, последние не хотели избирать Стефана, да и произошло это поневоле РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л 110 об.-111 об. Избрание государя вело к проблеме признания, в связи с чем посольство Головина старательно пыталось разведать, признают ли Стефана магнаты, герцог Курляндии, Гданьск и т. д. Не будет преувеличением сказать, что время правления Стефана Батория в Речи Посполитой в посольских вестях предстает временем постоянных внутренних и внешних кризисов. Постоянно сопутствует этому «не прирожденность» правителя.

Термин «прирожденный» для русской политической культуры (и не только) был важнейшим показателем положения государя, регламентирующим привязанность к нему его подданных Например, П. И. Головин с товарищами ответили, приставшему к ним Владимиру Заболоцкому: «добрых не лаем, а толко будет ты государя нашего царя и великого князя изменник, и хто ни естъ государю изменники, и изменники — блядины дети, отступилися крестьянские православные веры и крестного целованья, забыли на чем государю великому прироженному души свои дали» // Там же. Л. 117 об; Или их же речи во дворе Батория: «короли полские и великие князи литовские были прироженные государи, государемъ нашимъ братья» // Там же. Л. 9. Исследовавший политическую культуру Московского царства А. Л. Юрганов писал: «Люди не могли допустить и мысли, что на русском престоле может оказаться „неприрожденный государь“. В этом словосочетании — суть общественной реакции: царем может быть только тот человек, который родился в царской семье и получил власть по наследству отца» Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры. СПб., 2009. 2-е изд. С. 130. При взгляде на короля действовал тот же принцип О царском взгляде на неродовитых правителей см.: Филюшкин А. И. Изобретая первую войну России и Европы. С.. По словам посольства Дмитрия Елецкого, побывавшего в Польше в 1582 г., паны в споре со Стефаном Баторием по делу Яна Чарнковского напомнили королю, что он государь не прирожденный, а избранный «И паны, дей, рада королю говорили жестоко: он, дей, у них государь не прироженной — обраной, и он бы все делал подле статут» // РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 543 об., такая формулировка встречается в вестях не раз. Посольство П. И. Головина в 1579 г. упомянуло, что султан, отправив первое посольство в Польшу, написал короля своим голдовником. Паны отправили султану послов с челобитьем, требуя писать короля Стефана, как и прежних королей. Поступок Мурада III оскорбил панов, но, заметим, не как подданных монарха, а как панов Короны и ВКЛ «а он тогды называл его собе приятелем и он ныне к Стефану королю пишет голдовникомъ, а не так как писывали к прежнимъ королем и тем онъ королевство Полское и Великое княжство Литовское и их панов обесчестил» // РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 106 об. В итоге султан написал Стефана «приятелем» своим Там же. Л. 106−106 об. Тем не менее следующие московские послы также рассказывают о протестах Стефана Батория против очередных попыток султана именовать его голдовником В вестях гонца Семена Ододурова в 1583 г. сказано: Стефан король с турским царем не в миру за то: писал, дей, турской царь к Стефану королю, чтоб Стефан король писался к нему голдовником" // РГАДА. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 754 об.-755.. Сомнение в твердом положении Батория, по всей видимости, не покидало царя. В 1583 г. в наказе гонцу Семену Ододурову следовало узнать: жива ли королева, а если ее не стало, то, как хотят люди держать у себя короля Стефана, или же хотят себе какого-то другого государя? РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 696 об. Иерархия нарушена была скорее из-за радных панов, нежели из-за короля Стефана, с точки зрения царя.

Польша, Литва и затем Речь Посполитая представляло республику знати, олицетворяли оба государства — сеймы с тремя сеймовыми сословиями: король, сенат и посольская изба. Как данное устройство могло быть отражено с точки зрения московской посольской службы? В 1554 г. царский сеунч Федор Вокшерин привез список дел, в нем впервые в литовских посольских книгах мы находим хоть и краткое, но описание местнической иерархии на королевском столовом церемониале СИРИО. Т. 59. С. 454−456. Но это был только столовый церемониал. Гораздо подробнее описание иерархии уже при королевском посольском приеме представлено в списке дел посольства Федора Колычева 1567 г. СИРИО. Т. 71. С. 545. В деталях она передана в списке вестей Григория Мещерского 1571 г. Там же. С. 804−807. Сравнительно позднее внимание посольских вестей к местничеству на раде вряд ли можно объяснить внутриполитическими процессами в ВКЛ или Польше. Польские и литовские сеймы имели прочную регламентированную традицию с конца XV — начала XVI в.

В дальнейшем русские послы постоянно приносили подробные списки местнического порядка в польской и литовской раде. Объединение Литвы и Короны в Речь Посполитую в 1569 г. решительно не повлияло на изменение посольского взгляда на элиту или на политическую структуру монархии ВКЛ и Короны. В 1570 г. из Литвы прибыл человек Шуйских, отправленный по делу тела погибшего на Уле П. И. Шуйского, он донес первые, имеющиеся в нашем расположении, известия о Люблинской унии: «А в единанство король Ляховъ съ литовскими паны привелъ, и присяга межъ ими была, одинъ не присягалъ виленской воевода. А единанье ихъ на томъ, что имъ стояти ото всехъ украинъ заодин: Ляхомъ Литве пособляти, а вотчинамъ и уряду быти въ Литовской земле по старому, какъ было напередъ того» Там же. С. 625. Обратимся к тому, как уже бывшее лично в Речи Посполитой посольство И. Канбарова в 1571 г. представило заключение Люблинской унии: «А полская рада и литовская меж себя посполито соедналися, тому другой год, что им стояти заодинъ полским людем Литве, а литовским людем Полше помогати без найму на своих пенезех, а именья им держати, полским людем в Литве, а литовским в Полше по-прежнему; да и чины и всякие по замком давати посполитожъ, литовским в Полше, а полским в Литве» Там же. С. 804.

Посольство Канбарова и Мещерского не оставило описание непосредственно сеймовых преобразований Речи Посполитой, не отмечены и территориальные утраты Литвы. Понятие «посполито соедналися», скорее всего дословная передача слов литовцев, но их понимание со стороны русских следует оценивать в категориях средневековой терминологии, что значит быть в «одиначестве», то есть предпринимать совместные действия, находясь в союзе Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1902. Т. 2. С. 615. По крайней мере, из данных строк что-то большее не вырисовывается. Т.о., с точки зрения Москвы, Речь Посполитая после Люблинской унии представляет не единое политическое тело, а союз (одиначество) рад Польши и Литвы. Сейм после Люблинской унии в глазах русских послов — все тот же сейм, только с участием рад и ВКЛ и Польши. Стоит отметить, что само понятие «Речь Посполитая», в отличие от термина «посполитый», русские дипломаты в собственном терминологическом обиходе никогда не использовали. Кроме этого важными чертой «союза», отмеченной послами, являлось равноправие польской и литовской рад. Данное утверждение покажется убедительнее, если принять во внимание местнический или иерархичный взгляд на принципы построения и описания иностранной державы. В иерархию вписано каждое лицо Речи Посполитой, каждый пан, князь, как и король, включен в определенные правила, диктуемые местничеством, но включены туда не только лица, но и рады, земли, города. Каждое лицо, клан или корпорация, в том числе рада, соответственно должно строить политические или социальные связи по тем же самым категориям. Отметим, что еще Б. Н. Флоря метко заметил, что во время переговоров в Гродно 1586 г. русские послы на предложения польско-литовской стороны о соединении (унии) государств, понимают не их объединение, а заключение союза Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы… С. 130.

Русские послы внимательно следили за «местом» того или иного лица в иерархии. Это наглядно демонстрируют посольские наказы, предусматривающие встречу посланника с каким-либо лицом из знати ВКЛ и Польши. В них предусмотрен статус обратившегося к посланнику лица и ответ на обращение, соответствующий согласно статусу обратившегося, а также статусу самого посланника. Например, так отвечал гонец: «А будет наедет его которой королевской пан радной, а учнет о которых делех спрашивати или говорити. И ему отвечати так ты пан рада великой человекъ, а я паробок молодой у государя своего и мне с тобою говорити не пригоже… А будет наедет его дворянин великой человек панской или княженетцкой сынъ, а не радной пан и учнет его о каких делех спрашивати, и Елизарью говорите так человек еси великой отец кой сынъ, а ещо тебе государь твой в раде быти не велел и мне потому с тобой тех дел говорити нельзя, а будет наедет его середний дворянин или шляхта молодой и учнет его о тех делех спраши вати и ему говорити так мы люди молодые и о таких великих государьских делех говорити намъ не пригоже» Память гонцу Елизарию Благому, отправленного в Литву в январе 1580 г. // РГАДА. Ф. 79. Ед. хр. 11. Л. 231−232.. Чтобы отвязаться от ненужных расспросов русским послам со времени Стефана Батория в наказах постоянно предусматривались слова: «А будет наедет послов князя дмитрея с товарыщи на дороге ли на встрече или где у короля будут приедет к ним на подворье или у короля на дворе наидет их которой молодой шляхта, а учнет их о чом задирати розпрашивати и князю Дмитрею с товарыщи говорити: ты шляхта и нам с тобою што говорити, да болше того не говорити ничего» РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 14. Л. 342.

Отношения между элитой или правителя с элитой определяются в тех же политических категориях любви, братства, дружбы, одиначества О данных категориях см.: Филюшкин А. И. Титулы русских государей. М., СПб., 2006. С. 220−239.: например, в 1578 г. или 1579 г. послам сообщили: «и за то, дей, его (то есть Курбского — отмечено мной, П.Т.) паны не любят (выделено курсивом мной — П.Т.) для Остафья Волова, что он Остафею учинился недруг, да и король, дей, для того ж его не любит. А живет, дей, все въ имене, в городке в Ковеле, а любил, дей, его один пан Виленской Ян Яронимов, а ныне, дей, и тот его не любит для Остафея Волова» РГАДА Ф. 79. Оп. 1. Д. 14. Л. 117. Не следует видеть отлаженную систему, но политический язык мог отражать культурные и социальные формы. Если русские и представляли форму заключения договоров между радами, то, скорее всего, видели их по форме напоминавших княжеские докончания.

Начавшееся бескоролевье едва не разрушило польско-литовское одиначество. Примечательно как территориальный спор Литвы и Короны позднее в 1575 г. отразился в донесении московского гонца Федора Ельчанинова: «Да сказывал мне в розговоре пан Григорей Волович, каштелян ноугородцкой, поляки дей у нас Киевым завладели х Польше. И яз ево спрошал про князя Костянтина Острожсково, еще ли у вас князь Костянтин воеводою на Киеве? И Григорей мне сказал, што дей ево и воеводство, а он дей не владеет ничем, всем дей владеют поляки. И вспрашивал яз Григорья о том, и не одинова, как поляки завладели Киевым и хто будет на Костянтиново место Острожсково на Киеве? И Григорей сказал, што Киевом поляки завладели, а того не ведомо, кому быть на Костянтиново место Острожсково на Киеве, про то ещо ведома нет» Посольская книга по связям России с Польшей (1575 — 1576). Составитель тома: Соболев Л. В. / Памятники истории Восточной Европы. Источники XV — XVII вв. Том VII. Москва — Варшава, 2004. С. 24−25. Т.о., обстоятельства утраты Киева еще в то время, возможно, были не до конца ясны для Москвы, хоть они и были недвусмысленно оговорены на Люблинском сейме. Вести о земельных спорах Литвы и Польши были на слуху у литовской знати. Московские посланники требовали конкретики: способ завладения поляками Киевом тесно связывался с пребыванием у должности конкретного лица. Лишение владения должно было сопровождаться лишением места. Ясности Ельчанинов в этом вопросе добиться, очевидно, не сумел. Однако важным шагом в оценке преобразованного устройства соседа было усвоение русской посольской службой необходимости совместного решения рад Литвы и Польши, а также шляхетства обеих земель на общем съезде (вальном сейме). Сейм или съезд русские посольские материалы фиксируют гораздо раньше, но как съезд всей земли с надлежащими полномочиями, как основу Речи Посполитой — начинают открывать только с периода бескоролевья, а полностью сейм как таковой предстает только в статейных списках времени Стефана Батория, что имеет большое значение для последующего восприятия монархии.

В связи с необходимостью иметь дело с целым сеймом, моделировались и посольские наказы. В наказе Янглычу Бастанову в июле 1575 г. предписывалось говорить речь от царя в присутствии либо одной литовской рады, либо при обеих радах вместе Там же. С. 34−35. Следующему посланнику, Луке Новосильцеву, предписывалось сначала быть у литовской рады, а потом у польской. Если они будут обе «посполито» на сейме, то речь говорить ему у обеих рад, а грамоты следовало подать отдельно каждой раде: сначала литовской, а потом польской Там же. С. 61−62. Именно в период бескоролевья шляхта, в качестве послов от поветов на сейм, как политическая сила появляется на страницах посольских вестей См. списки дел и вестей русских посланников: Там же. Сс.: 20−25, 74−81, 104−136. Можно сказать: со времени посольства гонца Федора Ельчанинова русские посланники четко дают понять, что наблюдают сейм. Со времени безкоролевья (после ухода Генриха Валуа) наказы и отчеты начинают упоминать шляхту. До этого в аналогичных наказах были только паны и королевские дворяне. Федор Ельчанинов оставил описание хода Стенжицкого вального сейма 1575 г. Известия сообщили ему шляхтичи в тайне от приставов. На сейм прибыли польские и литовские паны, и послы с поветов от всей земли. Литовские сенаторы попытались огородить литовское рыцарство (шляхту) от польской, поставив сторожу, а сами ночью отправились к стану имперского посольства, в тайне от польских панов. Имперский посол имел при себе легион «золотых черленых и грошей» для панов ВКЛ и Польши, шляхта же узнав об этом разругалась с сенаторами и покинула сейм, не желая слушать посла Максимилиана II. Через три дня разбранились друг с другом и разъехались сенаторы ВКЛ и Короны Там же. С. 22−24. Несогласие шляхты (рыцарства), то есть всей земли, может приостановить ход собрания. Московские посольства каждый раз отмечали вспыхивающие конфликты шляхты с панами со времени бескоролевий 1572−1576 гг., чему основной причиной, со слов шляхты, стали попытки радных панов или короля уйти от совета со «всей землей» См., например, список вестей Янглыча Бастанова // Там же. С. 77−78.. За шляхтой отражен именно статус, позволяющей ей быть на сейме, как паны и король. В то же время под шляхтой русские понимают «молодых людей», их статус соответствовал детям боярским в России. В период правления Батория, особенно во время «Московской войны» 1579−1582 гг., сейм становится объектом внимания русских послов, на нем принимаются решения, обсуждается взятие новых поборов, выплата дани в Крым, решение продолжать войну с царем или нет и пр. С ростом политической роли сейма в Речи Посполитой растет и круг информаторов русских послов. С бескоролевья московские посланники начинают фиксировать множество лиц, донесших им ту или иную весть. В статейном списке Янглыча Бастанова в 1575 г. фигурируют: радные паны, шляхтичи, купцы, войты, бургомистры, мещане Статейный список Янглыча Бастанова // Там же. С. 81. Круг информаторов посольства П. И. Головина в 1578 — 1579 гг. можно охарактеризовать строками из посольской книги: «И сказывали и посломъ в разговорех паны, шляхта и торговые люди многие и черные люди» РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 105 об. Очевидно, быть на сейме — значит ближе к курсу дел. В то же время описание сословной формы сейма и исходящей из этого специфики его работы в статейных списках были затронуты очень слабо.

К последним годам правления Ивана IV посольские миссии точно и довольно подробно описали значимую роль, которую играл сейм, то есть воля всей земли. Он мог избрать нового монарха, при отсутствии наследников у предыдущего, собрать денежные средства, выполнять судебную функцию, в частности шляхта могла отправиться на сейм «вопить» за свои права. Сейм также как и всегда виделся как собрание элиты и совещание монарха с чинами королевства, но теперь заметна ведущая роль постановлений сейма в отношении войны и мира. Созывы сейма воспринимаются послами как установленный порядок, в то же время они зафиксировали и некоторый порядок его работы: король созывает на сейм послов с поветом, представляя поветам свою мысль Например: «как, дей, король велел ис поветов послом ехати к себе на сьем, и он, дей, велел радити во всех поветех, что у нево королева стара, и детей у них не будет. И они б радили как королеве быти. А он с нею хочет роспуститися». РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 538−538 об.

Эпоха Стефана Батория, возможно, впервые наглядно увидеть, как сеймовые артикулы регламентируют решения короля. Статуты отсылают к присяге, которую дал монарх всей земле. «И государь нашъ намъ на том присягал, что ему давно зашлых местъ отыскивати и Лифлянская земля очистити» — неоднократно повторяли послам паны Переговоры послов И. Сицкого, Р. Пивова и Д. Петелина в Варшаве в 1580 г.: РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 157 об.-158. В спорах с монархом рада и шляхта также ссылались на присягу, что фиксировалось послами. Напряженная картина последующей за бескоролевьем внутриполитической ситуации скорее походила на смуту в расшатанной иерархии во главе с «не прирожденным» государем. В такой атмосфере посольские книги представляют сейм в период правления Стефана Батория. Не встречается в более ранних посольских книгах столько известий об умалении монарших полномочий. Большой интерес посольская служба к роли сейма в проблеме наследования. Посольство Д. П. Елецкого в 1582 г. сообщало, что король просил панов выбрать преемника при его жизни, чтобы он знал, кто будет после него править, надеясь поставить на престол своего племянника Бальтазара (он как послы был на столовой церемонии). Также король хотел, чтобы преемника избрали те радные паны, которых он сам выберет, а не вся земля. Они должны были бы выбрать преемника короля при его жизни или после смерти. Баторий после возвращения от Пскова заявил желание посадить наместником Ливонии Бальтазара, а после перемирия с Иоганном III — женить племянника на дочери шведского короля. Но паны, послы от всех поветов Польши и Литвы отказали королю во всех его намерениях. Недовольны паны тем, что король сажает своего племянника на раде позади себя, а за столом — выше всех панов, и хотят, чтобы они сами, всей радой, решили, где ему сесть РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 538−540. Особо ненавистен многим панам канцлер Ян Замойский.

Среди прочих внутренних неурядиц послы отметили дело Яна Чарнковского. Ему еще Сигизмунд Август пообещал половину имущества казны своей сестры, после смерти ее мужа герцога Брауншвейг-Люненбургского, если он отвезет казну в Польшу. Баторий позвал Чарнковского и без панов рад попросил у него грамоту Сигизмунда, на что встретил резкий отказ. В результате шляхта с поветов и паны, узнав об этом, «говорили королю жестоко». Заявили, что «он, дей, у них государь не прироженный — обранной, и он бы все делал подле статут» Там же. Л. 543 об. Чем дальше — тем хуже. Семен Ододуров доложил в июне 1583 г. по вестям от одного купца-смолнянина докладывал о попытке Батория тайно бежать в Семиградье из Кракова, в итоге: «И с тех мест паны от короля блюдутца израды» Там же. Л. 759−759 об. «Да итого, дей, паны берегут накрепко, чтоб то слово не пронеслося в иные государства, покрывают, дей, свой сором» Там же. Л. 759 об. К тому же делу: «а болшое, дей, у них умышленье, чтоб всем владети паном, а не королю» Там же. Л. 760. В 1582 г., после подтверждения перемирия в Варшаве, королевские приставы сказали русскому посольству: вся рада и земля говорят, что это государи между собой помирились, а панства нет, государя не станет, и мира не будет, и надо бы чтоб «панство с панством помирилося» Там же. Л. 517 об. Мнение русской стороны характеризуют ответ послов: «и преж сего также бывало: миритца государь з государем» Там же. Л. 518.

В итоге, бескоролевья 1572 — 1576 гг. подняли интерес русских посольств к сейму как к политической основе Речи Посполитой. Окончательно вальный сейм Речи Посполитой открывается русскими посольствами в период правления Стефана Батория, в качестве политически неотъемлемого и могущественно собрания всей земли. Но послов интересовала монархия, а не «Речь Посполитая» (Республика). Республике знати не было места в русской политической культуре. Безместье, вражеские нашествия, внутренние смуты, разве не могли в глазах русских государей и послов выглядеть божьей карой за нарушение заповеданной предками иерархии? Алпатов М. А. писал: «Русские дипломаты XVII в. оценивали посещаемые ими страны с позиций русского монархического государства. На монархию в любой европейской стране смотрели они как на нечто естественное, богом установленное: каждая страна должна была иметь свое „королевское величество“. Всякие отклонения от монархической нормы вызывали недоумение, а то и осуждение». К числу таких как отмечал ученый, принадлежала и Польша «своеобразная „республика“ с ее „хронической“ феодальной анархией. Почти не было случая, чтобы русские приезжавшие в Польшу или проезжавшие через нее, не обратили внимание на господствовавший там беспорядок» Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII — XVII вв. 1973. С. 332−333. В своем списке дел русские послы Федор Троекуров, Дмитрий Безнин и Дружина Петелин, направленные в 1584 г. к Стефану Баторию от Федора Ивановича, в споре с панами неспроста намекнули: «а в Полше и в Литве старого не лутче, есть нам что про полскую и про литовскую землю говорити, что в ней худо и какие розни и межиусобья» РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 15. Л. 739. Эти посольские дискурсы принадлежали эпохи Ивана IV. Но как будет отмечено позднее посольство Ф. М. Троекурова уже времени Федора Ивановича отразило качественные изменения в посольских описаниях и развитие более тонкой дипломатической тактики в сношениях с королями и панством Речи Посполитой. При этом оно является логичным итогом более ранних посольских связей времени сношений российского государя со Стефаном Баторием. Рост детальности, размера и точности посольских отчетов, не могли скрывать интереса к иному порядку, использующему свой опыт в трудные времена.