Мы ищем помощи и растем

Вопрос «что является нормальным?» доказывал свою монументальность. По правде говоря, это был вопрос, которым мы не были способны заниматься самостоятельно. Много чего можно было считать нормальным. Все мы были прежде всего экспертами в физических функциях типа ходьбы и использования рук; мы знали немного из области речи, психологии или образования.

Помощь пришла сначала т логопеда: доктора Мартина Палмера, основателя и директора Логопедического Института в Университете Уичито. Палмер был экстраординарным человеком: физически огромен, интеллектуально блистателен, по многим вопросам так же образован, как Фэй. Он знал очень много о человеческом мозге, и это делало его выдающимся по сравнению с большинством логопедов, которые старательно преподавали детям, как правильно пользоваться голосом. Некоторые логопеды, которые интересовались медицинскими проблемами, полагали, что, если человек не говорил, то он был или идиотом, или у него было что-то не в порядке с языком.

Палмер и Фэй были необычайно хорошими друзьями, и при этом они оба были бесспорно гениями. Фэй не был человеком, имеющим много друзей, так как, фактически, не вел общественной жизни. Хотя Палмер не имел степени доктора медицины, Фэй пригласил его в операционную комнату поделиться своими знаниями о мозге. Фэй, отталкиваясь от патологии мозга, которую он видел в операционной комнате, мог определить, какие речевые симптомы мог иметь пациент, в то время как Палмер, работающий с речевыми симптомами пациента, мог сообщить, какова у пациента патология мозга. Хотя я был чрезвычайно неуверен в себе, я начинал под их опекой, пытаясь делать то же не только с проблемами речи, но и с другими физическими симптомами.

Мартин Палмер прилетал из Штата Канзас, по крайней мере, один раз в месяц, чтобы присоединиться к нам на сессии «мозгового штурма». Я лично был очень впечатлен Мартином Палмером и его обширными знаниями. Он имел очаровательную привычку: высказав что-нибудь чрезвычайно академическое, которое было так научно, что я должен был напрягаться, чтобы просто следить за мыслью, заглядывать мне в глаза и произносить: «А-а?» Так как манера, с которой он произносил это, оставляла ясное впечатление, что он интересуется, разделяю ли я его мнение (тогда как, по правде говоря, я всего лишь только понял его), мне было очень приятно.

Мы нуждались во всем времени Мартина Палмера, если мы должны были ответить на наш вопрос относительно того, что является нормальным. Это было, естественно, невозможно, поэтому доктор Палмер поступил следующим образом. Он послал в Филадельфию своего наиболее доверенного студента, очень молодого парня со среднего запада по имени Клод Чик. Он снабжал нас неоценимой информацией в течение нескольких лет, являясь частью команды. Так как его отношения с Мартином Палмером были во многом подобны моим с Фэем, мы могли многому научить друг друга. Он стал пятым членом команды.

Что касается психологических и образовательных аспектов в медленно растущей команде, то они обеспечивались Карлом Делакато, который стал моим самым близким коллегой на протяжении последующих двадцати лет или даже больше. Наши имена стали так тесно связанными в будущем, что не однажды, не в одной стране и не на одной кафедре я буду представлен как доктор Доман Делакато.

Карл Делакато только что получил докторскую степень в моем старом учебном заведении — Университете Штата Пенсильвания, и был директором в местной частной средней школе. Мы слышали, что онпсихолог, что он — педагог, и что он чрезвычайно ярок.

Мы прислали ему приглашение посетить нас, и он принял его. Это был уже 1952 год. Делакато еще не было и тридцати. Чику только исполнилось тридцать и мне было тридцать два.

Делакато принес новое измерение в команду. Подобно моему брату, он был умен, умерен и образован. Но, в отличие от нас, он сосредоточил обучение и опыт на психологической и образовательной стороне нормального ребенка.

Мы могли теперь проводить самостоятельно всестороннюю и глубокую экспертизу физических, неврологических, психологических и образовательных аспектов новорожденных, школьников и взрослых: нормальных и с отклонениями.

Так как каждый из нас знал свою область хорошо, мы превратились в клады знаний друг для друга. Мы создали заинтересованную, развивающуюся и продуктивную комбинацию. В течение следующих десяти или пятнадцати лет мы радостно утоляли взаимный голод. Мы делали это на сессиях «мозгового штурма» за кофе; мы делали это на длинных прогулках. Мы учили друг друга на железнодорожных станциях и в аэропортах, в классах, в залах ожидания и в операционных. Мы и в будущем делали это и в Южноамериканских джунглях, и в африканских пустынях, и в арктических полях, и в других маловероятных местах.

Нам нужно было о многом поговорить, и было несомненно, что новое знание, создаваемое этим взаимным оплодотворением было больше, чем сумма наших индивидуальных знаний. Это был тот случай, когда «один плюс один» равнялось не два, а, скорее, около десяти.

Типичная беседа проходила примерно так:

ГЛЕНН:" … и поэтому весьма естественно, что рука не будет работать." .

КАРЛ: «Что Вы сказали?» .

ГЛЕНН: «Ну, я не знаю, я, кажется, сказал, что, естественно, рука не будет работать, а что?» .

КАРЛ: «Господи, это правда?» .

ГЛЕНН:" Ну, конечно правда. Любой это знает." .

КАРЛ: «А вот ничего подобного — физиологи не знают этого! Потому, что, если это правда, мы могли бы …» … и т. д.

Или КАРЛ: «Так, следом за Павловым, физиологи потратили кучу времени, тщательно записывая данные о рефлексах, проходит время между стимуляцией и ответом и… «ГЛЕНН: «Чушь какая-то. Они это действительно?» .

КАРЛ: «Они — кто и действительно — что?» .

ГЛЕНН: «Физиологи. Они действительно записывали данные о рефлексах?» .

КАРЛ: «Конечно, тонны данных, любой знает это.» .

ГЛЕНН:" Мои люди не знают! О господи, Карл, врачи только знают, что рефлексы существуют, и не думайте, что рефлексы имеют какое-либо отношение к их жизни или к их пациентам. Но если физиологи уже собрали этот материал, Вы можете заняться этим, мы сэкономим годы работы …" … и т. д., и т. п.

И так продолжалось в течение пятнадцати лет или больше, пока каждый из нас не обогатил свои собственные знания мнениями каждого из членов команды.

Карл был шестым членом команды.

Седьмым членом команды стала величественная Элеонор Борден, которой уже было за шестьдесят, и она была старше, чем Фэй. Она имела острейшее чувство юмора и обладала истинной любовью к людям. Элеонор была физиотерапевтом с умом шестидесятилетнего человека и смелостью и воображением двадцатилетнего. Она ежедневно много работала до своих восьмидесяти, когда она умерла. Она имела обыкновение просить Делакато выпрямиться каждый раз, когда она видела его.

Команда теперь росла еще быстрее по мере того, как другие физиотерапевты и врачи, увлеченные работой, приезжали посмотреть и оставались работать.

Мы были готовы заняться первой настоящей проблемой.

Что, в действительности, «нормально» ?