Гласность в судебных стадиях перед сторонами в 1922—1957 годах

Второе значение гласности обеспечивалось участием в судебном разбирательстве сторон, по общему правилу обязательным. В то же время УПК 1923 года допускал в определенных случаях рассмотрение дела в отсутствие подсудимого, защитника, обвинителя, потерпевшего, гражданского истца.

Так, ст. 265 УПК 1923 года устанавливала основания заочного, в отсутствие подсудимого, рассмотрения дел: по делам о преступлениях, за которые могло быть назначено наказание в виде лишения свободы, слушание дела в отсутствии подсудимого допускалось лишь (1) при прямо выраженном согласии подсудимого и (2) если было доказано, что подсудимый уклонился от вручения повестки о вызове в суд или скрывается от суда. По остальным делам явка подсудимого была необязательна. Суд мог, однако, признать явку подсудимого по обстоятельствам дела необходимой.

В губернских судах и в коллегиях Верховного Суда РСФСР, действовавших в качестве суда первой инстанции, предусматривалось дополнительное основание заочного судебного разбирательства — если подсудимый находился вне пределов РСФСР (ст. 393, 44 УПК 1923 года).

В иных случаях заочное рассмотрение дела влекло безусловную отмену приговора²⁴⁵. Например, судами признавалось нарушение требований ст. 265 УПК 1923 года в случаях заочного рассмотрения при отсутствии согласия подсудимого на это²⁴⁶ либо если такое согласие было получено у защитника, а не у подсудимого, при неизвещении его о дне заседания²⁴⁷, если не была установлена причина неявки подсудимого²⁴⁸, если он не мог прибыть в судебное разбирательство (например, в связи с призывом в Красную армию²⁴⁹, по болезни²⁵⁰, в связи с нахождением в исправительно-трудовом лагере²⁵¹, потому что у него по дороге в суд пала лошадь²⁵², вследствие неналаженности движения поездов на железной дороге²⁵³), если суд отказался вызывать подсудимого, лишенного в силу физического недостатка возможности давать объяснения, по мотивам отсутствия переводчика²⁵⁴, если заочное рассмотрение дела «повлекло за собою извращение перспективы всего дела: присутствовавшие на суде обвиняемые возложили всю вину на отсутствовавшего второстепенного участника»²⁵⁵.

Кроме того, ст. 259 УПК 1923 года предусматривала возможность удаления подсудимого из зала судебного заседания в случае нарушения им порядка заседания, а также при неподчинении подсудимого распоряжениям председателя, если предупреждение о возможных последствиях такого поведения оказывалось безуспешным. Кроме указанных случаев, удаление подсудимого из зала заседания допускалось, согласно примечанию к ст. 283, лишь «в интересах раскрытия истины», при допросе подсудимого, если присутствие данного подсудимого могло повлиять на правдивость показания другого. Удаление подсудимого из зала заседания во время слушания дела вне перечисленных случаев (например, за то, что он исправлял переводчика, указывая на неточный перевод) влекло безусловную отмену приговора²⁵⁶.

При рассмотрении дела судом в закрытом заседании прокурор, а также обвиняемый и его защитник не могли быть удалены из зала суда²⁵⁷.

Обвинение в суде поддерживалось прокуратурой. В качестве обвинителя могли также участвовать в деле уполномоченные профессиональных союзов, инспектора труда, представители Рабоче-Крестьянской, Технической, Продовольственной, Санитарной и иной Инспекции по делам их ведения. Например, Рабоче-Крестьянская Инспекция направляла в суд составленные ею в процессе контроля за деятельностью хозяйственных органов ревизионные производства, возбужденные против нарушителей основ новой экономической политики. По этим делам судам предлагалось извещать о дне назначения к слушанию этих дел подлежащие органы РКИ на предмет командирования последними в суды своих представителей в качестве обвинителей. Другие лица допускались к участию в деле в качестве обвинителя только по особому определению суда, вынесенному в распорядительном или судебном заседании²⁵⁸. Потерпевшему и иным лицам право обвинения предоставлялось лишь по делам частного обвинения (ст. 8,10 и 50 УПК 1923 года).

Участие прокурора в судебном заседании не носило обязательного характера. По окончании предварительного расследования прокурор одновременно с предложением предать обвиняемого суду уведомлял суд, считал ли он необходимым лично или через иных членов прокуратуры поддерживать обвинение на суде; однако определение суда о поддержании прокуратурой обвинения на суде было обязательно для последней (ст. 231 УПК 1923 года). При этом обязательность участия прокурора по некоторым категориям дел устанавливалась ведомственными актами. Например, Инструкция НКЮ РСФСР и НКТ РСФСР о взаимоотношениях трудовой прокуратуры с местными органами НКТ (отделов труда и инспекций труда) устанавливала, что «по делам крупным и принципиальным» наряду с выступлением инспектора труда выступление прокурора по трудовым делам обязательно²⁵⁹.

Если прокурор уведомлял суд о своем желании участвовать в деле в качестве обвинителя, то рассмотрение дела в отсутствие прокурора влекло отмену приговора и передачу дела на новое рассмотрение²⁶⁰.

При неявке обвинителя и в случае невозможности заменить его другим лицом суд не мог рассматривать дело, а должен был отложить его слушание. Нарушение этого правила влекло отмену приговора (ст. 268 УПК 1923 года)²⁶¹. Дело, начатое слушанием с участием прокурора, не могло быть закончено в его отсутствие²⁶².

В случаях, указанных в законе, участие защитника при разбирательстве дела в суде первой инстанции являлось обязательным: суд был обязан обеспечить участие защитника независимо от просьбы обвиняемого.

Статья 55 УПК как общее правило устанавливала обязательное участие защиты в судебном заседании, если по делу назначен обвинитель. Единственным исключением из указанного положения, установленным той же статьей, являлся случай отказа подсудимого от защиты. Такой отказ не препятствовал допущению обвинителя. Участие защитника было также обязательно по делам немых, глухих и вообще лиц, лишенных в силу физических недостатков способности правильно воспринимать те или другие явления.

Требование обязательного участия защитника по делам, в которых участвовал обвинитель, рассматривалось не как проявление состязательности процесса, поскольку советский уголовный процесс характеризовался как розыскной (когда суд «разыскивает» истину), но как вытекавшее из равноправия выступающих при судебном разбирательстве сторон: стороны рассматривались лишь как помощники суда, поэтому «когда этих помощников нет, суд может обойтись и без них. Советское процессуальное право не боится поставить обвинителя с глазу на глаз с судом, без посредников и представителей. Но когда есть помощник с одной стороны — обвинитель, должен быть и защитник. Хотя обвинитель вовсе не должен обязательно обвинять во что бы то ни стало, но он стоит все же на точке зрения обвинения, он группирует и обосновывает прежде всего доказательства обвинения, и во избежание односторонности рассмотрения и разрешения дела закон обязательно требует участия защитника тогда, когда участвует обвинитель»²⁶³.

Участие в деле обвинителя при отсутствии защиты и без отказа подсудимого от защитника являлось в силу п. 4 ст. 415 УПК 1923 года безусловным поводом к отмене приговора и передаче дела на новое рассмотрение²⁶⁴.

При участии в процессе общественного обвинителя, гражданского истца, представителя гражданского истца допущение защиты также признавалось обязательным²⁶⁵. Так, нарушение ст. 55 УПК выразилось в отсутствии в деле защитника, хотя Ж., который по делу вызывался в качестве свидетеля, одновременно являлся и представителем гражданского истца, причем он в этой роли не только доказывал размер гражданского иска, подлежащего удовлетворению, но фактически в процессе выполнял обязанности прокурора, задавая обвиняемым вопросы и устанавливая их уголовную виновность. Указанные нарушения влекли обязательную отмену приговора²⁶⁶. Нарушением ст. 55 УПК был признан и отказ суда в ходатайстве о допущении защиты «за ясностью дела» при участии в суде представителя гражданского истца, который фактически являлся активным обвинителем²⁶⁷. Особое значение участие защитника приобретало в тех случаях, когда представителем гражданского истца выступал член коллегии защитников или юрисконсульт, или «вообще лицо с юридической подготовкой»²⁶⁸.

Отсутствие защитников не у всех подсудимых, а лишь у части в условиях участия в процессе обвинителя также составляло нарушение ст. 55 УПК²⁶⁹. Приговор в отношении подсудимых, не имевших защитников, подлежал отмене²⁷⁰. В то же время, если защитник по делу был формально назначен только в отношении части подсудимых, но, как усматривалось из протокола судебного заседания, этот защитник фактически защищал всех подсудимых, нарушения ст. 55 УПК суды не усматривали²⁷¹.

Если со стороны подсудимых не последовало согласия слушать дело без защиты при наличии обвинителя, суд должен был назначить или допустить защитника или же слушать дело без сторон²⁷².

Постановлением Коллегии Народного комиссариата юстиции РСФСР от 12 апреля 1928 г. «О защите в суде»²⁷³ перечень случаев обязательного участия защитника был дополнен и уточнен. В пункте первом постановления указывалось, что «защита, как правило, допускается по усмотрению суда. Однако, допущение защиты обязательно в случаях: а) когда подсудимый страдает физическими или психическими недостатками, мешающими ему на суде лично защищаться; б) когда о допущении защиты подсудимому ходатайствуют общественные или профессиональные организации; в) когда подсудимый несовершеннолетний и г) когда участвует прокурор». При рассмотрении таких дел суд независимо от волеизъявления подсудимых был обязан по своей инициативе обеспечить участие защиты²⁷⁴. Рассмотрение судом дела по обвинению глухих²⁷⁵, глухонемых²⁷⁶, несовершеннолетних²⁷⁷ подсудимых без участия защиты влекло отмену приговора.

При неявке защитника и в случае невозможности заменить его другим лицом, причем только с согласия на то обвиняемого, дело подлежало отложению (ст. 268 УПК 1923 года). Нарушение требований ст. 268 УПК влекло за собой безусловную отмену приговора на основании п. 3 ст. 415 УПК²⁷⁸.

Гласность для сторон наиболее широко действовала в народных судах. В губернских же судах (позднее — областных и краевых) упрощение, сокращение производства выражалось, в частности, в том, что допущение обвинения и защиты в судебном заседании было необязательным и разрешалось каждый раз в распорядительном заседании в зависимости от сложности дела, доказанности преступления или особого политического или общественного интереса дела. При этом, если по делу был допущен обвинитель, губернский суд был обязан допустить или назначить защитника (ст. 381 УПК 1923 года).

В первое время после введения в действие УПК 1923 года на страницах печати высказывались суждения о том, что данную норму следует толковать «по духу законов», понимая под допущением защиты назначение защиты, а под допущением обвинения — допущение частного обвинителя; буквальное же применение ст. 381 УПК 1923 года «должно быть сужено до крайних рамок, иначе подсудимые, большей частью рабочие и крестьяне, находясь в совершенно для них новой обстановке, взволнованные самим делом, имея перед собой противником письменное обвинительное заключение, будут совершенно не в состоянии представить суду настоящей защиты»²⁷⁹. Автор этих строк, П. Козицкий, считал, что в губернских судах, как и в народных, участие прокурора не может быть ограничено усмотрением суда, так как право прокурора поддерживать обвинение и осуществлять надзор предусмотрено ст. 78 и 89 Положения о судоустройстве и зависит от решения прокурора, а не суда. Если же прокурор будет поддерживать обвинение, то подсудимому в силу ч. 1 ст. 55 УПК 1923 года должно быть обеспечено право на защиту. Более того, и другие лица, указанные в п. 6 ст. 23 УПК 1923 года, включая, например, гражданского истца, также должны быть допущены к участию в судебном разбирательстве.

Такое толкование не прижилось на практике, и суды применяли ст. 381 УПК 1923 года буквально, что приводило к существенному ограничению гласности для сторон.

Однако Верховный Суд РСФСР разъяснял, что поскольку изъятия из общих правил судебного разбирательства установлены для губернских судов с целью ускорения и упрощения процесса, путем освобождения его в известных конкретных случаях от излишних для данного дела формальностей, с тем, однако, чтобы такая постановка процесса не вредила интересам дела, возможности раскрытия истины, суду в каждом отдельном случае надлежит особо вдумчиво и тщательно относиться к оценке всех особенностей каждого данного дела, чтобы установить, возможно ли в данном случае не допустить, например, обвинения и защиты (например, в случае неразвитости, неграмотности обвиняемого и явной неспособности разобраться в обстоятельствах дела и защищать свои интересы), и т. д.²⁸⁰

По конкретным делам вышестоящие суды также неоднократно указывали на необходимость внимательного, вдумчивого решения вопроса об ограничении участия сторон при рассмотрении дела губернским судом. Например, по одному из дел Верховный Суд РСФСР отметил, что суд не должен всегда пользоваться своим формальным правом недопущения защиты, в особенности в случаях сложности дела и неясности обстановки преступления и всех по делу обстоятельств, тем более, если обвиняемые по своему развитию неспособны разобраться в ходе судебного следствия и использовать предоставленные им права, «когда перед судом юридически беспомощные и безграмотные люди»²⁸¹. По другому делу было признано, что при безусловно значительном общественном значении дела (по обвинению троих подсудимых в умышленном поджоге крестьянских построек, в результате которого пожаром было уничтожено имущество пяти крестьянских дворов, заключающееся в постройках, живом и мертвом инвентаре, причем пожар сопровождался человеческими жертвами), на основании ст. 381 УПК дело должно было быть заслушано при участии обвинения и защиты²⁸².

Лишь после закрепления в ст. 111 Конституции СССР 1936 года и ст. 115 Конституции РСФСР 1937 года права обвиняемого на защиту защитник стал допускаться к участию в губернских судах независимо от обстоятельств, указанных в ст. 381 УПК 1923 года: сложности дела, доказанности преступления или особого политического или общественного интереса дела.

Указанные правила «гласности для сторон» в полной мере действовали лишь в суде первой инстанции. В судах кассационной и надзорной инстанций обязательным являлось только участие прокурора²⁸³.

Участие сторон в кассационном производстве различалось в зависимости от того, рассматривалось ли дело губернским судом или Верховным Судом РСФСР. В губернском суде стороны вызывались в судебное заседание²⁸⁴, однако нерозыск стороны, а также неявка стороны, получившей своевременно повестку, не останавливала рассмотрения дела.

(ст. 409 УПК 1923 года). В Верховный Суд РСФСР стороны в судебное заседание не вызывались, но при их явке они допускались к участию в судебном заседании кассационной коллегии, которая заслушивала прокурора и объяснения сторон, если таковые были допущены к участию в деле. Подсудимому, если он присутствовал, предоставлялась возможность, в случае его о том просьбы, представить объяснения (ст. 435 УПК 1923 года).

Нарушение указанных правил (например, невызов в судебное заседание лиц, подавших кассационные жалобы²⁸⁵, выдача неправильной справки о нахождении дела без движения²⁸⁶ в то время как оно уже было назначено к слушанию в кассационном порядке²⁸⁷, формальное отношение вышестоящего суда к ходатайству осужденного, выразившего желание лично дать объяснения при рассмотрении его жалобы на приговор²⁸⁸, неосновательный отказ вышестоящего суда в ходатайстве адвоката о перенесении срока слушания дела в кассационной инстанции и его рассмотрение в отсутствие адвоката²⁸⁹, рассмотрение кассационной жалобы осужденного ранее официально назначенного срока²⁹⁰, рассмотрение жалобы осужденного без участия защиты, в то время как защитник, допущенный к участию в рассмотрении дела кассационной инстанции, явился в назначенное время в суд и, отметившись у секретаря, безотлучно находился в помещении коллегии, где происходило заседание суда²⁹¹) влекло отмену кассационного определения.

Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 1 декабря 1950 года № 17/15/У «Об устранении недостатков в работе судов по рассмотрению уголовных дел в кассационном порядке» обратил внимание судов на то, что вопреки ст. 409 УПК «областные суды нередко не вызывают сторон к рассмотрению дела в кассационном порядке и тем самым лишают осужденного права на защиту». Так, Ростовский областной суд рассмотрел дело по кассационной жалобе Моргунова и оставил приговор в силе, не поставив в известность Моргунова или его защитника о дне рассмотрения дела. В связи с этим Пленум разъяснил, что «в случае отмены в порядке надзора кассационного определения и передачи дела на новое кассационное рассмотрение суд, вторично рассматривающий дело (в том числе и верховный суд союзной республики), обязан поставить об этом в известность подсудимого, чтобы предоставить ему или его защитнику возможность принять участие в рассмотрении дела»²⁹².

Дела, поступавшие в Кассационную коллегию Верховного Суда РСФСР из Пленума губернских судов в порядке надзора, рассматривались с обязательным участием прокурора (ст. 443, 444 УПК 1923 года). Участие в заседании суда надзорной инстанции осужденного, оправданного, их защитников, потерпевшего не предусматривалось. В приказе Народного комиссариата юстиции СССР от 25 марта 1940 года № 29 обращалось внимание верховных судов на то, что «неправильно допускать адвокатов к участию в заседаниях верховных судов при рассмотрении протестов на приговоры и решения, вступившие в законную силу, так как это не основано на законе»²⁹³.

Эти правила сохранились и после реформирования надзорного производства, связанного главным образом с изменениями организации прокуратуры, органов юстиции, судебной системы РСФСР и СССР. Так, после децентрализации судебного надзора в 1928 году заседания расширенного президиума губернских судов при рассмотрении дел в порядке надзора происходили при обязательном участии губернского прокурора или его заместителя (прим, к ст. 49 Положения о судоустройстве РСФСР в ред. Постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 17 декабря 1928 года²⁹⁴). Указанные положения действовали и после возвращения централизованного пересмотра вступивших в законную силу приговоров Законом «О судоустройстве СССР, союзных и автономных республик» от 16 августа 1938 года.

Следует отметить, что в процессуальной литературе высказывались суждения о необходимости обеспечения участия в суде надзорной инстанции не только прокурора, но и осужденного, оправданного или защитника²⁹⁵, а по гражданским делам — сторон, поскольку получение лицом, активно участвовавшим в обеих судебных инстанциях (первой и кассационной), измененного или отмененного в закрытом заседании президиума решения, сводит на нет все демократические принципы правосудия. «Что с того, — писал применительно к гражданским делам Б. Борисов, — что стороне была дана возможность участвовать и отстаивать свой интерес в гласном и устном судебном заседании, если после вступления решения в законную силу вынесенное решение снова обсуждается и пересматривается, но на этот раз уже без ее участия и в закрытом порядке. Необходимо установить такой порядок, который обеспечил бы гласное и устное рассмотрение дела в любой стадии»²⁹⁶.