Введение.
Наследники королевы Виктории и первые британские монархи ХХ века Эдуард VII и Георг V
Развивая, эту мысль Остапенко пишет, королевская прерогатива в XX столетии в соответствии с конституционной теорией, которая складывалась на основе конвенций и статутов, в отношении власти теоретически остается очень большой. По закону суверен — глава исполнительной, судебной властей и составная часть законодательной, главнокомандующий всеми вооруженными силами, светский правитель церкви Англии… Читать ещё >
Введение. Наследники королевы Виктории и первые британские монархи ХХ века Эдуард VII и Георг V (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
К началу ХХ столетия Британия сделала решительный шаг от олигархии к демократии, опередив многие страны по зрелости своих демократических институтов. Создалась, казалось бы, парадоксальная ситуация. Королевская власть с ее наследственной привилегией не только мирно сосуществовала с представительными органами и системой политического равноправия, но и продолжала пользоваться немалым влиянием. Чем же все это можно объяснить?
Конституционные полномочия и реальные права монархов XX в.
22 января 1901 г. в загородном поместье Осборн королева Виктория (1819−1901 гг.) доживала свои последние часы. Близкие окружали королевское ложе, а врач и германский император Вильгельм II, внук умиравшей, держали ее голову, чтобы облегчить прерывавшееся дыхание. Грузная 82-летняя женщина, передвигавшаяся с помощью кресла-коляски, не утратила иллюзий об особом предназначении своей власти и желания править. «Я не хочу умирать, я должна завершить еще несколько дел» , — были ее предсмертными словами.
Вечером королевы не стало, а на следующий день утром ее старший сын и наследник престола принц Уэльский, крещеный под именем Альберта Эдуарда, отправился б Лондон. Здесь в Сент-Джеймском дворце на заседании Тайного совета он был провозглашен королем, принял клятву архиепископа Кентерберийского Фредерика Темпла Остапенко Г. С. Наследники королевы Виктории и первые британские монархи ХХ в. Эдуард VII и Георг V // Новая и новейшая история, 1999, № 6.
Работая над этим вопросом, Остапенко Г. С. утверждал что, каждая из сохранившихся европейских монархий имеет свои особенности. Отличительной чертой британской монархии является то, что со времен Английской революции XVII в. ее власть была ограничена. Гражданская война в Англии XVII в., как и все крупные исторические события, была следствием комплекса противоречий: политических, религиозных и экономических. Но ее простой и весьма существенной причиной была борьба в целях выяснения вопроса — кто должен править: король или парламент. Парламент победил. И если до этого времени монарх правил на основе священного права, предоставленного как бы небесным престолом, то отныне он царствовал с разрешения и при согласии парламента. Фактически с конца XVII — начала XVIII в. в стране установилась конституционная монархия, чему нет параллелей в других европейских государствах. Ни один из монархов, правивших позднее, не попытался использовать священное право для оправдания своих претензий на большую власть. Борьба продолжалась, но она шла цивилизованным путем.
Остапенко Г. С. приводит доводы, как в изменившейся ситуации требовавшей нового подхода к конституционной монархии, опираясь на принципы, изложенные Баджеготом. в книге «Английская конституция», изданной в 1867 г. Ученый пришел к выводу, что фактическая власть в стране принадлежит кабинету министров, который, в свою очередь, опирается на партию, контролирующую палату общин. Фасад же государственного управления, персонифицированный монархией, Баджегот рассматривал как театральный спектакль, который давал упрощенное представление о действиях власти.
Анализируя конституционные и фактические права монарха, следует остановиться на своеобразии законодательства Англии.
В Британии нет писаной конституции, что, по утверждениям британских юристов, не дает оснований для вывода об отсутствии конституции вообще. Наряду со статутным правом, базирующимся на законах, принятых парламентом, в стране часть правовой системы составляет общее право, т. е. обычаи и прецеденты. Основным требованием, предъявляемым к правовым актам, является их соответствие социальной реальности. Фиксация внимания на реалиях политической жизни привела к возникновению конституционных соглашений или конвенций. При этом конституционные соглашения появляются при таких условиях, когда имеются постоянно повторяющийся прецедент в системе государственно-политических отношений и всеобщее признание необходимости такого повторения Бромхед Н. Эволюция Британской конституции. М., 1958, с. 31−36 (пер. с англ.).
Развивая, эту мысль Остапенко пишет, королевская прерогатива в XX столетии в соответствии с конституционной теорией, которая складывалась на основе конвенций и статутов, в отношении власти теоретически остается очень большой. По закону суверен — глава исполнительной, судебной властей и составная часть законодательной, главнокомандующий всеми вооруженными силами, светский правитель церкви Англии. Как глава государства монарх имеет право объявлять войну и заключать мир. Он же осуществляет назначения на все важнейшие государственные должности. Но это лишь формальная сторона дела, так как все упомянутые мероприятия производятся по воле премьер-министра или членов его кабинета, ответственных перед парламентом. Участие суверена необходимо, чтобы выполнить такие существенные акты, как созыв или роспуск парламента. Ни один билль, прошедший обе палаты парламента, не становится законом, пока монарх не даст на это согласия. На практике вес это происходит автоматически.
Причем, по мнению других историков — специалистов в области конституционного законодательства, теоретически даже возможно, чтобы кабинет, поддерживаемый парламентом, упредил диктатуру. И если бы такой кабинет провел билль о свержении суверена. Последний должен был бы подписать его в соответствии с конституцией. Но по британской традиции демократический дух конституции более важен, чем ее буква. А этот дух может присутствовать как в воле парламента, как и в действиях короля. Гипотетически вероятен, но почти не реален приход к власти правительства с диктаторскими амбициями. В такой ситуации возник бы конфликт между долгом монарха соблюдать коронационную клятву, т. е. защищать законы и обычаи своего королевства, и его обязанностью следовать конституции. Не исключено, что в чрезвычайных обстоятельствах авторитет короля и его коронационная клятва окажутся сильнее конституционных положений, и предохранительный клапан, столь же гипотетически отождествляемый с британской монархией, может сработать.
У каждого из суверенов складывались свои отношения с правительством и с подданными, менялась и степень их воздействия на политику. Не был исключением и Эдуард VII (1841−1910 гг.).
По мнению Остапенко Г. С. не малую роль в этом сыграли отношения между родителями и сыном, которые как известно складывались не просто. Все началось с его воспитания и с самых благих намерений Виктории и Альберта, Они же пришли к убеждению, что при сложившихся обстоятельствах только сильная личность в лице суверена может воздействовать на события, сохранить влияние и престиж монархии. Задача формирования такой личности и была поставлена перед попечителями семилетнего мальчика. Принципами же обучения стали неустанные занятия, жесткая дисциплина и полная изоляция ребенка от его сверстников.
Обращаясь к анализу царствования Эдуарда VII, Остапенко Г. С. признает, что самые худшие предположения Виктории не оправдались. Воспитательный эксперимент, проделанный над Альбертом Эдуардом королевской четой, его природные склонности и вынужденное безделье обратили кипучую энергию принца отнюдь не на государственное поприще. Но, став королем уже в пожилом возрасте, не имея опыта обращения с государственными делами и опыта общения с министрами, Эдуард VII сумел положительно проявить себя в ряде областей внутренней и внешней политики и принести пользу своей стране.
Интересно отметить в работе Остапенко, что в годы пребывания Эдуарда VII на троне, европейские династические связи, имевшие немалое значение при Виктории, постепенно отходили на задний план. Большинство европейских монархов, современников Эдуарда VII, обладали значительной личной властью и могли принимать решения по своему усмотрению. Для Англии вес это остаюсь в прошлом. А также то, что характер царствования Эдуарда VII отличался от царствования его предшественников. В первое десятилетие XX в. происходило дальнейшее ослабление влияния суверена на политику правительства. Это касалось ограничения его прав получать информацию о деятельности кабинета и давать советы министрам. Отчеты кабинета, предоставлявшиеся королю, носили поверхностный характер. С Эдуардом не консультировались, а скорее информировали его о происходящем в политике, что почти исключало реакцию короля на те или иные события. Официальное общение монарха и кабинета постепенно сводилось к встречам с премьер-министрами, которые становились рупором всего кабинета. В церемониальном распоряжении от 3 декабря 1905 г. Эдуард признал новый статус премьер-министра как высшую координирующую власть. британия монарх суверен правительство Своеобразие царствования Эдуарда VII отмечено также его очевидной веротерпимостью, проявившейся в уважении к своим подданным, исповедующим католицизм. Дело в том, что парламентский билль 1829 г. эмансипировал католиков, но антикатолицизм как стереотип общественного сознания еще сохранялся. О веротерпимости Эдуарда свидетельствовала его встреча с главой Римской католической церкви в апреле 1903 г. В целом же, проявив инициативу и самостоятельность в некоторых областях политики, Эдуард VII оставался в отведенном ему конституционном поле Остапенко Г. С. Наследники королевы Виктории и первые британские монархи ХХ в. Эдуард VII и Георг V // Новая и новейшая история, 1999, № 6.