Введение. 
Василевсы и тюркские эмиры в 1328–1347 гг.: парадигмы церемониальных отношений

В статье исследуются парадигмы церемониальных отношений между византийскими императорами и анатолийскими тюркскими эмирами в первой трети XIV в. Автор выделяет три модели взаимоотношений, две из которых были заимствованы из XII и XIII вв., а другая появилась только в XIV в. Новая модель взаимоотношений была предложена османскими эмирами и предполагала церемониальное равенство между императором и османским эмиром.

Параллельно с катастрофическим упадком византийской власти в Анатолии и отчасти благодаря ему в конце XIII-начале XIV в. в Западной Анатолии складываются первые тюркские государственные образования — эмираты Ментеше, Айдын, Караси, Сарухан, Османский эмират и др. Завоевательная активность эгейских и вифинских тюрок вскоре стала важным фактором в жизни обширного региона, включавшего в себя Эгейский регион и юго-восточную часть Балканского полуострова. Начинается эпоха экспансии западно-анатолийских тюрков за пределы Малой Азии. Тюрки пересели на корабли, или же, точнее, взошли на корабли вместе со своими конями. Наряду с островами Эгейского моря тюркские пираты совершают частые набеги на фракийские и македонские земли. Временами грабительские походы совершались тюрками, присланными анатолийскими эмирами, но еще чаще — компаниями разбойников-удальцов, не подчинявшихся никому, кроме своих случайных вождей [1]. Непрекращающееся разорение Фракии и Македонии вскоре превратилось в постоянную «головную боль» для византийской администрации. Как видно из повествования Григоры, уже к 1321 г. и Македония и Фракия становятся объектами частых морских набегов анатолийских тюрков, которые заставили задуматься Андроника II об увеличении налогов для постройки нового флота, содержания войска в Европе и в Вифинии, а также для дани тюркам [2]. В ноябре 1326 г. Андроник III и Кантакузин отбили набег тюрков на Фракию, о котором сохранилось довольно смутное сообщение самого Кантакузина [3]. Присутствие малоазийских пиратов в Гелеспотне зафиксировано для 1328 г. [4].

Византийское правительство пыталось воспроизвести традиционные схемы взаимоотношений с тюрками — привлечь хотя бы некоторых из них к союзу с империей, тем более что объективно грекам было на руку разорение тюрками латинских владений в Архипелаге. Попытки наладить контакт с эгейскими тюрками активизировались с началом единоличного правления Андроника III в 1328 г., когда он попытался несколько упорядочить дела в Эгейском регионе, ситуация в котором становилась неуправляемой. Идея заключалась в том, чтобы, используя где-то силу, а где-то дипломатию, блокировать нарастающее давление тюрков на Фракию и Эгейские островные владения империи, а также вернуть казне доходы с тех территорий, которые Византия еще была в состоянии удерживать. В выстраивании этой программы, несомненно, активное участие принял великий доместик Иоанн Кантакузин.

Начиная с 1328 г. император и великий доместик совершили ряд личных встреч с западноанатолийскими тюркскими правителями, традицию которых продолжил позже Иоанн Кантакузин в качестве верховного правителя. В результате было положено начало важной линии в византийской политике XIV в. по привлечению военного потенциала анатолийских тюрков для разрешения внешнеполитических, а в еще большей степени — внутриполитических проблем. Однако если помощь эмира Умура из княжества Айдын и других западно-анатолийских правителей, как правило, не выходила за рамки, установленные византийскими стратегами, то такое же сотрудничество с османами привело, в конечном счете, к окончательной катастрофе византийской государственности.

Ниже будет предпринята попытка выделить различные модели во взаимоотношении византийцев и союзных тюрков. Наиболее явственно эти различия в стратегиях проявили себя в разных моделях личного общения между византийскими и тюркскими правителями. Конечно, по всей видимости, какого-либо устоявшегося «протокола» для встреч «на высшем уровне» между византийскими и тюркскими правителями не существовало. По крайней мере, нам не известны какие-либо письменные фиксации подобных церемониальных процедур. Эти модели, как представляется, складывались de facto, в зависимости от личных качеств участвовавших в коммуникации агентов. Однако, как мы увидим ниже, некоторые весьма привычные, а может быть даже и необходимые элементы такого рода встреч можно выделить. Итак, обратимся к типологии личных встреч между византийскими правителями и тюркскими вождями.