Заключение. 
Сибирь и Дальний Восток России в советско-китайских отношениях

Исследование имеет несколько выводов. Выдвинутая гипотеза в целом подтвердилась — согласно источникам, локальные акторы действительно влияли на советско-китайские отношения различными способами. Важнейшим методом этого следует признать контроль над информацией, с помощью которого можно было проводить в регионе собственную политику, отсылая в Москву неверные данные. Так, например, глава ДВР Краснощёков во время оккупации части Амурской области китайцами самостоятельно, не уведомляя Москву, присоединил её к ДВР, чем увеличил и простор для собственной деятельности. При этом, он считал, что именно его видение советской политики на Дальнем Востоке является правильным и во время визита в Москву пытался навязать его партии.

У людей, подобных Краснощёкову, существовали оппоненты — например, в случае Дальбюро это Никифоров, которые, наоборот, чётко следовали указаниям партии, спрашивали разрешения у ЦК на каждое мелкое действие и писали на него жалобы. Таким образом, борьба за проведение китайской политики существовала не только на верхнем, официальном уровне (конфликт Наркомата иностранных дел и Коминтерна), но и на локальном уровне местных партийных организаций. Здесь, однако, стоит помнить о том, что в обозреваемый период эти организации не были однородными, потому борьба происходила скорее не между институтами, а между их членами. Было обычным делом, когда внутри того же Дальбюро существовали противники и сторонники буфера, а между сторонников шли споры о его демократичности. Те же споры шли и по поводу китайской политики — например, у Юрина и Сиббюро. Потому неправа М. Фукс, не считавшая возможным сопротивление «генеральной линии» со стороны локальных органов.

Можно утверждать, что Краснощёков и Юрин были единственными акторами, проводившими политику согласно собственным соображениям долго и сознательно, хотя это было против курса партии. Именно они наиболее активно преследовались большевиками (Краснощёков непродолжительное время занимал различные должности, связанные с экономикой, был арестован несколько раз и в итоге расстрелян в 1937 г., Юрин бежал в 1925 г. в Польшу, где был убит по приказу ЦК). Другие — могли предлагать какие-то варианты, но всё равно либо подавлялись (как Маринг), либо соглашались с политикой партии (Янсон), либо это было действительно недопониманием (как у И. Н. Смирнова в случае с Урянхаем). Об этом говорит и лояльное отношение партии к таким оплошностям: как правило, такие акторы оставались в составе НКИД или отправлялись на другую партийную работу. В целом, о единстве или дисциплинированности партии на Дальнем Востоке в этот период нельзя говорить — слишком разными были её члены по своим воззрениям. Здесь стоит согласиться и с И. Сотниковой с её тезисом о «стихийно подобранных людях», но наиболее полно эту идею развила Л. Рига в книге «The Bolsheviks and the Russian Empire», где подробно разбирается происхождение многих видных деятелей большевиков и показывается, что их устранение является частью начала дисциплинирования партии, что мы видим и на сибирско-дальневосточной почве.

Хронологические рамки исследования были ограничены 1924 годом — моментом установления официальных дипломатических отношений между СССР и Китаем, а также подписанием договора по КВЖД. К 1924 году также прекратило своё существование большинство локальных акторов, о которых идёт речь в работе. На мой взгляд, совпадение централизации СССР и отношений с Китаем не случайно. Именно в 1922;23 гг. были устранены основные помехи в отношениях — это существование ДВР, локальных организаций власти, неугодных чиновников и агентов, а также завершение Гражданской Войны, что позволило дисциплинировать партию и наладить отношения с Китаем. Также в это же время Наркомату иностранных дел удалось оттеснить Коминтерн от активных внешнеполитических действий, что также способствовало центральной линии. Таким образом, мы имеем «централизацию» как государства, так и его и политики по отношению к Китаю.

Подводя итог, стоит отметить, что данное исследование показало применимость концепции Р. Суни о партии как ядре империи, а также правильность применения понятия имперской ситуации к Советской России времён Гражданской войны, учитывая сложную, неоднородную структуру ВКП (б), разный уровень самостоятельности и ответственности внутри её институтов.

Эта работа также показывает важность учитывания локальных акторов при расстановке сил внутри определённого региона. На наш взгляд, будущие авторы могут развить эту тему: существуют источники, показывающие перспективы исследования отношений, например, с Монголией, Японией или США только в рамках Дальнего Востока.

Данное исследование также не учитывало влияния небольшевистских институтов и деятелей, хотя, как следует из источников, Коминтерн нередко прибегал к сотрудничеству в Китае с белыми эмигрантами или местными интеллектуалами. Это открывает дополнительный простор для исследований кейсов Сибири и Дальнего Востока, работа над которыми ещё совершенно не завершена.