Нарушения сна у созависимых родственников больных наркоманией

Проблема зависимости, активно изучаемая в семьях больных алкоголизмом, в последние годы стала актуальной и в семьях, в которых имеются больные наркоманией. Интерес к проблематике отнюдь не случаен, он обусловлен реабилитационным заказом, так как результаты лечения больных и формирование полноценной качественной ремиссии во многом определяются внешне ситуационными факторами. Стиль взаимоотношений в семье больных, наличие наркообусловленной психической патологии у их созависимых родственников могут прямо или косвенно влиять на течение реабилитационного процесса, деформировать его и в конечном счете привести к рецидиву заболевания.

Актуальность обследования лиц, объединенных общим критерием, обозначенным как «созависимые родственники больных наркоманией» (СРБН), диктуется необходимостью медикаментозной и психотерапевтической помощи при явных нарушениях психической адаптации в виде клинически манифестированных психических расстройств либо целесообразностью психологической «поддержки» в соответствующих группах при наличии преклинических проявлений зависимости.

В данном кратком сообщении речь пойдет об одном выявленном нами синдроме — диссомническом в группе СРБН, относящемся к клиническим (психопатологическим) нарушениям. Из 64 человек с психическими расстройствами непсихотического регистра (52 человека — матери больных, 12 — жены больных) у 38 лиц отмечались стойкие нарушения сна. Диссомнический (или дизгриппнический) синдром является одним из наиболее часто встречаемых у родственников наркоманов; он мог быть самостоятельным, изолированным либо входил в структуру других нарушений. Обнаруживались пресомнические, интрасомнические, постсомнические и парасомнические расстройства. Пресомнические нарушения проявлялись в удлинении периода засыпания независимо от времени отхода ко сну, что характеризовалось как «бессонница» и выражалось в простом нарушении засыпания без каких-либо переживаний и в сложном, сопровождающемся симптомом «мыслительной жвачки». В последнем случае созависимые родственники наркоманов обдумывали сложившуюся ситуацию, мысленно просматривали семейные сценарии, искали пути оздоровления отношений, понимали непродуктивность ночных переживаний, неконструктивность мысленного поиска, но не могли избавиться от утомительного анализа. Сами пациенты отмечали вязкую стереотипность и прилипчивость (граничащую с навязчивостью) этих переживаний, считая их причиной своей бессонницы. Вместе с тем обе категории обследованных (с простым и сложным нарушением засыпания) утверждали, что эти проявления впервые возникли в связи с наркотизацией их родственников. Нарушение биологического ритма «сон — бодрствование» было вызвано поздними приходами наркотизирующихся родственников либо их ночным отсутствием, непрогнозируемыми поступками с неожиданными отлучками и «ускользающим» поведением.

Интрасомнические нарушения выражались в чрезвычайно чутком, поверхностном сне с частыми пробуждениями, что впоследствии ощущалось как «чувство отсутствия сна». Как и при нарушении засыпания, пациенты утверждали, что сон по типу «дрема — бдения» был вызван изначальной необходимостью контроля за ночным поведением родственников-наркоманов. В периоды ремиссий у больных наркоманией расстройства сна у их созависимых родственников не исчезали, так как подкрепляли необходимость контролирующей функции (контроль за воздержанием).

Парасомнические нарушения имели место в виде изменения содержания сна, появления кошмарных сновидений. Сны устрашающего характера чередовались со снами с незавершенными действиями (побеги, погони, опоздание на поезд, потери багажа, поиски дома и т. д.) Невротическая основа этих сновидений была очевидной; обследуемые отмечали наличие ощущений мучительной безысходности и неспособности что-либо предпринять, которые преследовали их во сне. В отличие от сновидений больных наркоманией, в которых даже в периоды ремиссии присутствовала наркотическая атрибутика (шприцы, кровь, «чеки»), у родственников больных преобладало абстрактно-символическое содержание снов, отражающих актуальные переживания тревоги и страха.

Постсомнические нарушения проявлялись в раннем пробуждении (за 3−4 часа до режимного) в течение длительного периода времени. Как и при нарушении засыпания, расстройства просыпания были простыми, не сопровождавшимися негативными переживаниями (резкое пробуждение с ощущением достаточности сна), и сложными, сочетавшимися с чувством необъяснимой тревоги, стеснения в груди, обиды, жалости к себе. В отличие от вечерне-ночных переживаний, тематика которых была проста и прозаична, и вся фабула которых сводилась к пересмотру дневных событий, предрассветные переживания нередко сопровождались глобальным чувством своей несчастливости, бессмысленности существования, ощущением экзистенциального кризиса.

На наш взгляд, клинически выраженные расстройства под общей рубрикой «расстройств сна» (F 51) или с синдромологическим обозначением «диссомнический синдром» требуют нозологической идентификации, даже если это сопряжено с диагностическими трудностями. Так, пресомнические расстройства с симптомом «умственной жвачки» могут быть следствием невротической фиксации на негативных аспектах с мыслительной проработкой наркоситуации в семье и эмоциональными переживаниями по этому поводу, что возможно у любого созависимого лица. Вместе с тем мучительный ночной анализ событий с инвентаризацией болезненных проблем и навязчивым мыслеобразованием характерны для лиц с ананкастными расстройствами личности в рамках характерологической дезадаптации.

В первом случае клинические проявления были отнесены нами к рубрике F 42.0 — «Преимущественно навязчивые мысли или размышления» («умственная жвачка»), во втором случае — к рубрике F 60.5 — «Ананкастное расстройство личности». Несколько легче была диагностика интрасомнических нарушений, так как неглубокий чуткий сон с утренним ощущением «отсутствия сна» в большинстве случаев входил в структуру неврастении (F 48.0) и был обусловлен снижением порога восприятия на внешние, а затем и внутренние раздражители.

Парасомнические нарушения в виде кошмарных сновидений также были присущи невротическим расстройствам независимо от специфики самого невроза.

Наконец, постсомнические нарушения с ранними пробуждениями, переживаниями тревоги и личностной катастрофы, накатом чувства несчастливости и обделенности, несправедливости «судьбы», относятся к аффективным расстройствам (F 32), диссомническому варианту маскированной депрессии.

Любопытным представляется факт наличия дефицита сна (инсомнии), а не его избытка (гиперсомнии), что может свидетельствовать об определенной коморбидности с тревожно-депрессивными нарушениями. Вероятно, постоянная актуальность наркотической тематики в семье, неразрешимость наркоситуации (либо ее временная ситуационная разрешимость) мобилизирует «alarm''-реакции, анксиозные проявления, что отражается на продолжительности и качестве сна родственников больных. Фактически диссомническая тревожность с нарушениями ритма «сонбодрствование» является побочным проявлением копинговых процессов, направленных на совладание, преодоление ситуации, и свидетельствует о чрезмерной и неадаптивной включенности «механизмов борьбы». Примечательно и то, что при возникновении у наркоманов ремиссий различной продолжительности состояние сна у их родственников не стабилизируется. Не исключено, что чередование ситуаций «ремиссия-рецидив» оказывает такое же негативное воздействие на семью больных, как и ситуация безремиссионного злоупотребления наркотиками.

Диагностическая структурированность выявленных нарушений сна необходима для выбора медикаментозных средств — транквилизаторов, корректоров поведения, антидепрессантов. Нозологическая определенность позволяет выбрать психотерапевтическую модель с учетом общих закономерностей, присущих той или иной нозологии.