Добавочные замечания. 
Присоединение грузии к россии

Два течения, столкнувшиеся в Государственном Совете по поводу вопроса о Грузии, одинаково исходили из того, что этот шаг неминуемо повлечет за собой большое напряжение военных и финансовых сил России, что он разрастется в целую новую отрасль русской политики.

Но одни открыто говорили, что с присоединением Грузии свяжется исполнение заветных планов относительно Азии, и приветствовали это присоединение, другие считали такой шаг уклонением от задач гражданской культуры и внутренних улучшений^1[1].

В Государственном Совете мнение гр. Кочубея оказалось в меньшинстве; как и вообще люди этой полосы составляли меньшинство в России, скоро увидавшей падение и ссылку Сперанского. Были ли они не правы? Нельзя этого сказать. Но их противники, очевидно, ближе стояли к истинному духу русской политики. Те методы разрешения вопроса о Грузии, которые предлагались противниками ее полного присоединения, едва ли когда-нибудь применялись Россией. Напротив, сторонники присоединения говорили языком и тоном, какие России пришлось слышать очень часто.

Течение, победившее в разобранном нами случае, побеждало почти всегда и позже. Очевидно, ему благоприятствовала «история», и несовместимость «империализма» с «гражданскими» стремлениями не раз еще дала себя почувствовать.

Император Александр I довольно благожелательно относился к народам нерусской национальности, которым довелось стать при нем русскими подданными. Нежелание Императора доводить до конца оккупацию Грузии и лишать ее всякой независимости, против воли ее населения, вполне вытекает из его характера и тех убеждений, с которыми он выступил на свое политическое поприще. Правда, на этот раз точка зрения государственного интереса взяла верх над нерешительностью, проявленной было монархом; и первоначальное настроение его не принесло Грузии осязательных результатов. Зато, восемь лет позже, финляндцам явлены были в полной мере знаки расположения Императора, желавшего нравственной связи с новыми своими подданными, а не одной материальной, основанной (в данном случае) на завоевании. Всем известно, что отсюда последовало для Финляндии и как судьба ее резко отличалась от судьбы Грузии.

Еще позже, после Венского конгресса, Александр даровал конституцию русской Польше, учреждая сперва в завоеванной стране представительный порядок правления, который он думал ввести затем и во всей Империи.

В отношении императора к финляндцам и полякам легко узнать Александра, не пожелавшего, по вступлении на престол, согласиться на присоединение Грузии, считая такое присоединение несправедливостью. Тот же человек, то же настроение; и если так различны результаты, то виной этому, прежде всего, обстановка, при которой разрешались вопросы: «домашние» приемы, уместные, но отношению к Грузии, не годились, когда дело происходило на глазах всей Европы.

Конечно, многое надо отнести и на счет разницы культур: но мы видели, что и грузины не были вовсе безгласны, и держались определенной, веками выработанной почвы.

Именно, в условиях международного оборота, различных для Грузии и ее европейских товарищей по судьбе, надо искать разгадку того, странного на первый взгляд, явления, что больше внимания было уделено желаниям завоеванной шведской провинции, и русской части рассеченной натрое Польши, чем просьбам единоверного, исконно-дружественного народа, имевшего, вдобавок, старинную, хотя и крайне отсталую, государственную организацию.

кк к

После падения царства Карталино-кахетинского, присоединение остальных грузинских владений — Имеретин, Мингрелии, Гурии, Абхазии — было делом лишь времени. Мы знаем, как широки были планы, подсказавшие инкорпорацию Грузии. В нескольких шагах от Черного моря, Россия не могла остановиться — а остановить ее не могли владетели, с упоением терзавшие друг друга. В ближайших интересах могущества России, и без особенного ущерба для грузинского народа, как бы то ни было сплоченного теперь под одними законами, владения Западной Грузии постепенно лишились автономии, путем отчасти добровольным, отчасти manu militari, притом, не без «авангарда» из благородных металлов.

Золотое руно Колхиды нашло наконец своего хозяина: явился он из Скифии, а не из Эллады. Но бесчисленные аргонавты разных пород и разных веков много вырвали клочьев из этого руна, — ив каком поврежденном виде попало оно в руки России! Как оно износилось со времен Язона!

• [1] Отметим, что позже именно гр. Кочубей, принципиальный противник такогоприсоединения Грузии, какое состоялось, с особенной энергией настаивал на смещении Кнорринга. Кочубей находил, что раз Грузия занята, то надо из этого приобретения извлечь наибольшие выгоды, но для достижения этой цели необходимо иметь тамспособного человека, а не такого, как Кнорринг. См. Извлечения из «Заседаний неофициального комитета» в приложениях к 1-му тому «Истории царствования императора