Средневековая церковь. 
История германии с конца средних веков

Это положение изменилось лишь с того времени, как германские варвары вторглись в Римскую империю и в связи с этим исчезла массовая бедность, как общее явление.

Правда, и в средние века было много массовой нищеты, но источником ее были военные опустошения, неурожаи или эпидемии, а не то обстоятельство, что люди были неимущими. Христианская церковь сумела искусно приспособиться к этим новым условиям; из благотворительного учреждения она превратилась в политическую организацию. Церковные имущества окончательно перестали быть имуществом бедных. В девятом веке появились исидоровы декреталии: собрание нагло фальсифицированных церковных законов, которые должны были обосновать притязания римских пап на мировое господство и которые легли в основу их дальнейшей политики. Согласно этим декреталиям, под бедными, достояние которых составляет имущество церкви, следует разуметь только духовенство, давшее обет бедности. В двенадцатом веке эта теория нашла последовательное завершение: папская власть заявила, что все церковные имущества принадлежат ей, и каждый папа может располагать ими по своему усмотрению.

Как политическая сила, римская церковь подчиняла себе все средневековье. Она противостояла вторгающимся варварам, как единственная организация, которая еще сплачивала римское государство, как представительница римского способа производства, который, несмотря на весь его упадок, все же был выше способа производства у завоевателей, как бы ни превосходили они вырождающихся римлян морально и физически. Церковь знакомила германцев с высшими формами земледелия; до поздней эпохи средних веков монастыри оставались образцовыми сельскохозяйственными учреждениями. Духовенство обучало германцев ремеслам и искусствам. Церковь, насколько зависело от нее, содействовала торговле. Вся наука средних веков сосредоточивалась в церкви; она давала врачей, архитекторов, историков; она же, — так как только здесь и было уменье читать и писать, — доставляла для новых королей чиновников, без которых они не могли бы обойтись. С возрастанием власти короля над народом росла и власть церкви над королем. Всякое расширение государственной власти знаменовало усиление и церкви; завоевание языческих стран совершалось в виде основания новых епископий.

Конечно, церковь заставляла дорого оплачивать свои услуги. К ней шла десятина, — единственный общий налог, существовавший в средние века. Но важнейшим источником власти в средние века была земельная собственность, и средневековой церкви удалось захватить в свои руки по меньшей мере третью часть всего землевладения. Церковь умела использовать свою силу с большей прибыльностью, чем могли ее использовать король и дворянство. Ее владения были наилучшим образом возделываемые, наиболее плотно населенные, ее города — самые цветущие, а потому доходы и сила, извлекаемые ею, были больше, чем доставляемые королю или дворянству владениями равной величины. В противоположность королю и дворянству, ей не приходилось большую часть своих доходов затрачивать на военные дела; а если средневековым аббатам и епископам все же довольно часто приходилось участвовать в войнах, они, во всяком случае, не были связаны с войной в такой мере, как светские сеньоры. Поэтому у них не было нужды так взвинчивать эксплуатацию своих вассалов и крепостных; по средневековой поговорке, хорошо было жить под жезлом епископа, — так назывался знак его должности.

Кроме всего этого, церковь могла до известной степени поддерживать традиции, которые при ее возникновении сделали ее сильной. Так как наибольшая часть ее доходов составлялась из продуктов в натуральной форме, то, как бы ни роскошествовали сами духовные, их житницы всегда были хорошо наполнены. Когда случалась война или неурожай, церковь часть избытков из своих запасов могла давать нуждающимся, и она охотно делала это, правильно оценивая, какую власть над массами населения доставляет ей попечение о бедных.

В связи со всем этим в средневековой общественной организации не было ни одного класса, который не был бы заинтересован в поддержании церкви. Конечно, не все в одинаковой мере: у королевской власти и дворянства было немало жестоких схваток с церковью. Тем не менее, если они и стремились ограничить власть церкви, они не могли помышлять и не помышляли о том, чтобы выступить вообще против существования церкви: это было бы равносильно нападению на само средневековое общество. Церкви принадлежало господство над всей материальной, а вместе с тем и над духовной жизнью средних веков. Она настолько срослась со всей народной жизнью, что на целые столетия церковный строй мышления превратился в своего рода инстинкт, которому слепо следовали, как закону природы, и что все проявления общественной, государственной и даже семейной жизни выступали в облачении церковных форм.

Германские племена, которые, как, напр., ост-готы и вандалы, хотели основать свои государства на обломках Римской империи в антагонизме с римской церковью, погибли. Напротив, на долю племени франков, которое с самого начала основывало свое государство в союзе с римской церковью, выпала гегемония на Западе, хотя оно отнюдь не отличалось христианскими добродетелями, а, напротив, пользовалось наихудшей репутацией среди германских племен. Король Хлодвиг, который в 496 году присоединился к римской церкви, был одним из ужаснейших извергов, каких только знает история. Король франков в союзе с главой римской церкви объединил западно-европейский христианский мир в единое тело с двумя головами, светской и духовной; это объединение против напиравших со всех сторон врагов представляло безусловную необходимость, но оно скоро повело к самой ожесточенной борьбе между императорской и папской властью, борьбе, бушевавшей на протяжении всех средних веков. В последнем выводе борьба постоянно завершалась победою папской власти, хотя бы унижение, напр., императора Генриха 4-го перед папой Григорием 7-м в замке Каноссе (1077 год), вошедшее в поговорку; характеризующую превосходство папской власти, и являлось в действительности временным торжеством императора. Церковным покаянием перед верховным главой христианского мира, которое по средневековым воззрениям не представляло ничего бесчестящего, Генрих 4-й разрушил стремления к мировому господству, которые питал папа, соединившийся с германскими государями для подчинения императорской власти.

Главная причина того превосходства, которое обнаруживала папская власть над императорской, заключалась в том, что папы имели возможность развернуть больше силы в борьбе против внешних врагов, чем императоры. Благодаря этому папская власть представляла несравненно большую необходимость для христианских народов, чем императорская власть. Крушение Римской империи привело в движение не только германцев, но и все многочисленные племена полуоседлых или совершенно кочевых варваров, обитавших в соседстве с Римской империей и германцами. Через Эльбу напирали славяне, степи южной России высылали один кочевой народ за другим: гуннов, аваров, венгров, которые распространили свои завоевательные походы через Рейн и Альпы до Северной Италии. Из Скандинавии явился народ отважных пиратов, норманнов, которые господствовали на Балтийском море, овладели Россией, задолго до Колумба открыли Америку и с конца восьмого до одиннадцатого века угрожали уничтожить всю созданную с великим трудом культуру сделавшихся оседлыми германских народов. Но самым опасным врагом последних были сарацины, которые, получив толчок от арабов, двинулись, чтобы найти добычу и обиталища в странах высшей, культуры.

В борьбе с миром этих врагов, которые в десятом веке были недалеки от того, чтобы задавить христианский мир, папство превратилось в победоносного вождя, которому мировое господство досталось поэтому само собою. Папство подчинило себе славянские народы посредством той же силы, какою оно покорило германцев: они должны были принять христианство, т. е. римский способ производства. Сделав их оседлыми, папская власть обезвредила их. Затем Рим заключил союз с норманнами, чтобы совместно с ними вести борьбу против сарацин. Норманны сделались вассалами папы, который отдал им в качестве ленов их завоевания; с помощью пап они завоевали Англию и Нижнюю Италию. Но зато с помощью норманнов папская власть начала против сарацин наступательные войны, известные под именем крестовых походов, первый из которых относится к 1095 году.

Жажда земли гнала на Восток норманнов, которые, несмотря ни на что, так и остались строптивыми вассалами пап; в Палестине, Сирии, на Кипре они основали феодальные государства. Если они являлись передовыми борцами в рядах крестоносцев, то главная масса последних составлялась из людей, которым на родине терять было нечего: из крепостных, которые не могли дольше сносить гнета феодальных господ, из разорившихся элементов низшего дворянства, — недаром один из них назывался Вальтер Голяк. Но власть папства настолько выросла, что она могло вербовать и таких борцов, которые лишь с большой неохотой несли на Восток крест, являвшийся боевым знаком папства; к числу таковых принадлежали и некоторые германские императоры.

Этому постоянному возрастанию силы духовной монархии соответствовало растущее бессилие светской монархии. Основой феодального общества было крестьянское и ремесленное производство в рамках общины марки. Одна или несколько деревень обыкновенно составляли марку с общей собственностью на лес, выгоны и воды. Весь процесс средневекового производства протекал внутри этих общин; община марки представляла хозяйственный организм, производивший все, что ему требовалось; он был самодовлеющим организмом, и потому у него не было почти никаких хозяйственных связей с внешним миром. Таким образом возникли партикуляризм (местное обособление) и сословная обособленность, характерные для средних веков. При таких обстоятельствах экономическая связанность феодального государства оставалась до чрезвычайности шаткой.

Государства распадались с такою же быстротой, как возникали, и даже национальный язык не мог служить сколько-нибудь сильным связующим средством, так как экономическая обособленность членов марки благоприятствовала развитию диалектов. В соответствии с этой слабой сплоченностью государства, власть главы последнего, короля, тоже была слабая. Она основывалась в сущности на том, что король был крупнейшим землевладельцем в стране, но как раз потому у него не было превосходства над объединенной силой остальных крупных землевладельцев, он был, самое большее, первый между равными, но даже и это скромное превосходство расшатывалось тем сильнее, чем больше возвышалась власть, феодального дворянства, которое все больше подчиняло себе свободных крестьян.

Правда, королевская власть нашла некоторую опору в постепенно выраставших городах. Основой средневековой городской общины послужила тоже община марки. Города развивались благодаря торговле, которая никогда не прекращалась вполне, — даже в эпоху величайшего развала, последовавшую за падением Римской империи. Конечно, у подавляющей массы населения, у крестьян, не было надобности в торговле, так как они сами производили все, что им требовалось; но сеньоры — высшее дворянство, высшее духовенство — нуждались в продуктах более развитой промышленности, в тонких тканях, предметах украшений и т. д., которые можно было достать только посредством торговли. Города возникли, как складочные места товаров, огражденные стенами от нападений хищников; как рынки для продуктов промышленности, они вызвали к жизни ремесло в качестве товарного производства. Находившиеся до того времени в вассальной зависимости ремесленники, попав в город, стремились стряхнуть с себя повинности, и вассальные ремесленники из окрестностей бежали в города, если только они надеялись получить там защиту. Ремесленники стояли вне городской общины марки, и потому были устранены от городского управления, которое находилось в руках первоначальных членов марки, превратившихся из деревенских коммунистов в высокомерных патрициев. Ремесленники же организовались по образцу общины марки в цехи и повели — зачастую успешную — борьбу против старых патрицианских родов. В той борьбе против землевладельческой аристократии ремесленники до известной степени связывались своими симпатиями с крестьянами, которые стремились к смягчению феодальных повинностей. Нередко оба класса шли рука об руку. В мелкой буржуазии наметился демократический уклон, который, однако, не был достаточно силен для того, чтобы преодолеть старинную замкнутость марки, а повел только к тому, что сфера этой замкнутой общины несколько расширилась, стала охватывать цех и общину.

Таким образом, на-ряду с общиной марки выступила новая экономическая ячейка — город с его более или менее обширной территорией. Однако, по-прежнему сохранилось взаимное обособление отдельных городов; и, хотя в первое время они давали государям известную опору в их борьбе против дворянства, тем не менее, с дальнейшим расцветом, они угрожали превратиться в новый элемент государственной раздробленности. Но здесь в отдельных городах началось то развитие, которому предстояло создать современную нацию и современную монархию.

Источники. Хорошее изложение борьбы германцев и римлян в начале нашей эры дает Н. Delbruck: Geschichte der Kriegskunst im Rahmen der politischen Geschichte, — первые главы второго тома. Критическое извлечение из этой работы дает Erganzungsheft der Neuen Zeit: Mehring, Eine Geschiche der Kriegskunst. Ценные указании относительно возникновения германо-романских государств дает Энгельс: Возникновение семьи, частной собственности и государства, в главе об образовании государств у германцев Кроме того, можно воспользоваться: Лампрехт, История германского народа, два первых тома, но в особенности первый том; позднейшие томы этой обширной исторической работы все больше и больше падают; читать ее было бы потерянным Временем для рабочего. С возникновением христианства и господством средневековой церкви наилучшее знакомство дает Каутский в различных работах, которые все появились в штутгартском партийном книгоиздательстве: «Возникновение христианства», основная работа, впрочем, непосредственно не связанная с германской историей; далее «Предшественники новейшего социализма» (первый — и единственный — полный русский перевод по новейшему немецкому изданию только что вышел в издании, переработанном мною. И. С.); в первой главе первого тома говорится о первоначальном христианском коммунизме; наконец, «Томас Мор и его Утопия; в первом отделе мастерски описан переход от феодально-средневекового к современнокапиталистическому строю, — несравненно короче, но в то же время с бесконечно более исчерпывающей полнотой, чем в какой-либо буржуазной исторической работе.